Ко мне приехал приятель по переписке из Америки. Сэм. Он учил русский, я практиковалась в английском. Периодически он зазывал меня в Штаты, но что-то все время не складывалось. Однако не позвать его к себе в гости было бы очень невежливо. И я позвала. Сэм откликнулся на приглашение так быстро, что я было подумала, а вдруг это какой-то мошенник из Пензы. Но Сэм оказался настоящим американским студентом, который жаждал русской экзотики
Ко мне приехал приятель по переписке из Америки. Сэм. Он учил русский, я практиковалась в английском. Периодически он зазывал меня в Штаты, но что-то все время не складывалось. Однако не позвать его к себе в гости было бы очень невежливо. И я позвала. Сэм откликнулся на приглашение так быстро, что я было подумала, а вдруг это какой-то мошенник из Пензы. Но Сэм оказался настоящим американским студентом, который жаждал русской экзотики.
В общем и целом Сэм был вполне непритязателен. Он спал на раскладушке, питался пельменями и все время загадочно повторял: «Fucking crazy Russia». Правда, к отсутствию горячей воды он так и не привык. «Хей, ты живешь на окраине города? Это бараки? Почему у тебя только холодная вода?» - спрашивал Сэм. Мне было стыдно. Месяц назад горячая вода была у меня целых десять дней. К сожалению, Сэм приехал позже. «Нет, Сэм, я живу в самом центре Саратова, - отвечала я. - Центрее не бывает». А про себя думала: «Ты еще в Зоналке не был, там горячей воды уже лет десять нет». Сэм недоверчиво улыбался и просил вскипятить ему кастрюльку, чтобы помыть голову. Пользоваться ковшом Сэм тоже не умел. «У нас недавно был ураган, - рассказывал Сэм. - И мне кажется, что даже тогда у всех была горячая вода». Приходилось беззастенчиво врать. «Понимаешь, у нас проводят новую канализацию, - сочиняла я. - Скоро будет и горячая вода, и холодная, и пить ее можно будет прямо из-под крана. И сделают еще один кран, из которого прямо в дом будет поступать минеральная вода из целебных источников». Сэм восхищенно кивал.
Я долго не могла убедить Сэма, что действительно живу в самом центре города. Ему казалось, что это трущобы. Он не хотел верить, что в относительно благополучном доме люди могут справлять нужду прямо в подъезде. Его удивляло огромное количество алкоголиков во дворе. Сэм из Нью-Йорка. Он привык ко всему. Но в центре «Большого яблока» он такого не видел. Это мне было нечем крыть. Когда я прихожу посреди рабочей недели домой на обед, я встречаю по пути от детской площадки до квартиры не менее пяти алкашей. И я не преувеличиваю. Двое курят вонючие сигареты рядом с детскими качелями. Лица у них синие и опухшие. Третий выползает из моего подъезда. В час дня он уже не может передвигаться на своих двоих. Четвертый подстерегает меня в подъезде. Возможно, он собирался использовать площадку рядом с почтовыми ящиками в качестве туалета, но я спугнула его. И, наконец, пятый выходит из лифта. Причем с зажженной сигаретой. Он косит на меня глаз и хрипло произносит «о, дееевушка». А «девушка» тем временем вынуждена ехать в прокуренном лифте, где абсолютно нечем дышать.
Сэм не понимает, почему великовозрастные детины лет под двадцать целыми днями сидят возле подъезда или на детской площадке и не работают. Сэм уже давно самостоятельно зарабатывает себе на жизнь и при этом успевает учиться на юриста. «Хей, на что они живут? - удивляется Сэм. - Разве в России у молодых людей не принято получать профессию, зарабатывать деньги и становиться успешным?» Мне нечего сказать. Толпы вчерашних школьников, которые вполне могли бы заняться делом, ежедневно просиживают штаны на лавочке. Кто-то катается на качельках и орет на весь двор благим матом, кто-то просто пьет пиво и смолит сигареты. Окурки и бутылки валяются здесь же. «Наверное, у них очень богатые родители, - рассуждает Сэм. - Они ведь еще наверняка платят штрафы за то, что их дети так мусорят». Я в этом сомневаюсь, но предпочитаю промолчать.
Целую неделю я водила Сэма по друзьям, которые живут в приличных районах и в относительно хороших домах. Но такие друзья быстро кончились. А тащить Сэма, скажем, в район завода Техстекло мне очень не хотелось. Пришлось просто гулять по красивым саратовским местам. Их, кстати, предостаточно. По дороге Сэм все время фотографировал мусорные баки. Они у нас, как известно, на каждом шагу. Прямо на центральных улицах, посреди дороги, на газоне, да где угодно. Сэм фотографировал и приговаривал: «Fucking crazy Russia». Даже самолеты и танки в парке на Соколовой горе он не снимал так, как помойки. Мне это, честно говоря, не по душе. Совсем не хочется, чтоб через некоторое время на каком-нибудь фейсбуке на страничке Сэма появился альбом под названием «Fucking crazy Russia» с кучей «мусорных» фотографий. Видимо, придется поступить нечестно и как-нибудь темной ночью удалить все эти помойки с фотоаппарата Сэма. В конце концов пусть уж лучше там, в Америке, думают, что у нас медведи по улицам ходят. Это, по крайней мере, не так обидно, как прослыть страной вонючих помоек.