На "Фединских чтениях" прошла встреча с поэтом и писателем Сергеем Гандлевским. В перерыве между декламациями стихов автор пообщался со слушателями. Вначале разговор зашел о прошлогодней поездке в Италию, в связи с юбилеем цикла рассказов Горького "Сказки об Италии". "Итало-российская Ассоциация предложила литераторам пожить неделю на Капри и что-нибудь написать. Я согласился за казенный счет съездить в это вдохновенное место. Вообще я не верю в существование таких мест – все зависит от впечатлительности человека. Я написал не очерк, а то, что мне свойственно", - сказал Сергей Маркович. Поэт признался, что ему хотелось бы писать на любую тему, но мысль избирательна, подобно звучанию, который издает только определенный инструмент.
О совпадениях
"Много лет назад я выступал в Москве и зашел разговор о том, насколько позволительны заимствования. Я отстаивал точку зрения, что они позволительны, об этом знают все маститые литераторы. Читал стихотворение "Есть в растительной жизни поэта…", которое заканчивается словами: "Стихи не орудие мести, а серебряной чести родник". Этот "серебряный родник чести" был в наглую мной украден у Аксенова. Представьте себе, что на этих словах дверь открылась и вошел Василий Аксенов".
О влиянии возраста на качество стиха
"Считается, что с возрастом поэты пишут все проще. Есть общая расхожая тема поэтического плача, как мне-де пелось в юности и куда девался голос теперь? В юности, если говорить честно, мне пелось неважно. А когда кажется, что все уже испарилось и никаких звуков нету, то получается иногда не худо или сносно. Не думаю, что здесь имеется какая-то система, тем более что в ней есть пробелы, например, Мандельштам и Лев Лосев."
Норма для молодых - по стихотворению в неделю
"Почти каждому пишущему человеку хочется думать, что у него органические природные способности. Может, мы просто льстим себе. В моем случае хочется надеяться, что наперерез потребности сочинять бежит хищный свирепый вкус, матереющий быстрее, чем твои способности, и бьет по рукам. Молодые поэты, как правило, сбиваются в стаи, и эта поэтическая ревность побуждает их бежать наперегонки, а когда стаи рассыпаются и ты уже сам по себе, когда не очень понятно, куда бежишь, все получается не столь азартно. Мое физическое устройство таково, что я пишу два-три стихотворения в год, и это является серьезной неудачей".
О символизме в русской литературе
"Многие из символистов были очень талантливыми и бескорыстными людьми. Ссылаюсь здесь на Ходасевича, преисполненного почтением к этому течению, принципов которого он не разделял. Под их пером, в их образе жизни, из лучших чувств, поэзия взбесилась. Как джинн, вырвавшись из бутылки, она захотела стать всем, хоты этот соблазн у нее всегда существовал. Их заслуга в том, что они исчерпали этот соблазн. Как не верующий в знак тупика, преодолевший этот путь и увидевший, что там в действительности тупик, предохраняет от этого заблуждения всех остальных. Поэзии был дан урок смирения – она не может заменить ни религию, ни науку... Они замахнулись на то, чтобы жизнь, как в кислоте, растворилась в поэзии, и производили впечатление безумцев. Сейчас их произведения трудно читать".
О "проклятых" вопросах Бердяева
"Поэтам часто задают вопросы о жизненно важном. Утверждение, что поэт в России больше, чем поэт, – большое заблуждение. Все равно, что задавать такие вопросы спортсмену. Поэт может быть глупым, умным, скупым, трусливым, смелым – этим способностям может придаваться все что угодно. Поэт имеет право быть дураком, как и спортсмен".