Как и было обещано, филармонический симфонический оркестр на целых три недели «отправился» во Францию с виртуальным путешествием по французской музыке. В трех полноценных программах звучала музыка великих импрессионистов - Клода Дебюсси и Мориса Равеля, замечательного мастера Камиля Сен-Санса, мрачного Артюра Онеггера и, в противоположность последнему, симфонические парафразы знаменитых песен парижских шансонье - от Шарля Азнавура и Эдит Пиаф до Джо Дассена и Мирей Матье. Правда, не обошлось без некоторых курьезов.
Как и было обещано, филармонический симфонический оркестр на целых три недели «отправился» во Францию с виртуальным путешествием по французской музыке. В трех полноценных программах звучала музыка великих импрессионистов - Клода Дебюсси и Мориса Равеля, замечательного мастера Камиля Сен-Санса, мрачного Артюра Онеггера и, в противоположность последнему, симфонические парафразы знаменитых песен парижских шансонье - от Шарля Азнавура и Эдит Пиаф до Джо Дассена и Мирей Матье. Правда, не обошлось без некоторых курьезов.
В программе под впечатляющим названием «Булонский лес» московский пианист Вадим Руденко, согласившийся поиграть в концерте не только с оркестром, но и соло, в начале второго отделения вышел на сцену и сыграл... Партиту Иоганна Себастьяна Баха, никакого отношения к французской музыке, а тем более к Булонскому лесу не имеющую. Сыграл, надо признать, очень хорошо. Пианист не стал обращать внимания на многочисленные наукообразные рассуждения об «аутентичности», т.е. о «своде законов», требующих от исполнителя выполнения целого ряда правил и ставящих перед ним иногда жесткие ограничения в силе звука и характере фразы. Вадим Руденко играл живую музыку XVIII века глазами, вернее, ушами человека века XXI-го - и победил, слушать его было интересно. И все же - ни за что не поверю, чтобы в репертуаре столь востребованного и известного музыканта, лауреата конкурса имени Чайковского, не было ни одной прелюдии Дебюсси, ни одного сочинения Равеля, Форе, Пуленка. Ведь он же знал о названии вечера и вполне мог сохранить его тематическую монографичность.
Что же касается Второго фортепианного концерта К. Сен-Санса, то у меня есть одна главная претензия к исполнителю - экстремально быстрые темпы, в которых исчезает весь «шарман» мелодических находок композитора, все обаяние и «французистость» как Булонского леса, так и Елисейских полей, не говоря уже о Монмартре и Плас Пигаль. Я видел лишь траекторию движения рук пианиста, совершенно не слыша, что делают на клавиатуре пальцы. Вадим Руденко, как, впрочем, и многие нынешние пианисты, предпочитает чрезмерно быструю игру музыкальному смыслу, что даже такому «легкомысленному» сочинению как концерт Сен-Санса не идет на пользу.
В остальном же концерт получился несколько странный. Премьеру в Саратове музыки балета К. Дебюсси «Ящик с игрушками» можно считать не состоявшейся, потому что ни оркестр, ни дирижер Мурад Аннамамедов за короткий срок не успели ничего вразумительного в этой партитуре сделать. М. Аннамамедов, правда, пытался оправдаться, сказав со сцены по окончании сюиты, что виной всему несоответствие нотного материала партитуры и оркестровых голосов, но, честное слово, лучше было бы заменить это сочинение каким-нибудь другим, благо французы написали довольно большое количество музыки. В противовес сочинению К. Дебюсси сюита из балета М. Равеля «Дафнис и Хлоя» прозвучала ярко и хорошо. Особенно хотелось бы отметить прекрасное исполнение солисткой оркестра Ниной Васильевой очень непростого флейтового соло.
К сожалению, программу «Под крышами Парижа» мне услышать не удалось, хотя я хорошо помню ее по первому исполнению год назад, когда дирижировал Аркадий Фельдман, сделавший прекрасные аранжировки французских шансонов для симфонического оркестра. Слушателям эта программа очень нравится, не случайно все ее повторы проходят с аншлагами.
А третья, заключительная французская программа не имела никакого названия, и слава Богу, потому что вместо запланированного и обозначенного в сезонном буклете фортепианного Концерта М. Равеля неожиданно появилась Рапсодия на тему Паганини С. В. Рахманинова. Оказалось, что молодому московскому пианисту Вячеславу Грязнову скоро предстоит играть это сочинение в Москве, и он, пользуясь случаем, хочет «обыграть» (а проще говоря, порепетировать) его в Саратове.
Маленькое отступление в собственную биографию. Я был аспирантом Московской консерватории, когда однажды ко мне обратилась с просьбой уже тогда очень известная виолончелистка Наталья Шаховская, лауреат первой премии конкурса имени Чайковского. Она просила меня съездить с ней на концерт в тогда еще советский город Рига, потому что постоянная ее пианистка заболела. Я, конечно же, с удовольствием согласился, и мы стали обговаривать репертуар. Наташа включила в концерт Пятую сонату Бетховена, которую я никогда не играл и за оставшиеся до поездки несколько дней вряд ли сумел бы выучить, - очень уж она трудная в ансамбле. Я предложил поменять Пятую на Третью, знакомую нам обоим, на что Наташа легко согласилась. Приезжаем в Ригу. На вокзале нас встречает знаменитый директор Рижской филармонии господин Швейник (имени-отчества не помню), радостно обнимает Наташу, приветливо здоровается со мной. Наташа нас знакомит и сразу говорит о той замене, которая произошла в нашей программе. Швейник моментально мрачнеет, останавливается и весьма суровым тоном говорит: «Наташа, вы прекрасно знаете, что в Риге нельзя менять программу. То, что обозначено в афише, должно быть исполнено обязательно. Наша публика так воспитана». Кончилось дело тем, что я целую ночь сидел и учил Пятую сонату Бетховена, и мы ее все-таки сыграли.
Я вспомнил этот эпизод потому, что нам бы тоже научиться требовать от солиста выполнения задуманной программы, в которой именно концерт Равеля был крайне необходим, а гениальная рахманиновская Рапсодия оказалась чужеродным телом, тем более что В. Грязнов оказался прекрасным пианистом, напрочь, однако, не понимающим трагической сути этого сочинения. Безупречно двигающиеся пальцы, хорошая техника, но при чем здесь средневековый хорал «Dies irae» («День гнева») - пианист объяснить публике не смог.
И все же это был один из лучших концертов сезона. Главный дирижер Владимир Вербицкий продемонстрировал чудеса в репетиционной работе с оркестром, добившись не только технического совершенства групп и поразительного звукового баланса, но и удивительной силы воздействия. А она, эта сила, была такова, что сложнейшая по музыкальному языку, мрачная по своему настроению и колориту, написанная в годы оккупации Франции Вторая симфония Артюра Онеггера оказалась понятной слушателям. А в тончайшей поэме Клода Дебюсси «Послеполуденный отдых фавна» дирижер нашел такие тонкие акварельные краски, что не сразу поверилось, что тот же самый саратовский филармонический оркестр играл и в первом концерте французской серии. (И снова упомяну имя флейтистки Нины Васильевой, прекрасно сыгравшей сольный эпизод.)
А закончились французские каникулы оркестра «Болеро» Мориса Равеля, которое даже при некоторых огрехах солистов все равно производит сильное впечатление.
Оркестр «вернулся» из Франции, взялся за симфонию С. Прокофьева, а совсем скоро, в начале апреля, откроет цикл концертов памяти нашего великого земляка Святослава Николаевича Кнушевицкого. В первом концерте солировать будет один из первых гобоистов мира, концертмейстер знаменитого амстердамского оркестра «Концертгебау» Алексей Огринчук. Приходите, будет здорово!