Шут с ними!

Впервые на арене! Смертельный номер! Мировой аттракцион! Мрут от зависти факиры, глотающие шпаги. Удивленные тигры задумчиво пережевывают своих укротителей. Копперфилд, проходя через Кремлевскую стену, застревает между Крупской и Кржижановским. Он кричит, ему больно, а нам страшно. Потому что у нас происходят еще более жуткие вещи. Имеющему уши да отрежут. Нервных просят удавиться. Только у нас: клоуны подают в суд на зрителей!

Впервые на арене! Смертельный номер! Мировой аттракцион! Мрут от зависти факиры, глотающие шпаги. Удивленные тигры задумчиво пережевывают своих укротителей. Копперфилд, проходя через Кремлевскую стену, застревает между Крупской и Кржижановским. Он кричит, ему больно, а нам страшно. Потому что у нас происходят еще более жуткие вещи. Имеющему уши да отрежут. Нервных просят удавиться. Только у нас: клоуны подают в суд на зрителей!

Кто бы мог подумать, что наш смешной человечек, сменивший не одну сотню масок, но так и не нашедший собственного лица, способен на такое. Вчера ради улыбок окружающих он буквально лез из кожи вон и не стеснялся бегать без штанов, сегодня он мильон терзаний меняет по рублю, а беззаботный смех - на продолжительные аплодисменты. Подстава чистой воды. Вся мегаклоунская атрибутика использовалась по назначению. Десятки париков и смешных нарядов, килограммы пудры и помады, песни и пляски - население веселили оптом и в розницу. И вот теперь всех хохотавших над искрометными шутками ниже пояса, плинтуса и вантуза - к ответу!
Казалось, что обидеть клоуна смехом невозможно. Это все равно что попытаться оскорбить официанта чаевыми. Но выходящего на арену, когда он кричал свое неизменное «А вот и я!», внезапно осенило - не все йогурты одинаково полезны! То бишь, не все смеются правильно, есть среди зрителей такие, кто хохочет зло, не конструктивно, раскачивая лодку и явно замышляя что-то нехорошее и даже вредное для соотечественников. Ты ему задницей голой подмигиваешь, а он не в кулачок прыскает, как все тонкие ценители прекрасного с верхнего яруса, а делает удивленное лицо. И смеется-то явно не над шуткой, а над ее автором. Ну как не покарать!
И всё пошло в дело. Они смеялись, они называли меня земляным червяком и показывали пальцем, - жаловался клоун и рыдал. Внезапно выяснилось, что личное и общественное в его выступлениях переплетаются столь причудливым образом, что легко позволяют обвинить любого зрителя чуть ли не в государственной измене. Маленький гигант большой клоунады в одно мгновенье превращается в крупную государственную особь. Веселит-веселит, и вдруг бац - а это, оказывается, было официальное заявление. Или наоборот - озвучивает судьбоносные решения, а потом говорит, что познакомил с эпизодами из интимной жизни, причем настолько сокровенными, что любое упоминание о них всуе сродни выстрелу в самую селезенку с последующим присвоением нравственной инвалидности.
И так отныне во всем. Здесь играем, здесь не играем, тут селедку заворачивали, а вот здесь зритель своим хохотом причинил моей личности глубокие страдания. Заметьте, личности сложной, многогранной и многограммной, постоянно преломляющейся в лучах и струях чужого смеха. Но, как мы выяснили, смеются все по-разному. Потому те, к кому он поворачивается что та избушка задом, вправе хохотать до истерик, а к кому другой стороной, должны уважать и бояться. Сделал прыжок в три оборота, и всех обрызгал своей веселой сущностью. А теперь начинаем анализировать и сортировать.
Когда рыжий клоун своим появлением заставляет банно-веничную публику ржать - это тяжкий труд. Шахтер - бездельник по сравнению с ним. Комбайнеры-стахановцы соцсоревнование проигрывают ему с треском. Шутовство - работа на износ. Каково это - таскать бутафорские кирпичи и дышать под маской или в скафандре - знает только он. Но если кто-то станет показывать фотографии, запечатлевающие шоу, и рассказывать, каких высот в своем искусстве достиг специалист по репризам, это расценят как грубое вмешательство в его частную жизнь. Даже думать теперь не моги, что его клоунские ужимки адресованы всем зрителям без исключения. Есть группа товарищей, коим юмор пьяной парилки гораздо понятнее и приятнее. Это, так сказать, целевая аудитория. Кружок «Умелые брюки», заседание правления ЖСК «Вялость» или отчетно-перевыпорное собрание в партийной ячейке. Голого клоуна либо многократно переодетого и перекрашенного должны видеть исключительно родные и близкие. Только их психика способна вынести это зрелище. Только они способны понять, почему папка (дядя, друг, учитель), одетый в шикарные подтяжки, лезет целоваться к обнаженной блондинке. Почему он надевает синюю униформу и считает это доброй шуткой, а потом на полном серьезе обращается к мундирам такого же цвета за помощью. Дескать, оболгали, опорочили, помогите, защитите. Вон они - преступники, сидят в третьем ряду и смеются. Не надо мной - над вами...
Клоун дал исчерпывающие объяснения. Если он вдруг хватает рюмку в виде члена партии - все дальнейшее составляет его личную тайну, отпустил - он все тот же крупный деятель, призывающий с арены верить только дедам. Обнял на приеме сисястую девку, пристроился маленьким ухом к ее пупку - с этой минуты начинается его сладкая личная жизнь, а подчас (незаметно для девки) и интимная. Тут, как говорится, с какой силой прислониться и сколько перед этим тереть волшебный эротический сосуд. Не лампа Аладдина, но тоже иногда желания выполняет.
Нетверезые разгоряченные физиономии, мелькающие на заднем плане, принадлежат его лучшим друзьям, за которых он в огонь и в воду, чего как раз-таки в сауне в избытке. А что - клоун тоже имеет право на отдых. Конституция написана и поправлена для всех. И нет ничего удивительного, что вы за хорошим настроением отправитесь по грибы, на рыбалку, к друзьям на дачу, а он - в раздетом виде на стул, стишок читать. У клоунов свои профессиональные болезни и свои представления о том, как нужно веселиться. Видите, какой я тут радостный? В женском платье, с двумя подружками в обнимку. Ну, ясно же, что все происходит в нерабочее время и узком кругу ценителей прекрасного. Ибо что же может быть прекраснее меня в дамском?
Шуту дано гораздо больше, нежели рядовым почитателям его гения. У него много врожденных талантов - затейливая походка, смешные штаны. Братья грим кладут на него, красный нос скрывают под еще более красным и ненастоящим. Только в таком виде в нашей стране можно говорить то, что думаешь, не заботясь о последствиях. Наш клоун пошел еще дальше. Он продал смех и обменял чувство юмора на чувство чьего-то достоинства. Он ощущает его в себе постоянно, глубоко, почти сердцем. Этот зуд ничем не унять, а ненадолго отвлечься от него помогает лишь бурная и серьезная деятельность. Да вот хотя бы по фильтрованию зрителей. И смешной человечек, без которого еще вчера наш цирк представить было невозможно, пропал ни за грош. Его и сегодня легко узнать по яркому галстуку и стремлению внести максимум клоунской сущности в нынешнюю серьезную работу. Но это все не то. Погасла искра божья, иссяк родник веселья.
Под Новый год люди ждут чуда, а вовсе не минимизации последствий мирового финансового кризиса. Мы, преданные зрители, верим, что наш любимый шут вернется. Что однажды, когда ему предоставят слово для доклада, он посмотрит на присутствующих, и в глазах его блеснет знакомый озорной огонек. В то же мгновенье он с таинственным видом нырнет под «круглый стол», откуда выйдет преображенным. С посохом и большим мешком. И все заулыбаются. Здравствуй, Дедушка Мороз, борода из ваты! Ну, и далее по тексту.