Однажды утром Валерий Васильевич проснулся в плохом настроении. Так отвратительно он себя давно не чувствовал. «Чертов журналюга, - ругался он вслух, распугивая домашних. - Что ж ему неймется-то, поганец он этакий! И Росимущество это тоже… Совсем страх потеряли». Валерию Васильевичу не нравилось ощущать себя нерадивым школяром. С этим чувством он простился много лет назад после школьного выпускного, когда, внутренне торжествуя, отнес на помойку почти половину родительской библиотеки. К сожалению Валерия Васильевича, его застукали как раз в тот момент, когда он рвал на части томик стихотворений Пушкина. Ох и досталось ему тогда…
Как упоительны в России вечера...
Гр. «Белый орел»
Однажды утром Валерий Васильевич проснулся в плохом настроении. Так отвратительно он себя давно не чувствовал. «Чертов журналюга, - ругался он вслух, распугивая домашних. - Что ж ему неймется-то, поганец он этакий! И Росимущество это тоже… Совсем страх потеряли». Валерию Васильевичу не нравилось ощущать себя нерадивым школяром. С этим чувством он простился много лет назад после школьного выпускного, когда, внутренне торжествуя, отнес на помойку почти половину родительской библиотеки. К сожалению Валерия Васильевича, его застукали как раз в тот момент, когда он рвал на части томик стихотворений Пушкина. Ох и досталось ему тогда…
Весь рабочий день Валерий Васильевич провел в своем кабинете. Он не отвечал на телефонные звонки. Не присутствовал на заседаниях комитетов и комиссий. Не работал с обращениями граждан. И даже пить чай с Александром Соломоновичем не стал. Валерий Васильевич весь день читал «Героя нашего времени». Читал и ругался. Поминал недобрым словом журналиста проклятой газетенки, который все писал и писал про оккупированное партией здание, принадлежащее на самом деле местному университету. К удивлению Валерия Васильевича, оказалось, что есть какой-то там закон, запрещающий партиям занимать помещения, принадлежащие вузам. «Вот ведь гадость какая, - подумал тогда Валерий Васильевич. - Напринимали, понимаешь, съезжай теперь».
После журналистских публикаций этого проныры Тимофея Валерию Васильевичу и всем его однопартийцам аукнулся заключенный несколько лет назад договор аренды с университетом, где речь шла о проведении на вузовских площадях конференций и литературных вечеров. Тратиться на какую-нибудь конференцию партийцам очень не хотелось. Но доказать, что помещения используются по назначению, было просто необходимо. А потому на экстренном собрании местного партийного руководства решено было провести литературные посиделки. Одним пресс-релизом отбиться бы не удалось. Как только появились сообщения об этом событии, партийный телефон начали обрывать журналисты, желающие поприсутствовать на этом мероприятии. Вот и пришлось Валерию Васильевичу готовиться. Как, впрочем, и остальным его соратникам.
Вечером в захваченном партией здании было многолюдно. Нервно расхаживал по коридору Василий Павлович. У него был очень серьезный доклад по «Отцам и детям». Но он плохо помнил содержание, а читать по только что купленной книжке было неловко. Очень переживал и молодой руководитель исполкома Сергей Анатольевич. Ему было поручено выучить наизусть стихотворение Пушкина и рассказать его с выражением. Волновался и Николай Васильевич, специально вызванный из Москвы для подкрепления. Он взял на себя самое сложное - «Войну и мир». Впрочем, ему не привыкать взваливать на себя непосильную ношу. Ведь в Заводском районе ему тоже было не сладко. Но справился же. Не переживал только Александр Соломонович. Он рассчитывал на свои природные таланты переодеваться и перевоплощаться.
Начать решили с Пушкина. Все-таки у него и день рождения на этой неделе был, как не вспомнить великого поэта. С почетной миссией открыть литературный вечер бывший банщик Сергей Анатольевич поначалу справлялся довольно бойко. Стихотворение «Поэту», к счастью, помещалось на одном листочке, а потому он был уверен в своих силах. Оставалось принять выражение.
- Доволен? Так пускай толпа его бранит
И плюет на алтарь, где твой огонь горит,
И в детской трезвости колеблет твой треножник...
Закончив чтение, Сергей никак не мог понять, почему на последних строчках сидящие в зале журналисты вдруг захихикали и зашептались. Вроде бы с костюмчиком у него все в порядке... «Наверное, над Соломонычем опять смеются», - решил Сергей и успокоился.
Прокашлявшись и выпив минералки, к трибуне вышел Валерий Васильевич.
- Роман «Герой нашего времени» несет полную идейную и композиционную ценность в установленном автором порядке, - начал он, грозно оглядев собравшихся. Собравшиеся притихли.
Анализ текста Валерий Васильевич проводил ловко. В зале никто и пикнуть не успел. Журналисты едва успевали записывать.
- Печорин похитил Бэлу в порыве чувств и хотел через ее любовь приблизиться к народу, - ловко ввернул Валерий Васильевич собственную мысль. - Hо ему это не удалось. Hе удалось ему это и с Максимом Максимычем.
Быстро объяснив философский смысл главы «Фаталист», Валерий Васильевич посмотрел на своих слушателей. По просветленным лицам собравшихся было видно, что они заново открывают для себя Лермонтова. Такой успех воодушевил Валерия Васильевича. Отложив в сторону листочек с уже прочитанной речью, он решил поделиться со слушателями собственным отношением к Михаилу Юрьевичу.
- С Михаилом Юрьевичем Лермонтовым я впервые познакомился еще в детском саду, - немного приврал Валерий Васильевич. - И с его биографией я прекрасно знаком. Родился он у бабушки в деревне, когда его родители жили в Петербурге. Умер Лермонтов на Кавказе, но любил он его не поэтому!
Валерий Васильевич явно разошелся. И наговорил бы еще много чего интересного, но коллеги по партии вдруг начали шикать, явно намекая на регламент. Следом за Валерием Васильевичем к трибуне вышел Николай Васильевич. Успех предыдущего оратора вдохновил его, и Николай Васильевич, разбирая характеры персонажей романа «Война и мир», заблистал красноречием.
- Толстой и Марью Волконскую сделал матерью, и в этом его заслуга, - женские персонажи произведения всегда волновали Николая Васильевича. - Что касается Наташи Ростовой, то она была связана с народом красной нитью, она была истинно русской натурой, очень любила природу и часто ходила на двор.
Тут он хотел было сделать приятное Ольге Юрьевне и сравнить ее с Наташей Ростовой. Однако, увидев нахмуренные брови партийной активистки, Николай Васильевич передумал и быстренько перешел к Андрею Болконскому:
- Андрей Болконский часто ездил поглядеть тот дуб, на который он был похож как две капли воды, - услышав из зала, как щелкает затвор фотоаппарата, Николай Васильевич подумал, а не пустить ли слезу для убедительности. Но слеза не шла. - Небо Аустерлица переломило Болконского пополам. То же самое война сделала и с Пьером Безуховым. Когда бомбы стали разрываться в гуще солдат, Пьеру неожиданно открылся внутренний мир простых русских людей...
«Это триумф! - думал Николай Васильевич, занимая свое место в зале. - Даже за ТЮЗ мне так не аплодировали». Следом должен был идти Василий Павлович. Но вдруг выяснилось, что он тихонько улизнул с литературного вечера. «Вечно он так, - злился Валерий Васильевич. - Только выдвинешь его на важное партийное задание, а он раз - и провалился». Отдуваться пришлось специально приглашенному для этого Владимиру Николаевичу. И сколько он ни твердил, что должность министра культуры не обязывает его выступать на литературных вечерах, это ему не помогло. «Иди давай, - бурчал на него Валерий Васильевич. - Зря, что ли, всей областной культурой заведуешь! Хоть чего-нибудь да наговоришь».
- Поэты XIX века были легкоранимыми людьми: их часто убивали на дуэлях, - выдал Владимир Николаевич первое, что пришло ему в голову. - Эта судьба постигла и Пушкина. Я очень уважаю Александра Сергеевича, ведь с таким талантом Пушкин не побоялся стать народным поэтом.
Затем министр процитировал несколько строф из Пушкина и с энтузиазмом принялся их анализировать.
- Стихотворение написано в рифму, что нередко наблюдается у поэта. Как и все стихи о Родине, это стихотворение необычайно тоскливо. Буквально пронизано болью автора. В стихах Пушкина также видно стремление к жизни, которой у него никогда не было.
Отмучившись отведенные ему десять минут, Владимир Николаевич уступил место Александру Соломоновичу.
- Гоголь! - громко возвестил тему своего доклада Александр Соломонович. - Творчеству Гоголя была характерна тройственность. Одной ногой он стоял в прошлом, другой вступал в будущее, а между ног у него, значит, была жуткая действительность.
«Во дает! - подумал Валерий Васильевич. - Эх, надо бы Соломонычу все эти вечера поручить. Пусть организовывает. Реализует, в конце концов, свое творческое начало». А Александр Соломонович тем временем решил кратко пробежаться по всему творчеству великого писателя.
- «Нос» Гоголя наполнен глубочайшим содержанием, - начал Александр Соломонович, но потом вспомнил, что «Нос» прочитать не успел. Пришлось переводить тему на «Мертвые души». - Одним из наиболее ярких персонажей мы можем с уверенностью назвать Плюшкина. Он, между прочим, не шиковал - ел кашу, пил воду. Его Гоголь описывает нам обыкновенным медведем. Еще одна его показательная черта - Плюшкин навалил у себя в углу целую кучу и каждый день туда подкладывал. Но это ему не помогло. Другой персонаж, Ноздрев, все доходы, получаемые с подневольного труда крестьян, тут же проматывает. И в этом мы видим перекличку с современностью. К сожалению, после 17 лет работы автор не закончил свою поэму, так как Николай Васильевич скоропостижно скончался.
В этот момент докладчик по «Войне и миру» вздрогнул.
Покончив с «Мертвыми душами», Александр Соломонович взялся за рассказы и повести.
- Прежде всего хочу сказать, что Гоголь высмеивает чиновников, показывая их темные места, которые они скрывают при помощи взятки. Это вот, значит, для нас еще более актуально. Мне, как депутату, это особенно понятно и близко, я бы сказал.
Тут Александр Соломонович совсем уж было скатился к своим любимым темам, но коллеги по партии начали галдеть. Мол, поздно уже, литературный вечер и так затянулся...
Миссия Валерия Васильевича была выполнена. Помещение использовано по назначению, да и товарищи, так любящие поговорить, теперь могли дать себе волю блеснуть на высокой культурной ноте. «А в следующий раз предложу им свои собственные произведения зачитать, - думал Валерий Васильевич по пути домой. - Надо будет и самому что-нибудь накропать. Что-нибудь в стиле Маяковского. Антиипатовское. «День твой последний приходит, буржуй!», например. Славно получится...»