История двадцатая. Милосердие
История двадцать первая. Буйство общественной жизни
История двадцатая. Милосердие
К исходу века и тысячелетия стало заметно возрастать число нищенствующих на улицах Саратова. Ни реформы, ни шоковая терапия в свое время не привели к такому массовому исходу разного рода убогих на улицы. Вероятно, появилась тогда новая социальная мода. Были социальные моды на моряков, летчиков, потом на рэкетиров и путан и, как ни странно, на нищих. И тогда группа молодых и озорных саратовских журналистов решила эту странность изучить.
Исследовательский эксперимент был поставлен очень основательно. Самый отчаянный экспериментатор переоделся падшей женщиной. Падшей настолько давно, что ее одежды превратились в живописные лохмотья. С утра пораньше засланная нищенка расположилась возле ограды Старого собора и стала с вожделением, но смиренно, рассматривать прохожих. Тихая радость созерцания была вскоре разрушена сокрушительным ударом костыля по голове переодетого журналиста.
Безногий нищий, внезапно обретший весь набор нижних конечностей, стал нещадно лупить попрошайку-дебютанта. Ему ассистировали другие увечные. Для спасения своей совсем еще молодой жизни журналист бросился бежать. В ходе преследования резвого экспериментатора увечным удалось нанести ему еще несколько серьезных ударов, и, если бы не заступничество коллег, журналист стал бы самым молодым и самым увечным из саратовских нищих.
Досталось от немощных и болезных и защитникам мнимого, вернее мнимой, нищенки. Когда после редакционной планерки журналисты демонстрировали свои раны и увечья, казалось, что они чудом пережили авиакатастрофу, взрыв бытового газа и встречу с футбольными фанатами всех российских команд одновременно.
История двадцать первая. Буйство общественной жизни
Вторая половина девяностых годов в нашей губернии была ознаменована буйством социальной жизни на фоне всепобеждающей гламурной революции. Новый губернатор, его окружение, простые, но легко внушаемые граждане бросились в погоню за наслаждениями и славой. В народе обсуждались проекты строительства аэродрома на Казачьем острове. На весь свет прогремела затея со съездом в Саратове дам древнейшей профессии. Хитрые и предельно эмансипированные московские журналистки писали весьма пикантные репортажи и очерки об интимной жизни областного чиновничества.
Грандиозным празднеством, сопоставимым по масштабам с коронацией какого-нибудь шахиншаха, стало празднование 200-летия Саратовской губернии. Правда, уже после начала шумной подготовки к славному юбилею оказалось, что дата совсем не такая круглая, но эту нелепицу просто проигнорировали.
Губернские начальники напоминали маленькую девочку, добравшуюся до маминой косметики и изукрасившей себя по своим представлениям о красоте. Апофеозом захолустного гламура явилось знаменитое замечание улыбчивого нашего губернатора по поводу мужских достоинств Билла Клинтона и губернаторской зависти к некой Монике.
Каждому, кому приходится часто выступать перед публикой, случается ляпнуть порой несусветную чушь. Но страшную силу эта чушь приобретает на этапе перехода в устное народное предание. Было время, когда пассажиры поездов, прибывающих утром в Москву, разбегались по Павелецкому вокзалу с удивительной для солидных людей скоростью. Всему виной были московские бесстыжие носильщики. Они с наигранным участием интересовались у смущенных саратовцев, как обстоят сексуальные дела у нашего губернатора с американским президентом, не ссорятся ли они и стоит ли ждать нового международного скандала из-за этой возвышенной любви.
А несколько позже изнывающая в поисках «информационных поводов» для самопрославления губернская власть решила раздать населенные пункты и земли области во владение областным чиновникам. Вопрос о статусе проживающих на этих землях граждан не был до конца проработан. В качестве наиболее приемлемого варианта возникла идея возрождения крепостного права. Эрудированные представители чиновничества стали осторожно интересоваться, будет ли восстановлено и право первой ночи, но высшее руководство уже переключилось на новую глобальную затею. В Саратове было решено соорудить храм всех религий.
В целях экономии предлагалось, чтобы служитель на колокольне одновременно звал правоверных к намазу, колокольным звоном приглашал православных к обедне и, на всякий случай, постукивал в шаманский бубен. Духовенство всех религий было встревожено и озадачено, но беспокойное руководство вновь возвратилось к животрепещущей теме съезда жриц любви, и священники, имамы, раввины и ламы были оставлены в покое.
Все эти нововведения предлагались вполне серьезно, столь же серьезно обсуждались, создавались разного рода рабочие группы для строительства суперхрама или подготовки съезда гулящих дам. Десятилетие непрерывного массового, социального анекдота - явление нетривиальное даже для нашей загадочной и непредсказуемой народной души. Когда-нибудь оно станет предметом пристального изучения культурологов, социологов, а может, и психиатров.