Великая вещь - поэтическая метафора. В 1927 году Владимир Маяковский назвал послереволюционную Россию (плавно переходящую в СССР) страной-подростком и, таким образом, списал не самые приятные черты советского государства на нормальные трудности пубертатного периода. Шесть с лишним десятилетий понадобилось стране-переростку, чтобы превратиться, наконец, в шамкающую брежневской челюстью страну-дедушку, а затем впасть в кому под лязганье танковых гусениц на августовском асфальте Москвы.
Великая вещь - поэтическая метафора. В 1927 году Владимир Маяковский назвал послереволюционную Россию (плавно переходящую в СССР) страной-подростком и, таким образом, списал не самые приятные черты советского государства на нормальные трудности пубертатного периода. Шесть с лишним десятилетий понадобилось стране-переростку, чтобы превратиться, наконец, в шамкающую брежневской челюстью страну-дедушку, а затем впасть в кому под лязганье танковых гусениц на августовском асфальте Москвы.
Дальше биологические процессы потекли вспять. Причем, в отличие от скотт-фицджеральдовского феномена Бенджамина Баттона (ему для возвращения из стадии дряхлости в состояние агукающего пупсика потребовалось столько же лет, сколько и для трансформации грудничка в развалину), Россия одолела необычный обратный путь за считанные месяцы. Страна-малыш образца 1991 года радовала всех младенческой невинностью. Окружающий мир, который толком не успел оправиться от многолетнего страха перед драчливым дедкой с ядерной репкой, облегченно задаривал чадо сластями и умилялся, видя, как ребенок учится мыть руки и не ковырять в носу.
Увы, меньше чем через десятилетие опять полезли неизбывные пубертатные проблемы: страна другая, прыщи те же.
Одними из первых названные старо-новые комплексы оценили и ныне творчески осваивают российские писатели-фантасты - не все, конечно, а некая их часть, которая подвизается на коммерческом стыке литературы, футурологии, истории и политики и (в силу избранного жанра) умеет чутко резонировать в такт государственным вибрациям, пусть и не всегда оформленным в постановления.
Terra Fantastica - заповедное место, где сказку можно превратить в Кафку и наоборот. В воображении подростка, обделенного вниманием, возникает сюжет мгновенного взросления и связанного с ним фрейдистского обретения невиданных ранее возможностей. По типу: «Вот я завтра вырасту и побью директора (папу, милиционера и пр.)». Ситуация, когда обидчик и обиженный меняются местами, распространена в российской фантастике. А поскольку в литературе позволено варьировать хоть будущее, хоть прошлое, «завтра» (для остроты эффекта) может превратиться во «вчера».
Жанр «альтернативной истории» ныне пышно расцветает - нередко в связке с упомянутым мотивом исторического реванша. В романе Максима Сабайтиса «Битва за небо» (СПб., «Азбука») действие разворачивается в начале 1991 года. Но это уже иной 1991-й год, фантастический. В стране монархия, на российском троне - царь Александр Пятый, отечественная валюта крепка (за две тысячи рублей дают полтора миллиона долларов), сама Россия - ведущая мировая империя, способная соперничать с тремя другими: Британской, Японской и Османской. А где же мощная Америка? А нет ее. В сконструированной реальности Соединенные Штаты - захудалая провинция, разделенная, к тому же, между британцами и японцами.
У Сергея Анисимова в романе «Вариант «Бис» (М., «АСТ») читателю предложено еще более отдаленное альтернативное прошлое. На календаре - 1944 год, но тоже расклад иной. В реальности, как известно, антигитлеровская коалиция не развалилась, несмотря на противоречия между союзниками. Однако, по Анисимову, Америка, разумеется, должна была продемонстрировать свою предательскую сущность, а потому в романе США (и примкнувшая к ним Англия) нарушают союзнический долг и подло наносят удар по советским летчикам. Но товарищ Сталин, как и положено, мудр и прозорлив: предвидя коварство Штатов, Верховный Главнокомандующий заранее дал приказ о строительстве авианосца «Чапаев», который нанесет ответный удар - всей мощью палубной авиации (благо за штурвалами сидят лучшие асы). Цитата: «Иван Кожедуб, усмехнувшись про себя напору увлекшегося американца, пристроил свой ЯК выше и сзади и, уравняв скорости машин, открыл огонь». В финале трусливые штатники и их британское охвостье вынуждены отыграть назад и заключить выгодный для СССР мир. Что и следовало ожидать.
Не только прошлое, но и будущее для Америки не утешительно. В романе Федора Березина «Развалинами Пентагона удовлетворен» (М., «ЭКСМО») российский десант проникает в стратегический центр американского оборонно-наступательного ведомства и напрочь взрывает главный компьютер США вместе с Пентагоном. В романе Дмитрия Янковского «Рапсодия гнева» (М., «ЭКСМО») российские патриоты меткими выстрелами из снайперских винтовок срывают коварные американские планы оккупации Крыма. В романе Андрея Максимушкина «Белый реванш» (М., «ЭКСМО») Советский Союз вовсе не распался, а, напротив, досуществовал до третьего тысячелетия и процветает. А вот Соединенным Штатам не позавидуешь: «После дефолта 99-го года США потеряли значительную часть своего политического влияния. Страна до сих пор не может выйти из жесточайшего кризиса, резкое падение уровня жизни, безработица, государственный долг, огромнейшее сокращение бюджета и отток капиталов, в целом малоприятная ситуация для американцев. Доллар утратил статус мировой валюты. Многие, казалось бы, влиятельные международные организации, оставшись без поддержки Вашингтона, ушли на задний план». Армия влачит жалкое существование, у американских военных летчиков не хватает горючего для плановых учений, американские ученые переезжают в СССР, оголяя фронты фундаментальной науки... Узнали? Не мудрствуя, автор собрал советскороссийские беды и, практически не изменив, перепасовал их американцам. Все это выглядит грубой карикатурой, однако автор исполнен пафоса. В книге А. Максимушкина не хватает разве что описаний трудностей американского ЖКХ, «дедовщины» в US Army, поборов дорожных патрулей полиции и низкого качества американских автомагистралей - тогда бы мы получили исчерпывающий перевертыш.
Стремление побить врага на его же территории оборачивается рабским заимствованием у противника. Мелкое воровство под видом полемики - еще одна из детских болезней подобных произведений. Вступив в схватку с заокеанской Вандербильдихой, большинство наших Эллочек-людоедок строят свои сочинения по законам американских же технотриллеров, проигрывая, однако, и в динамичности, и в раскованности. К примеру, романы А. Максимушкина выстроены в духе конспирологических сочинений Роберта Ладлэма. У Ф. Березина и Д. Янковского среди учителей - Том Клэнси и Ральф Питерс. В книге С. Анисимова, где человеческое слово еле заметно среди утомительного списка военных кораблей, можно легко найти отголоски эпопеи Гарри Тартлдава «Мировая война»...
Примечательно, что большинство фантастических книг, где авторы торжественно отсылают в США наши же ржавые грабли, с чисто художественной точки зрения никакой критики не выдерживают. Увы, среди обиженных детей вундеркинды чрезвычайно редки, а ненависть, чаще всего, - скверный стилист. «Хладнокровный, как львиная задница, голос контролера» (цитируем С. Анисимова). «Возможно, снабженные цилиндрами головы расширили бы зрачки до размеров медной копейки, если бы им раскрыли простую тайну этой вечности о том, что цель создания больших крыльев двояка» (цитируем Ф. Березина). Ну а когда в книге у Д. Янковского «сползает с души огорчение», когда «надежда тут же загудела в груди буйным пламенем», когда рядом «с породистым акцентом» возникают «раскосые глаза татарской крови», начинаешь думать: а на каком языке это все, собственно, написано? Не подстрочник ли это с американского? Если уж у записных борцов с заокеанским влиянием первым делом страдает русская словесность, то они проиграли по-любому - сколько бы бумажных самолетов противника они ни сбили и сколько бы виртуальных территорий они бы у врага ни отвоевали.