Обвинительный приговор, вынесенный судьей Волжского районного суда Светланой Макаровой в отношении Михаила Макеенко, обжаловала прокуратура, которая требует направить дело на новое судебное разбирательство. Обжаловала приговор и сторона защиты: она настаивает на прекращении производства по делу за отсутствием события преступления. Свое мнение о судебном процессе высказывает адвокат Елена Левина.
Обвинительный приговор, вынесенный судьей Волжского районного суда Светланой Макаровой в отношении Михаила Макеенко, обжаловала прокуратура, которая требует направить дело на новое судебное разбирательство. Обжаловала приговор и сторона защиты: она настаивает на прекращении производства по делу за отсутствием события преступления. Свое мнение о судебном процессе высказывает адвокат Елена Левина.
- Елена Михайловна, ведь именно вы назвали приговор «соломоновым решением»? И, похоже, попали в самую точку.
- Я давно определила это дело как более чем странное. И, с моей точки зрения, оно завершилось незаконным приговором. Я могу сейчас так говорить, потому что защита обжаловала приговор. Да, я назвала приговор соломоновым решением, что потом СМИ и процитировали. Что я имела в виду? У суда хватило, может, упорства, может, смелости, принять решение, которое, на взгляд многих, устраивает обе стороны. Лично я, не скрою, ощущала прокурорское давление в данной ситуации. Удивительно то, что Макеенко не посадили. Хотя не за что было сажать, ведь бесспорных доказательств его вины нам так и не представили. Тем не менее, обвинительный приговор суд вынес, что теоретически прокуратуру должно было удовлетворить. В то же время если наказание определено, оно должно быть за что-то, а это «что-то», с моей точки зрения, настолько сомнительно, что говорить о законности приговора здесь не приходится. Защита не раз ставила вопрос и перед следствием, еще до рассмотрения дела в суде, и непосредственно в суде, об исключении из числа допустимых доказательств, которые вызвали сомнение. Я далека от мысли, что такой профессиональный и грамотный судья, как Светлана Макарова, не видела недостоверности многих представленных суду обвинением доказательств. Думаю, прекрасно видела. И не исключаю, что это тоже была определенная позиция. У нас сейчас много говорят о том, что суды должны быть объективными и беспристрастными. В то же время в течение многих лет у нас обвинение и суд были заодно, то есть в судах превалировала тенденция именно к обвинительному приговору, и она еще не выветрилась. Приоритет обвинения довлеет в судах, поэтому приходится прилагать множество усилий к тому, чтобы добиться гарантированного Конституцией и уголовно-процессуальным законодательством равенства участников процесса. Вы сами слышали в суде, сколько раз мы заявляли ходатайства. Прокуратура тоже, но ходатайства обвинения суд в основном удовлетворял, а наши - нет. Допустим, от обвинения принимают ксерокопию документа на итальянском языке, а у защиты не принимают официальный документ, заверенный печатью, поскольку, по мнению суда, он не имеет отношения к делу. Из такого отношения к стороне защиты порой и складывается отношение к суду. Наверное, пока сам человек на собственной шкуре не испытает такого давления, он и выводов не сделает. Такое впечатление у меня складывается потому, что нарушений было более чем достаточно. Это также дало основания Макеенко М.А. прямо говорить о фальсификации доказательств и провокации. О провокации, впрочем, защита тоже говорила. Вот смотрите. Если обвиняемый в покушении на дачу взятки Макеенко на самом деле шел в прокуратуру с деньгами, то как он их вообще туда пронес? Он что, пять пачек по сто тысяч рублей положил в карман? У него в машине барсетка оставалась, если уж надо было деньги нести, он бы ее взял. Затем, если он положил деньги в стол Матросова (главный свидетель обвинения. - Авт.), почему он не задержал его с поличным? Если пачки денег Макеенко держал в руках, на них следы должны были остаться, тем не менее, экспертизы здесь не было. А почему? Вопрос, наверное, следует адресовать прокурору. Сам же Макеенко, например, говорил, в том числе и в суде, что, по его мнению, у него кто-то хочет просто отобрать бизнес. Не знаю, так ли это, но не исключаю, что в словах Михаила Александровича доля истины есть. Я помню, как он, не называя, правда, фамилий, говорил о том, что к нему приходили с соответствующими предложениями. Что там было на самом деле, как раз и должна была установить прокуратура. А суд пошел по пути избирательной оценки доказательств. Еще одно обстоятельство не могу не отметить. Показания свидетелей стороны обвинения суд, несмотря на противоречия, принимал как достоверные, а свидетельские показания защиты в основном ставились под сомнение.
- Что все-таки, по-вашему, двигало судьей? Она сама приняла такое решение, чтобы лично ей было проще?
- Мне сказать сложно. Сначала со стороны прокуратуры было заявление, что она довольна приговором, поскольку он обвинительный. Тем не менее, приговор обжалован.
- А чего прокуратура хочет? Четыре года общего режима для Макеенко?
- Прокуратура хочет, чтобы приговор был отменен, а дело направлено на новое рассмотрение в ином составе суда. Зачем им эта головная боль, мне сказать сложно. Мы тоже просим отменить приговор, но мы просим прекратить производство по делу, поскольку считаем, что доказательства вины Макеенко нет. И более того, мы считаем, что само событие преступления не доказано.
- Какая здесь может быть роль Матросова? Если речь идет о провокации, как говорите и вы, и Макеенко, Матросов - ее рядовой исполнитель? Не сам же он все задумал?
- Не берусь делать выводы, но у меня есть ощущение, что Матросов, в некотором роде, - невольный участник событий. А кому и зачем все это понадобилось, не могу сказать. Догадки и подозрения есть, наверное, у Макеенко, но я их не знаю, я никогда не задаю вопросов, не имеющих непосредственного отношения к делу. Но вряд ли инициатива исходила именно от Матросова. Все же обратили внимание на то, как он странно себя вел, уклонялся от ответов на вопросы, иногда просто не знал, как отвечать. Да, Макеенко говорил, что он столкнулся с предательством, подлостью и фальсификацией.
- Формы давления на суд сейчас переформатированы, подкуп или телефонное право ушли на второй план. Была, например, развернута кампания против председателя областного суда, причем отрабатывалась уже новая схема: вброс недостоверной информации в интернет, потом - тиражирование ее через СМИ. За такими кампаниями, как правило, всегда кто-то стоит. Дело Макеенко имело большой резонанс и странным образом совпало с давлением на областной суд. И вот сейчас есть решение суда, весьма неоднозначное. Можно ли здесь тоже говорить о каком-то давлении на суд?
- Судья Макарова профессионально вела процесс. Скажу и другой комплимент: я едва ли не впервые видела текст приговора, написанный хорошим литературным слогом, хорошим языком, грамотно. Если убрать его суть - читать приятно. Тем более странно выглядит такой вывод, я имею в виду обвинительный приговор. Судья как будто не видит тех огрехов, нестыковок и просто фальсификаций, по определению моего подзащитного, которыми изобиловал судебный процесс. Если говорить о давлении на суд, в том числе и через СМИ, то эта тема сегодня действительно актуальна. Когда, например, в отношении председателя областного суда некоторые СМИ распространяют небылицы, это очень похоже на давление. Может, ждут, что он дрогнет, в чем-нибудь ошибется или, наоборот, что-нибудь сделает в чьих-то интересах. Такая ситуация порочит, в том числе, и судебную систему. Да и самого человека, на которого идет такое давление, не беспокоить это не может. Что здесь происходит на самом деле, судить не берусь. Кого-то, возможно, не устраивает, что председатель областного суда долго занимает должность, кого-то, возможно, не устраивает, что к нему не подобрали определенные ключи. Такова моя точка зрения, личная. И еще: к Александру Ивановичу Галкину можно относиться по-разному, но он - профессионал высокого уровня, и я об этом уже говорила в программе «Экспертиза прессы». Повторю и сейчас, нисколько не кривя душой: саратовский суд - высокопрофессиональный. Мне приходилось и в других регионах работать, так что поле для сравнения у меня есть. Но я вижу, что есть и такая тенденция, как давление на суд, и судьи этого давления боятся. Я не зря говорю, что ничего не бывает на пустом месте. Например, в деле, о котором мы говорим, всем было очевидно, что доказательная база лопнула. Крайне редко бывает, чтобы вот так очевидно все лопалось и рассыпалось прямо в суде. Так что вопросы остались не только у защиты, они остались, например, и у СМИ, у многих других наблюдателей. Но поскольку сила у нас по-прежнему остается на стороне властных структур, шанс получить ответы на все вопросы остается небольшой.
- В нормальном суде, например, можно рассчитывать на законы и Конституцию.
- Законы, Конституция и даже Международная конвенция есть и у нас. В то же время, если мы не добьемся отмены этого приговора, тогда нам придется обращаться в Страсбургский суд.
- Вы надеетесь на отмену обвинительного приговора. Но может ли такое случиться, что он будет отменен, а дело направлено на новое судебное разбирательство, как этого желает прокуратура?
- Конечно, может. В соответствии с законом сейчас можно возвращать дела и на дополнительное расследование, и на новое судебное разбирательство. Прокуратура, собственно, и настаивает на том, чтобы после отмены приговора дело было снова направлено в суд.
- У Макеенко была возможность претендовать на суд присяжных?
- Нет, статья, по которой было предъявлено обвинение, не подсудна суду присяжных. Не исключаю, что это было сделано специально. Не исключаю также, что при суде присяжных был бы другой вариант. С учетом всего того, что мы видели в суде, присяжные никогда бы не сделали вывод о виновности моего подзащитного.
Р.S. Это интервью было подготовлено к печати до того, как стало известно об отставке председателя облсуда Александра Галкина. Редакция решила ничего в тексте не менять.