16.12.2011
Явор Гырдев покажет «Урода»
Анна Скворцова
Явор Гырдев покажет «Урода»

без названияБолгарский режиссер Явор Гырдев приезжал в Саратов в начале апреля с прицелом поставить спектакль. Тогда он привез с собой фильм «Дзифт», ставший более чем удачным кинодебютом и принесший режиссеру мировую известность. Теперь вместе с Явором из дружественной Болгарии приехали его коллеги  - композитор Калин Николов и сценограф Венелин Шурелов. Задуманное удалось реализовать, премьера сатирического кабаре «Урод» по пьесе Мариуса фон Майенбурга состоится в театре Драмы 20 декабря.

- Явор, почему выбрали именно эту пьесу? О чем она?

- Майенбург - современный немецкий драматург, который не только пишет свои пьесы, но и делает переводы и версии произведений других авторов. Я не знаю саратовскую аудиторию, но могу предполагать, что все поймут эту пьесу, поскольку она везде актуальна и ставится повсюду. Это история про любовь к себе, которая нащупывает важный симптом современности - потерю идентичности. Главный герой инженер Летте не может продать свое изобретение. Компания, в который он работает, запрещает ему заниматься продажами - сотрудники считают его уродом и боятся, что он будет отпугивать клиентов. Ради карьеры Летте делает пластическую операцию, после чего у него появляются новые возможности, но начинаются и проблемы. Здесь происходит исследование взаимодействия рыночного мышления и человеческой уникальности. Герой теряет свое лицо, чтобы приобрести новое и красивое, являющееся неотъемлемым фактором успеха. В современном обществе много жестких законов, влияющих на наше самосознание и самоощущение. Они могут изменить  наш внутренний мир, наши взаимоотношения с людьми, и довести нас до положения, когда мы уже не знаем, кем мы стали. Чтобы вписаться в общество, герой теряет свое «Я», свою идентичность, а затем желает обрести ее обратно, пусть и уродливую. Мне кажется, что пьеса такого характера будет понятна саратовскому зрителю, поскольку это не абстрактная проблема, а универсальная.

- Многие фантасты рисуют мир красивых людей, на ваш взгляд, будущее за ними?

- Мир постепенно становится все более красивым, и это присутствует в творчестве фантастов. Фантазм может быть плохо воздействовать на людей, когда есть стремление к унификации, к тому, чтобы все были похожи друг на  друга. В пьесе есть антиутопический момент, как у Оруэлла, Замятина и других представителей российского авангарда, а также эстетический момент – желание ощущать мир через удовольствия, сделать так, чтобы он подчинялся законам красоты. Регулятивная идея о том, что красота спасет мир, может действовать угнетающе и уничижительно.

- Как вы нашли «урода» среди наших замечательных артистов?

- Сначала я посмотрел несколько спектаклей. Когда увидел большую сцену, то испугался – придется думать масштабно. Я постоянно взаимодействую с публикой, предпочитаю интерактив, активность зрителей. Такой синергии трудно добиться в больших пространствах, но иногда они этому способствуют. В спектакле не задействована вся труппа. Майенбург - это постбрехтовская драматургия, с сильным эффектом отстранения,  с убиранием «четверой стены», за которой существует театр Станиславского. Этот прием является провокацией для артистов, он делает их более активными и рефлексирующими. В спектакле заняты четыре человека: Андрей Седов, Эльвира Данилина, Владимир Назаров и Игорь Баголей, а персонажей – семь. Визуальным и звуковым средствам выражения отдается важное место. Музыка - такой же активный агент, как и декорация, с помощью нее осуществляется монтаж спектакля. Есть некая условная среда, которая все время меняется.  Над созданием музыки и 3D-видеоряда дистанционно трудилось несколько человек.

- Во  время репетиций по театру летают белые и черные перышки, что у вас там происходит?

- Концепция такова, что декораций практически не будет, а будет создана солидная фактура, определяющая характер пространства, чтобы показывать предметами и объектами, где мы находимся. Абстрактная среда все время меняется и становится то кабинетом шефа, то операционной, но не буквально, а иным способом. Перышки сейчас еще летают, но перед спектаклем уже перестанут.

- Вы ставите все – от Петрушевской до Шекспира, с чем было работать сложнее всего?

- У меня все пьесы хранятся в электронной книге, в основном они на русском и английском языках. Язык есть средство общения в профессии. В Турции я ставил «Бурю» Шекспира. Было два перевода: один - академический, сухой и точный, а другой -  более свободный и сильный. Если я на русском прочитаю два перевода, то увижу разницу, а тут трудно было выбрать. Из труппы в 14 человек только один знал английский. Переводчица переводила на турецкий, артисты отвечали, она переводила мне и я не понимал, что происходит со смыслом. Процесс был в два раза длиннее. Так, не зная языка, я поставил Шекспира на турецком, правда, спектакль получился очень визуальным.

- Как вам работалось с нашими артистами?

- С саратовскими артистами мне было легко – они все время нацелены на работу. В Москве это трудно сделать – у артистов бешеный ритм, они еще и в сериалах снимаются, и в рекламе.  Сконцентрировать свое внимание на одном проекте – это роскошь, самый большой дефицит современности.

- На расклеенных по городу афишах ваше симпатичное лицо и надпись «урод». Это такой пиар-ход?

- Мне казалось, что это совершенно неприлично - ты будто выпендриваешься, но я доверился руководству театра, заверившему, что так надо. Если бы я был Филиппом Киркоровым, то мое лицо работало бы коммерчески. Как видите, новые афиши уже другие.

- Что вам понравилось из спектаклей театра Драмы?

- Трудно сказать, скорее театр произвел на меня общее впечатление. Интересно, как один и тот же автор интерпретируется в различных местах.  Современные авторы могут сработать в определенной среде совершенно по-разному. Если пьеса хороша,  а артисты не очень, то ее конструкция останется даже при простом воспроизведении.  Текст - это самое главное. Бывает такая драматургическая среда, когда нельзя выкинуть ни слова, так, я никогда не убирал текст из Макдонаха и Олби. Но если нет аристотелевского триединства, то у режиссера есть возможность интерпретации.

без названия

- Что происходит в мире искусства?

- Последние десять лет наблюдается тенденция преодоления постмодернизма. Формируются заметные направления пост-драматического театра, где интерпретация напрямую не связана с драматургией и режиссер не обязан подчиняться драматургической логике. К примеру, реактивный модернизм – независимое отношение к искусству театра и кино. Есть ощущение, что в мире возникает больше возможностей создавать  концептуальный дискурс. Это хорошо. В драматургии появляется все больше оригинальных текстов, которые не являются перевертышами старого материала, а смотрят на мир по-новому. Хотя уже больше века говорят, что театр умирает, он возвращается с новой силой.

- Ваш роман  с кино оказался коротким или будет продолжение?

- У меня есть проект нового фильма – получено государственное финансирование на создание сценария, но не самих съемок. Сценарий пишет болгарский писатель, проживающий в Калифорнии. Больше пока ничего не скажу.

- Вы можете работать в ограниченных возможностях?

- Всю свою жизнь я работаю с ограничениями. Это зависит от понимания авторского права. В 80-е годы я запускал кассету с понравившейся мне музыкой и ставил спектакль, но с 1996 года я работаю только с композиторами. Музыка должна выражать смысл именно этого спектакля, а не фильма, для  которого она была написана. На каждый спектакль нужно придумать нечто особенное, но чтобы это нечто не выхолостило смысл самой пьесы -  все должно создаваться в едином контексте. При смене концепции может возникнуть сопротивление материалу, поэтому после того, как сценографический проект закончен, мы начинаем работать с артистами и обнаруживается много лишних вещей. Мое кредо – минималистический подход с максимальными взысканиями.