История тридцатая. Потемкинские деревни
История тридцать первая. Больные и болезные
История тридцатая. Потемкинские деревни
Рубеж тысячелетий - миллениум - пробудил в гражданах детскую непосредственность восприятия и жажду обновления. В славном городе Энгельсе в те времена все было далеко не так красиво и гладко, как сейчас. Очень часто улицы города украшала своеобразная архитектура малых форм - горы мусора различной высоты и конфигурации. Никаких негативных эмоций они не вызывали, ведь кругом - в «столичном» Саратове, в Перелюбе и Турках - мусорные монументы были столь же непременной частью пейзажа.
Вознамерилось в те времена одно высокопоставленное лицо посетить Саратовскую губернию и выехать за пределы изгороди вокруг правительственных зданий. Губернатор метал громы, молнии и ценные указания. Нужно было в кратчайший срок привести города и окрестные сёла в максимально приличный вид, то есть заняться привычным в России строительством потемкинских деревень. На одной из оживленных трасс города Энгельса еще с советских времен росла мусорная пирамида. Скучный серый советский мусор стал дополняться ярким и пестрым заграничным.
В одно прекрасное утро у подножья пирамиды засуетилась небольшая группа работяг под руководством несметного множества начальников. Грохотала техника, орали вороны и разбегались по окрестностям перепуганные крысы. Через несколько часов взорам изумленных проезжающих и прохожих открылся строгий английский сквер с посыпанными красной кирпичной крошкой дорожками, литыми чугунными скамейками в окружении роскошных пушистых елей.
Высокопоставленное лицо промчалось мимо рукотворного чуда, вероятно, и не взглянув на необычайную красоту. Потом случилась непогода, красавицы-елки попадали - они были не посажены, а просто воткнуты в землю. Казалось, создается фундамент для новой безобразной пирамиды, но свершилось самое настоящее чудо. Окрестные жители убрали павших красавиц, посадили настоящие деревца, восстановили строгую чистоту и красоту. Благоустроенность понравилась людям, видевшим ее только в кинофильмах.
Потом появилось новое градоначальство, и от бывшего покровско-энгельсского захолустья не осталось и следа. Прежний гадкий утенок на глазах превращается в чопорного и элегантного лебедя. Классик прежних времен учил, что идеи становятся реальной силой, когда овладевают людскими массами. Людские массы, населяющие Энгельс, находят в себе силы не мусорить, содержать в чистоте дворы и улицы. Потемкинская деревня, созданная ради давно забытого высокопоставленного лица, заразила респектабельностью целый город, а попадавшие бутафорские елки зародили в душах тоску по спасительной красоте.
История тридцать первая. Больные и болезные
Каждого человека, даже очень здорового, осторожного и предусмотрительного, поджидает в жизни какая-нибудь напасть - синяк во все тело, вывих челюсти или мигрень с инфлюэнцей. Потерявший здоровье человек, разумеется, стремится восстановить утерянное каноническим путем - через медицинскую помощь. Называются эти люди больными. В перспективе они вновь станут здоровыми. Есть еще одна категория посетителей поликлиник - это болезные. Им нравится лечиться. Здоровыми они не будут никогда, потому что им этого не хочется.
Однажды в жаркую летнюю пору я простудился. Обычно простуды проходили сами собой, но на сей раз зараза прицепилась прочно, и вдобавок что-то с сердцем стало непонятное твориться. Спасибо неизвестным добрым людям, не поленившимся вызвать «скорую помощь», когда стал я задыхаться на скамейке у трамвайной остановки. Пока меня возили по городу, пытаясь пристроить в какую-нибудь больницу, предварительно накачав лекарствами, я почувствовал себя вполне прилично и попросил отпустить на волю. Тут, однако, определились с больницей, и залег я в реанимацию.
Буквально через неделю стараниями врачей я встал на ноги и прошел от кровати до окошка. Потом оказалось, что кололи меня неправильным лекарством и здорово навредили печени. Отправили меня от греха домой, чтобы исцелялся я под присмотром кардиолога из поликлиники. Ранним утром отправился я за исцелением к незнакомому кардиологу. В нетвердых руках нес объемистую папку с кардиограммами, результатами анализов и прочими священными текстами. Поликлиника находилась не очень далеко, я сделал всего два привала для проглатывания таблеток.
Несмотря на ранний час, фабрика по исцелению простых людей гудела, как гигантский, бестолковый улей. Кабинет кардиолога оказался на четвертом этаже. Если бы в здании поликлиники было сорок этажей, кардиолога посадили бы на сороковом. По запруженным народом лестницам часа через полтора я протиснулся на четвертый этаж. Люди в нем стояли плотной массой. Это были в основном широкоплечие женщины пенсионного возраста. Субтильные старушки попадались очень редко. В углу был притиснут какой-то пожилой мужчина с безумными глазами и вывалившимся языком.
Пытаясь пробраться к вожделенному кардиологу, я встретил отчаянное сопротивление и получил массу советов. Оказалось, разыскиваю я этого врача совершенно напрасно. Кроме инфаркта, стенокардии и бумаг из больницы, у пациента должен быть особый аусвайс, именуемый «талон». Схема получения талона была столь сложной, что теория элементарных частиц в сравнении с ней - немудреная детская считалочка.
Пораженный великой премудростью, направился я к выходу. За спиной раздавались восклицания атлетических болезных старушек: «Каких дураков только здесь не встретишь, приперся без талона, ему, видите ли, к самому кардиологу надо!» Когда выбрался я наружу из фабрики здоровья, день клонился к вечеру. Посидев на крыльце и наглотавшись таблеток, отправился я домой. По пути сунул папку с медицинскими бумагами в мусорный контейнер. Много там интересного, наверное, написано было про мое сердце. Интересного, но ненужного. Наше бесплатное здравоохранение, видимо, не на больных рассчитано, а на болезных.