Уроки морали и нравственности

История двадцать шестая. Общественный договор

На исходе девяностых годов у саратовской власти возродился вкус к празднично-массовым мероприятиям. Флаги и транспаранты в залах собраний, бравурная музыка и толпы участников - все в духе советского гламура - сопровождали мероприятия. Непривычный, а потому страшный капитализм стал, кажется, тихо скуля, уползать в тень обыденности.

Губернатору и его команде пышность праздников позволяла демонстрировать мощь и великолепие органов власти, а приближенные к этим органам общественники имитировали множественные восторги от общения с этими органами. В те же самые славные годы исхода тысячелетия российские граждане в социологических опросах начали высказывать тоску по «сильной руке». Недавние мечты о том, что при капитализме все само собой обустроится, не сбылись. Работать и думать - к такому мы не привычные. Помечтать да поразмышлять - это в нашем вкусе.

На одном из заседаний тогдашней Общественной палаты, столь же многочисленной и «эффективной», как нынешняя, возник спор между двумя общественниками. Модно тогда было подписывать между областными властями и общественными организациями договоры о взаимодействии и сотрудничестве в борьбе за экономическое процветание, духовность, законопослушность и так далее. Общественников смутило отсутствие санкций за нарушение договора. Вдруг, например, общество филуменистов проявит недостаточное рвение в борьбе за капиталистическую законность?

И нашла коса на камень. Одни требовали строгого наказания лидера нарушителей, другие же считали необходимым такую организацию распустить вовсе. Сорвали своими воплями микрофон на трибуне, но к общему мнению не пришли. Председательствующий на заседании объявил кофе-брейк - перекур, по-старому.

Никто из присутствующих не заметил, куда исчезли два спорщика. Надо отметить, что несомненным достоинством прежней Общественной палаты была ее открытость для всех желающих употребить себя на общее благо. Участники заседания собирались в большие и малые группы, входили и выходили, одним словом, тусовались. Перерыв заканчивался, работники орготдела правительства стали загонять публику в зал. Внезапно людской гомон начал стихать. Вошли непримиримые спорщики. Один из них, сторонник более мягких санкций, прикладывал к носу большой кусок снега (дело происходило зимой). Снег был обильно окрашен ярко-алой кровью. Второй спорщик - сторонник жестоких расправ над нерадивыми общественниками, что-то участливо говорил раненому.

Бывшие противники в один голос предложили принять самые жесточайшие санкции к нарушителям общественного согласия. Собрание единодушно поддержало формулировку в духе «сильной руки». Усталые общественники дружно устремились к выходу. На улице, недалеко от входа, недавно выпавший снег был истоптан, по нему тянулся тоненький кровавый след.

История двадцать седьмая. Жуткая встреча

Был я однажды в командировке в одном российском городе. Читал там студентам лекции и принимал экзамены. Выдалось как-то несколько свободных часов, и я отправился погулять. На одной из тихих улочек, запруженных припаркованными автомобилями, увидел человека, лицо его показалось мне знакомым. Случайный встречный тоже воззрился на меня. Не останавливаясь, я продолжил неспешную прогулку и вдруг вспомнил давние-давние годы. Обернувшись, увидел, что незнакомец широко улыбается мне и что он вовсе не незнакомец. Мы подошли друг к другу и без труда установили, что когда-то, когда я был летчиком, мой собеседник был командиром десантного батальона. И мы вместе участвовали в больших военных учениях, потом как-то встретились в Афганистане.

Я немного рассказал о себе: вышел на пенсию, защитил диссертацию, теперь сею, по мере возможностей, разумное и вечное. Давний мой знакомый немного помолчал и спокойным, обыденным голосом сказал: «А я киллером работаю». «Это как?» - спросил я. Тогда бывший сослуживец рассказал, как к нему поступают заказы, как он их выполняет, как с ним рассчитываются за работу. Казалось, краски внешнего мира поблекли, мне стало зябко и тревожно. Я, конечно, не из тех людей, ради которых киллеров беспокоят, но разговор как-то разладился.

Уловив мое смятение, собеседник спросил: «Ты чего так насупился? А в Афгане мы чем занимались, не этим же? Я за каждый заказ не хватаюсь, работаю только по отъявленным мерзавцам. Волк - санитар природы, а я санитар общества». Улыбка, манера говорить - все было как у прежнего бравого комбата, веселого и храброго офицера, которого уважали солдаты и любили сослуживцы. Наступило неловкое молчание. На прощанье давний мой знакомец сказал, что нынешнюю деятельность он заканчивает и удаляется на покой.

Мы пожали друг другу руки и разошлись.