Лет двадцать пять тому назад подобный скучный заголовок никого бы не удивил. Всем было заранее абсолютно ясно, чья именно политика имеется в виду, и никто из наших граждан не поражался тому дикому обстоятельству, что за литературой зачем-то должна надзирать партия: она в ту пору влезала, не снимая сапогов, решительно во все сферы нашей жизни - от куроводства до балета, от полета в космос до пошива тапочек
Лет двадцать пять тому назад подобный скучный заголовок никого бы не удивил. Всем было заранее абсолютно ясно, чья именно политика имеется в виду, и никто из наших граждан не поражался тому дикому обстоятельству, что за литературой зачем-то должна надзирать партия: она в ту пору влезала, не снимая сапогов, решительно во все сферы нашей жизни - от куроводства до балета, от полета в космос до пошива тапочек.
Затем в стране СССР с ее плановой экономикой начали происходить кое-какие не вполне запланированные процессы, и руководящей-направляющей силе стало уже немножечко не до литературы, не до тапочек и даже не до космоса. Потом с тихим звоном, похожим на звук лопнувшей струны, страна СССР вдруг растворилась в нетях, а могучая партия-рулевой из гипертрофированных ума-чести-совести нашей эпохи скромненько скукожилась до размеров передвижного ансамбля пенсии и пляски.
В отсутствие квартального надзирателя литература расслабилась, но напрасно: ясно было, что рано или поздно объявятся новые желающие порулить даже такой малозначительной - по сравнению с ТВ - отраслью легкой (ну не пищевой же?) промышленности. Другое дело, что нынешняя главная партия оказалась пожиже прежней, и рулевое колесо всё норовит выскользнуть и открутиться назад, и анемично бредущему бурому мишке на знамени ох как далеко до злобного креативного живчика Ильича. Да и название странно мерцает, меняя очертания: то ли она еще «ЕР», то ли уже официально ПЖиВ. Потому-то на федеральном уровне литературное производство окучивается лениво, в формате довольно редких посиделок премьера с Веллером-Лукьяненко-Прилепиным и развешивания по писательским ушам вялых связок казенной пропагандистской вермишели.
Однако в нашей губернии партия всегда обгоняет паровоз. О да, мы впереди, трам-пам-пам! Рядовые столичные глупости превращаются в губернский кретинизм, мелкий столичный шепоток - в режущий уши ор. Если в Москве подванивает, то в Саратове смердит. И хотя на федеральном уровне партия покамест не обзавелась боевым листком, эдакой «Медвежьей Дубиной» или «Когтистой Лапой», призванной мочить и не пущать, в масштабах Саратовской губернии печатное медвежище (16 полос, тираж 7000 экз.) уже создано - с очевидной целью гнать волну и перетягивать одеяло на себя. Во главе списка редакционного совета гордо реет вице-спикер областной думы Марина Алешина. Среди тех, кто на подхвате у вице-дамы, - ее соратник по облдуме, депутат от той же самой партии, ректор СГЮА Сергей Суровов, а также ректор СГУ Леонид Коссович и ректор СГТУ Игорь Плеве (хотя оба последних формально еще не депутаты, но они несомненно депутаты сердцем и душой).
Разумеется, ни сама Марина Владимировна, ни приближенный к ней ректорский триумвират лично не опускаются до каких-то газетных статей. Руководящие пожелания, надо полагать, транслируются в сугубо устной форме. Не барское это дело - слова складывать в предложения. Для исполнения медийно-поденной работенки в природе существуют Елена Столярова и Иван Пырков, бывшая сотрудница и нынешний подчиненный упомянутого облдепа Суровова. И поскольку у госпожи Столяровой отношения с русским языком не очень ладятся (а с литературой и подавно!), то нетрудно догадаться: именно на Пыркова Ивана Владимировича возложена миссия проводить местную газетную политику «ЕР» (ПЖиВ?) в области изящной словесности.
Когда-то, в другой стране и в другой жизни, пухлый мальчик Ванечка писал лирические стишата под псевдонимом-бубенчиком «Васильцов». Однако в теперешних партпубликациях Пыркова нет ни шепота, ни робкого дыханья, ни трелей соловья. Партийная кислота напрочь растворила рифмы, аллитерации, метафоры, сравнения. В осадок выпали словесные булыжники: это бывшее орудие бывшего пролетариата в умелых руках не теряет разрушительной силы...
Только откуда ж их взять-то, умелые руки?
Раскроем навскидку газетный разворот (не пожалели строчек), прислушаемся к звукам партийной шарманки. Чу! Всё то же набившее оскомину утомительное дребезжание: главный отрицательный литгерой нашего времени - ваш обозреватель, которому «не понять русской души, русской жизни», который «постарался облить грязью тех своих коллег, кто имеет отношение к литературной премии имени Михаила Алексеева». А есть ли у партии положительные герои? Извольте - имеются! Из живых - плетельщицы дамских кружев Донцова и Устинова, «которых любят и читают миллионы». Из покойных - тот же Михаил Алексеев, гонитель Александра Твардовского и журнала «Новый мир». Административными усилиями саратовского губернатора (тогда еще не экс) Дмитрия Аяцкова средненький советский номенклатурщик Алексеев был насильственно возведен в ранг великих земляков - и в этом ранге задержался доныне, не без помощи культур-мультур министра Синюкова. На страницах газеты, вдохновляемой вице-спикером Мариной Алешиной, снова тиражируется явная чепуха: дескать, «именно в журнале «Москва», редактируемом Алексеевым, были напечатаны впервые «Мастер и Маргарита» Булгакова». Давно уже доказано - цифрами, датами, свидетельствами очевидцев, штатным расписанием, наконец, - что великий роман печатался в «Москве» в пору редактора Поповкина, когда Алексеев никакого отношения к тамошнему редакторству не имел!
Зачем же публиковать чушь, упорствуя во вранье, которое так легко и просто опровергнуть? Да просто так. По привычке.
Внимательно вчитаемся в обширный газетный текст «Ни слез, ни песен», сочиненный кандидатом наук Иваном Пырковым. Тема - саратовский журнал «Волга». К исторической правде статья эта имеет весьма далекое отношение; главный художественный метод Пыркова - передергиванье, причем даже в мелочах. Смысл? Героизация «старой», серенькой, совписовской, до-боровиковской «Волги». Вот автор партийного листка объявляет: «Волга»-де была учреждена «при участии Михаила Шолохова и Константина Федина». Федина - да, спору нет, но Шолохова? Не спутал ли Ваня «Волгу» с «Доном»? Всё так называемое «участие» Шолохова свелось к паре формальных поздравительных строк, которые, кстати, были написаны первым редактором «Волги» Николаем Шундиком, а автор «Тихого Дона», будучи в приподнятом настроении, благодушно их подмахнул. И всё!
Рассказывая о некогда напечатанной в «Волге» статье Михаила Лобанова «Освобождение», Иван Пырков взволнованно пишет о том, что-де «сам Юрий Андропов вынужден был вызвать в свой кабинет Георгия Маркова - председателя правления СП СССР» и обратился к Георгию Мокеевичу с такой тирадой: «Партийный комитет Саратова должен принять меры в связи с публикацией в «Волге» статьи Лобанова, поднявшего руку на то, что для нас священно, прежде всего - на коллективизацию». Ваня, ну что за бредятина? Почему «вынужден»? Кто принуждал экс-главу КГБ кого-то к себе вызывать? Шамкающий Брежнев, что ли? И с какого перепуга Андропов, секретарь ЦК, обращался к саратовскому обкому через писателя Маркова? И, кстати, если собеседников в кабинете было двое, каким образом выплыла на свет Божий приведенная цитата? Сорока на хвосте принесла? Андропов в своем блоге выложил? Марков на интернет-форуме озвучил? И откуда вообще там взялся Марков? В писательских делах существовала четкая иерархия, «Волга» при советской власти была журналом не союзного, но республиканского подчинения, так что вызвать к кому-либо «на ковер» могли в худшем случае Сергея Михалкова. Кстати, землячок наш Алексеев (его роману и была посвящена хвалебная статья Лобанова) в пору того скандала ни словом, ни полсловом не защитил критика-панегириста: своя рубашка, как известно, ближе к телу...
Или вот пассаж на ту же тему: «Главный редактор Палькин и часть работников редакции, например, выдающийся саратовский писатель Борис Дедюхин, освобождаются от работы». И снова - мелкая чушь на постном масле. «Волга» - это вам не «Байкал», который на самом деле власти прессовали за публикацию Белинкова, и не «Ангара», которую вообще прикрыли в наказание за то, что смелые иркутяне напечатали «Сказку о Тройке» братьев Стругацких. Чего врать-то о «Волге»? Кроме Палькина, никого из работников редакции не изгоняли. В отличие от «Нового мира» времен Твардовского «Волга» времен Палькина традиционно была для совписов журналом «социально близким». Какие уж там репрессии, Ваня!
Не удерживается автор от подтасовок и тогда, когда переходит к боровиковской «Волге». «С чего начались экономические беды журнала? - вопрошает Ваня и сам спешит ответить: - С решения о фактическом и юридическом отмежевании «Волги» от Саратовской писательской организации». И вновь поздравляю вас, гражданин Пырков, соврамши! Уж кто-кто, а местная организация совписов к финансированию журнала ни малейшего отношения сроду не имела. Пока журнал был государственным учреждением, деньги ему выделялись государством («Волга» состояла «на довольствии» у Приволжского книжного издательства). Потом, когда журнал отправился в свободное плаванье, редакция сама зарабатывала деньги на издание журнала: выпускала детские книги и брошюры, брала любые типографские заказы, крутилась, как могла. И «экономические беды» журнала элементарно совпали с общим кризисом конца девяностых. Тогда провинциальная книготорговля стала накрываться, заказы иссякали, цены на бумагу росли, а потенциальные местные спонсоры, зная о прохладном отношении к журналу губернатора Аяцкова, предпочитали не рисковать...
Эх, Ваня, партийная душа! Когда-то Пырков-старший приносил Сергею Боровикову поэтические опусы Пыркова-младшего, и стихи подававшего надежды «Васильцова» печатались в «Волге». Увы, поданные надежды не проросли, новой «Волге» нынешнее его творчество и даром не нужно. А вот партии - пригодилось.
Пожалуй, хватит на сегодня цитат из алешинской газеты. Надоело. И так уж ясно, в чем состоит партийная политика в области литературы. Ничего эксклюзивного. Всё как и в других областях: тотальное вранье, крупное, мелкое и мельчайшее. Иногда вранье осмысленное, а порой и бессмысленное.
Это уже что-то из области физиологии; ложь - зримая партийная метка, вроде тех, что оставляет на траве медведь, мучимый тяжким расстройством желудка.