Рифма «наган - хулиган» для нас столь же очевидна и банальна, как и «любовь - кровь». Истинный смысл внешне безобидной фразы из комедии Гайдая «Будете у нас на Колыме...» мы вычисляем с полпинка. Нам не надо объяснять, что «редиска» - это, прежде всего, «нехороший человек» и уж только потом - съедобный корнеплод. Картина мира, в котором страна - зона, народ - зэки, а власть - вертухаи, за минувшие годы ничуть не поблекла в нашем сознании и даже, напротив, расцвела. Первый в этом году, январско-февральский номер журнала «Волга» густо, как лагерный чифирь, настоян на криминальной тематике. Она отзывается и вибрирует едва ли не в каждой публикации журнальной книжки
Рифма «наган - хулиган» для нас столь же очевидна и банальна, как и «любовь - кровь». Истинный смысл внешне безобидной фразы из комедии Гайдая «Будете у нас на Колыме...» мы вычисляем с полпинка. Нам не надо объяснять, что «редиска» - это, прежде всего, «нехороший человек» и уж только потом - съедобный корнеплод. Картина мира, в котором страна - зона, народ - зэки, а власть - вертухаи, за минувшие годы ничуть не поблекла в нашем сознании и даже, напротив, расцвела. Первый в этом году, январско-февральский номер журнала «Волга» густо, как лагерный чифирь, настоян на криминальной тематике. Она отзывается и вибрирует едва ли не в каждой публикации журнальной книжки.
Этот подбор текстов - сознательный выбор редакции, своеобразный мысленный эксперимент, попытка уловить некие флюиды, которые носятся в воздухе, проникая в каждую пору. Нравится нам или нет.
Думается, что недаром новый цикл ностальгических рассказов нашего земляка Алексея Колобродова опубликован здесь под красноречивым заголовком «Русская криминальная кухня». («Удивительно устроен русский криминальный человек, - читаем в одной из новелл. - Нежно, с излияниями, любит всяческую живность, но не останавливается перед тем, чтобы со вкусом пообедать братом своим меньшим».) Недаром в историко-филологическом исследовании жителя Нью-Йорка Вадима Ярмолинца «Одесский узел Шкловского» неизбежно возникает ряд уголовных типажей - от бабелевского благородного разбойника Бени Крика до реального бандита (уже без тени благородства) Мишки Япончика. Недаром в саркастическом критическом разборе премиальных лонг-и-шорт-листов у Александра Кузьменкова (Братск) автор, дойдя до романа «Елтышевы» Романа Сенчина, вспоминает - по близкой ассоциации - уголовный финал фильма «Маленькая Вера» (тесть по пьяному делу пырнул зятя во-от таким ножичком): «За 22 года в трактовке темы ничего-то не поменялось. Что знали мы о России до «Елтышевых»? Что здесь царят пьянство, бл...тво и смертоубойство. Что узнали из «Елтышевых»? Ровно то же самое».
Даже в прозрачном тексте Светланы Коф (Германия) с ироническим заголовком «В Иерусалиме секса нет», где сюжет соответствует рубрике «Путешествие», место действия - современный Израиль, и секса в рассказе действительно нет, российский эмигрант Леха украшает панцирь подвернувшейся ему черепахи надписью «Век свободы не видать» - словесной формулой из тюремных татуировок.
Что уж тогда говорить о мрачном рассказе «Череп» Яниса Грантса (Челябинск)! Смерть витает над всеми персонажами: еще до начала повествования гибнет юноша Руслан, и все персонажи рассказа - брат Руслана, его отец, его мать - объясняют в своих внутренних монологах, ЧТО же на самом деле произошло или МОГЛО произойти. Каждый из повествователей, судя по всему, уже сошел с ума от тягот пережитого, так что среди версий случившегося явлены и самые немыслимые, фантастические, запредельные: ужас реальный усугубляется придуманными голливудскими кошмарами (одна из «версий» - мальчика забрали инопланетяне, имитировав убийство). Автор, похоже, и сам уже к концу слегка подзапутался, а потому финальная версия, пришедшая к нам как бы из мира призраков, вполне конгениальна бредовой версии с «летающими тарелками».
Сергей Дигол из Кишинева, автор маленькой повести «Когда она замолчала», в свою очередь рассказывает душераздирающую историю девушки, ставшей аутсайдером: «Рита и не живет. Большую часть жизни она существует в тесной двухкомнатной хрущевке, в одной квартире с алкоголичкой, избавиться от которой было бы гораздо легче, не будь эта алкоголичка ее родной матерью». Шепелявая девушка с неприятным лицом и ужасным голосом внезапно и необъяснимо получает работу «зазывалы» у ювелирного магазина. Но ее счастливый билет - фикция. Даже Рита, человек невеликого ума, начинает догадываться, что ее затягивают в криминальную историю с фальшивым золотом и реальным ограблением. Автор жалеет непутевую Риту, но личные симпатии не могут помешать логике сюжета. И даже если в конце героине удастся выпутаться, столкнув две группы равно омерзительных персонажей (жуликов-ювелиров и налетчиков), никакого будущего у Риты нет. Финальный рывок в Москву - с надеждой из Москвы попасть в Париж, - завершится, скорее всего, еще на кишиневском вокзале, в отделении полиции.
Подобно Рите, герой повести «Бич» прозаика Владимира Шапко (Усть-Каменогорск) опустился на самое дно жизни и рад бы ниже, да некуда. Хотя персонаж носит фамилию Луньков, он отзывается на фамилию Заварзин - и всё потому, что ни паспорта, ни места жительства, ни нормального социального статуса у него давно нет. Он не существует «де юре», и его исчезновение «де факто» - лишь вопрос времени. Про то, что «бич» - это аббревиатура («бывший интеллигентный человек»), герою напоминает с издевкой его работодатель из «новых русских»: «У тебя жрать - нечего, а журнальчики вон, полный угол - покупаешь. Два института, поди, кончил... И посмотри теперь: кто - ты, а кто - я! Н-ну!..» Герой повести работает за копейки, за выпивку и при этом мучительно рефлексирует, то и дело мысленно обращаясь к бывшей жене. Увидеть которую ему, впрочем, так же не суждено, как Веничке из «Москва - Петушки» увидеть Кремль. В финале Заварзин-Луньков отчаянно бунтует против окружающей его несправедливости, но его выплеск ни одобрения, ни сочувствия не встречает: все притерпелись, а сам герой выглядит опасным юродивым. Трагическая развязка неизбежна: на последней странице повести Заварзин-Луньков получит ножом в бок...
Вполне логично, что наиболее заметной публикацией номера оказывается обширное документальное повествование Б. Агеева «Геноцид в центре большого города». Кто именно скрывается за псевдонимом «Б. Агеев», можно лишь гадать. Несомненно одно: автор, скорее всего, наш земляк и почти наверняка он знаком не понаслышке с особенностями отечественной пенитенциарной системы. Конечно, со времен «Архипелага ГУЛАГ» Александра Солженицына тюремно-лагерная реальность слегка изменилась, однако, судя по тем подробностями, которые присутствует в тексте «Б. Агеева», неизменным осталось главное: человека не просто лишают свободы, человека (виновного или не виновного в преступлениях - вопрос другой) лишают свободы максимально унизительными способами.
Если верить «Б. Агееву», ныне, как и прежде, главное в тюрьме - не изоляция человека от общества, но долгая цепочка мелких и крупных бытовых мучительств. Не перевоспитать, но сломать, превратить в «тварь дрожащую», сделать жизнь невыносимой. Вот лишь одна небольшая цитата, один штрих: «Запрещено громко разговаривать в камерах, стоять возле входной двери, подходить близко к окну, высовываться из него и высовывать какие-либо предметы (например, телеантенну). Запрещено делать в камерах гимнастику, вообще выполнять физические упражнения (это, якобы, может быть подготовкой к побегу). Одним словом, масса всяческих запретов, знание которых составляет значительную часть тюремной науки. Трудно сказать, какие из этих запретов законны, а какие - нет. Никаких письменных инструкций по этому поводу в камерах нет, инструкции ГУФСИН зэкам недоступны, а «режимники» на просьбу разъяснить непонятные требования либо многозначительно молчат, либо осведомляются: «Ты чо, самый умный?»...»
Не сомневаемся, что читательский рейтинг январско-февральского номера «Волги» будет особенно высок. От тюрьмы и сумы у нас, увы, не застрахован никто. Будь ты чист, как стеклышко, и хоть трижды законопослушен, государственному Левиафану плевать. Вот почему российская интеллигенция по-прежнему поет блатные песни и заранее готова не верить, не бояться, не просить, а российское начальство, от низового до самого-рассамого, украдкой прячет в гардеробе, закопав среди гуччи и версаче, бушлатик и каждую ночь в дорогих апартаментах мучится от страшного сна: про то, как по тундре, по железной дороге - тук-тук! тук-тук! тук-тук! - мчит без остановки курьерский «Воркута - Ленинград»...