Женский взгляд

В Волжском районном суде продолжается процесс по делу Михаила Макеенко. Сторона обвинения в буквальном смысле отошла на второй план: свои доказательства она, как могла, представила, сейчас защита искусно играет термином «недопустимые доказательства». Процесс, таким образом, перевалил на вторую половину, и обвинение, включая главного свидетеля, похоже, пришло к мнению, что пора и мобилизоваться. Мобилизация лучше всего просматривается в поведении собственно свидетелей со стороны прокуратуры: если в первых судебных процессах они демонстрировали несобранность и некоторую, простите, расхлябанность, то сейчас их словно подменили - память они показывают отменную, готовность отвечать на все вопросы - абсолютную, а также выдержку, терпение и многое другое, словом, наглядно проявляют полное уважение к суду. Защита этим пользуется и выжимает из свидетелей все, что только можно выжать.

Дмитрий Матросов ходит в суд как на работу. Сидит в процессе как шелковый, а свои служебные дела решает в перерывах по телефону. Как на работу приходит в суд и специалист ГУВД области Павел Мельников. Свою компьютерную аппаратуру он тоже наладил, сбоев сейчас она практически не дает. Копии диктофонной записи переговоров Макеенко и Матросова слушали еще неоднократно, с акцентом на отдельные шумы, слова и выражения. Оставленного было в покое «Егорова», кстати, на самом деле не забыли, по каким-то обстоятельствам защите он сильно запал в голову, и она настойчиво пыталась выяснить, отложился ли он еще хоть в чьей-нибудь голове. В связи с чем запись прокручивали раз за разом, и Елена Левина раз за разом спрашивала свидетелей обвинения: «Ну, как, слышали?» Ответом ей было, как правило, твердое «нет». Однажды чуть было не поддался следователь по особо важным делам СК СУ прокуратуры Денис Кунев, но спохватился и ответил: «Слышал какую-то фамилию, но Егоров это или нет, утверждать не берусь». «Егорова» опять оставили в покое.
У Кунева, между тем, память оказалась очень даже хорошая, кто знает, может, именно сейчас пришло время вспомнить все. Терпение его тоже ни разу не подвело: больше часа защита засыпала его вопросами и ни разу он не ответил ни «не знаю», ни «не помню», и вообще проявил полную готовность чуть ли не поминутно восстановить все осуществленные им следственные действия. Но не исключено, что запоздало, поскольку некоторые сбои, допущенные ранее, отозвались самым неприятным образом, что, собственно и позволило защите ввести в оборот термин «недопустимые доказательства». Как только эти слова были произнесены госпожой Левиной впервые, представитель обвинения, как показалось со стороны, слегка напрягся. Хотя, может, это было чисто внешнее проявление обычной конфронтации между оппонирующими сторонами, но во всяком случае защита получила все основания придираться буквально ко всему, в том числе и к разночтению в датах копирования файлов с диктофона Матросова. Записи защита предлагала заслушивать всем свидетелям. Те не возражали, возражал разве что Абрамов.
- Нет смысла слушать, - сказал гособвинитель, когда дошло до свидетельских показаний начальницы арбитражного отдела прокуратуры Ольги Бобровой. - Боброва не помнит содержание записей.
- Мы ей напомним, - парировала Левина, и суд ее поддержал, отклонив возражения Абрамова.
Боброва прослушала, сказала: «Это та запись, да», после чего стали обсуждать некоторые моменты.
- Что здесь проговаривается? - спрашивала ее Левина, побуждая-таки выразить свою точку зрения на беседу Матросова и Макеенко.
- Обсуждался выход из ситуации, - дисциплинированно отвечала госпожа Боброва стороне защиты. - Я это расценила как попытку господина Макеенко урегулировать вопросы с прокуратурой. Макеенко предлагал свою технологию ведения дел в суде.
- А я не увидела, что Макеенко совершает противоправное действие, - сказала Левина, выкладывая свой аргумент: - Человек искал пути решения вопроса, что здесь такого?
- Если для вас это ничего особенного, то для нас это противозаконно, - решилась возразить Левиной Боброва. - Я попросила Матросова написать рапорт, его я и представила в прокуратуру.
Обвиняемый решил вмешаться в женский разговор.
- Вы много исков готовите, - обратился он к Бобровой. - Всегда ли вы подаете их в суд? Или сначала предварительно беседуете?
В общем, понятно, на что Макеенко намекал - на их разговор с Матросовым, записанный на диктофон. Разволновался.
- Сразу же судить людей надо! Не матросить даже, а кошмарить! - сказал Макеенко Бобровой, а также Абрамову и Матросову. Суд объявил перерыв.
На следующем заседании исследовали обстоятельства по экспертизам. Когда, куда, кто возил копии, как снимались копии и так далее. Подробная документация по этой теме у обвинения, похоже, отсутствовала, и защита попросила вызвать в суд дополнительных свидетелей - понятых Козлова и Бакаева, которые присутствовали при копировании файлов. Абрамов, впрочем, заявил свое обычное: «Не вижу оснований», но Левина сказала, что это существенно, поскольку решается вопрос о допустимых или недопустимых доказательствах. Суд согласился с доводами защиты.
Из понятых в суд явился один, студент Антон Бакаев. Рассказал, что однажды в августе он и его товарищ Козлов на свою голову шли по улице Революционной, к ним подошел сотрудник милиции и попросил быть понятыми. Сказал, что это ненадолго. Милиционер привел их в прокуратуру. Шли сначала по длинному коридору, повернули направо, зашли в кабинет. Там сидел следователь. Он достал конверт, из конверта диктофон, присоединил его к приводу ноутбука и стал копировать файлы на диск DVD-R. Копии были прослушаны и запечатаны в конверты, на которых понятые расписались.
У защиты вопросов возникло множество, но акцент был сделан на установлении дня, когда все это происходило. Студент сказал, что за давностью событий точно он не помнит, но за первую декаду августа ручается, потому что когда они с другом вышли из прокуратуры, а было это вечером, уже смеркалось, как это обычно в первой декаде августа и бывает.
- В августе смеркается в девять, - отозвался вдруг Макеенко. - А темнеет в пол-одиннадцатого, я это хорошо видел, когда сидел в тюрьме.
Но дату все-таки установили - это было 5 августа 2008 года. Просто Абрамов показал протокол с датой, подписанный понятыми, и студент Бакаев свою подпись признал. Поступило предложение послушать тот самый диск DVD-R. Специалист Мельников завел было свою технику, но Левина сказала, что всю запись слушать не будут, ограничатся только датой. Все файлы датированы разными месяцами прошлого года. По мнению специалиста, это значит, что именно эти даты и были зафиксированы на диктофоне Матросова, то есть на текущее время он диктофон просто не переводил. Спросили у Антона Бакаева, зачем он вообще шел в тот день, 5 августа, по улице Революционной. Тот сказал, что шел к своей подружке. Имя и фамилию вспомнил, а домашний адрес - нет. Не исключено, что подружке повезло, так как защита отказалась вызвать ее в суд в качестве свидетеля. Мельникова же, сказав ему «большое спасибо», отпустили. Понятого, впрочем, тоже.
И тут защита выложила кое-что еще. Это «кое-что» - экспертиза, заказанная защитой в экспертном содружестве при Московской академии права и проведенная академиком Еленой Голяшиной. Как объявила Елена Левина, экспертные выводы академика Голяшиной ставят под сомнение выводы, заявленные в экспертизах, проведенных по заказу прокуратуры. Надо сказать, что суд обстоятельства с новой экспертизой заинтересовали. Абрамова тоже, и он попросил время на ее изучение. Время как раз подошло к обеденному перерыву, его Светлана Макарова со словами «обед - это святое» и объявила. С учетом заявления Абрамова, перерыв объявили до следующего дня.