Продолжение. Начало повести см. в №23 - 27
История восьмая. Атрибуция
Есть в психологии такое понятие, как казуальная атрибуция - интерпретация человеком восприятия причин и мотивов поведения других людей.
В начале 90-х годов в бывшей Высшей партийной школе, ставшей стараниями демократической общественности Поволжским кадровым центром, была специализация - «Управление социально-политическими процессами». Шибко я сомневался в возможности означенными процессами управлять. Даже своими собственными процессами порой управлять бывает очень сложно. Поуправляйте, например, физиологическими процессами после длительного пребывания в пивном баре. Но воздействовать на различные процессы, конечно, можно, и я, грешный, стал читать лекции и вести семинары по этой специализации.
С лекциями было относительно благополучно, а вот практические занятия превращались в апофеоз схоластики. Чтобы как-то оживить учебный процесс, а заодно и приучить будущих чиновников к общению с самыми разными представителями гражданского общества, я стал приглашать этих самых представителей на семинары.
Первое время студенты боязливо жались по углам аудитории и робели, как воспитанники детского сада на медицинских прививках. Казачий атаман, имам, отец благочинный постепенно убедили моих подопечных в том, что политические, религиозные и общественные лидеры вовсе не так страшны, как им казалось. Гостям стали задавать вопросы. Одна барышня, например, спросила раввина о сущности и технологии обряда обрезания. Вальяжный и остроумный раввин посоветовал барышне выйти замуж за иудея, и все прояснится, а так, дескать, очень сложно объяснить.
Войдя во вкус общественного познания, студенты сами стали просить привести к ним на растерзание того или иного общественного деятеля. Однажды на мое приглашение откликнулся один весьма известный, компетентный в политической теории и практике лидер довольно радикальной местной партии. Был он не только обладателем научных степеней и званий, но и прекрасным оратором, умевшим чувствовать и подчинять себе самые различные по духу аудитории. Сначала мы мирно побеседовали о текущем моменте, потом студенты стали задавать гостю вопросы.
И тут началось самое настоящее избиение опытного политического младенца. Дотошные студиозусы собрали на социал-радикала достаточно емкое досье и обвинили его в непостоянстве политической позиции, коллаборационизме и социальной мимикрии. Бордово-красный от обрушившихся на него обвинений, прикрывая платочком жестокий тик левого глаза, правым глазом политик с ненавистью глядел на меня. Он был уверен, что именно я спровоцировал эту моральную экзекуцию. Кое-как завершив семинарское занятие, я бросился провожать побитого гостя, но разгневанный политик ничего и слушать не хотел. Он, следуя принципам казуальной атрибуции, считал, что я давний и коварный враг его и, судя по методам, враг всего рода человеческого.
Прошло много лет, а я так и остался в глазах этого умного, очень порядочного и честного человека исчадием ада. Коварная это штука - психологическая атрибуция, ведь мои юные друзья тоже оказались в плену этой парадигмы и по-своему, прямолинейно и бескомпромиссно интерпретировали очень не линейное искусство политики.
Девяностые годы века минувшего были временем митингов, в которых с упоением самовыражались самые разные люди - умные и не очень, наивные и коварные, высокоморальные и безнравственные. На многие митинги мы ходили со студентами. Я, по мере возможности, приучал их внимательно относиться ко всем нашим согражданам, к их потребностям и мотивам поведения. Студентам же, как мне кажется, нравилось приобщаться к серьезной взрослой жизни.
Однажды на Театральной площади собрались митинговать разгневанные ростом цен домашние хозяйки, со значительным включением хозяек диких, необузданных в своем истерическом порыве крушить всё и вся. Милиции было очень много. Но я, от греха подальше, собрал юных политиканов недалеко от импровизированной трибуны и регулярно их пересчитывал. Трибуна представляла собой грузовик с откинутыми бортами. На нее взбирались сразу по нескольку разгневанных ораторш и орали что-то невнятное. Милиционеры робко жались к трибуне. Еще не привыкли они к таким протестным действиям.
Неожиданно на трибуну, тяжко кряхтя, взобралась одна очень известная областная деятельница, гордость региональной политики. Она растолкала с трибуны конкуренток и проникновенно заорала: «Сестры!» Толпа разъярилась - какие мы тебе, трах-тарарах, сестры, и, ухватив за полы шикарной шубы, стала тащить ораторствующую даму с трибуны. Дама упиралась, в результате чего оказалась на четвереньках у края платформы. При этом негодующей толпе и обескураженной милиции открылся сюрреалистический нижний вид отважной выступальщицы: добротные лиловые панталоны и масса каких-то кружевных аксессуаров.
Колоссальным напряжением организаторских способностей удалось увести студентов от завораживающего зрелища. На безопасном расстоянии - в Липках - я в академических категориях проанализировал ситуацию. Одна сердобольная барышня спросила меня, не жалко ли мне несчастную ораторшу. Жалко - ответил я, но что же тут поделаешь, не читала она ни Леблана, ни Московиси, и не знает, как обращаться с враждебной толпой. «Но ведь вы могли ее предупредить», - сказала жалостливая студентка. Она, как и вся группа, была уверена, что этот митинг организовал именно я, для того чтобы проиллюстрировать тему нескольких лекций - «Поведение индивида в толпе». Ох, и коварная вещь - атрибуция.