Большая полукруглая комната без окон. С потолка свешивается опаловая гроздь шаров-светильников. На стене — три одинаковых, слегка обшарпанных гобелена с изображением тотемного медведя.
За квадратным столом, покрытым красно-сине-белой бархатной скатертью, сидят в креслах четверо — трое суровых мужчин и одна хрупкая женщина. Все они руководители местного отделения Партии Власти, собравшиеся на совещание. Поскольку мы не уверены, что разговор, приведенный ниже, будет передан абсолютно точно, нам придется обойтись без реальных фамилий. Пускай это будут, например, Иванов, Петров, Сидоров и Гаврилова.
— Ну, — говорит Иванов (он тут главный), — какие у нашей партии новости?
— Обстановка сложная, — отвечает ему Гаврилова и, нахмурив брови, торжественно читает по бумажке: — "Начатое в ХХ веке разрушение таких устоев, как Добро, Истина, Красота, привело к тому, что в XXI веке человечество столкнулось с глубинными философскими трансформациями представлений о человеческой цивилизации. Наблюдается глубочайший кризис гуманизма..."
— Погоди-погоди! — пугается Иванов. — Какой еще кризис? Какого, на хрен, гуманизма? Откуда ты вообще взяла эту фигню?
Гаврилова хлопает глазами и обиженно поджимает губы:
— С партийного сайта, Валерий Вадимович. Откуда же еще? Отчет о форуме в рамках реализации проекта "Крепкая семья".
— Все с ума спятили, — бормочет Иванов, — философы, блин... Так и до инфаркта человека можно довести... Леокадия Федоровна, я тебя спрашиваю о настоящих новостях. Что у нас там в первых строках?
— Много всего, ох много... — как-то подозрительно быстро откликается Гаврилова. — Партийная жизнь везде, как говорится, бьет ключом. В Уфе открылась выставка "Вместе — ради детей!" В Ульяновске началась третья юбилейная акция "Роди патриота в День России". А, например, в Магадане и на полуострове Ямал...
— Леокадия Федоровна! — прерывает ее Иванов, прихлопнув по столу ладонью. — Ты здорова? Чего ты сегодня выдаешь общее ля-ля-ля по России? Зачем мне про Магадан? Я туда пока не собираюсь. Ты же знаешь, я спрашиваю о конкретно местных новостях. Ну-ка ответь: что будет в первых строках, если в этом чертовом Гугле набрать название нашей партии вместе с названием нашей области? А? Ты ж мониторишь новости, я в курсе...
Гаврилова, потупившись, молчит.
— Леокадия, я тебя спрашиваю! Что, язык проглотила?
Лицо Гавриловой краснеет, потом багровеет, но она молчит.
— Вадимыч, не будь ты зверем, — наконец кряхтит Петров. — Не въезжаешь, что ли? Женщине неудобно про такое говорить.
— Вячеслав Никитич, па-пра-шу следить за базаром! — Иванов приподнимается с места и грозит Петрову кулаком. — Совсем дошли до ручки, да? Сегодня им уже про партию родную неудобно сказать, а завтра что? Явитесь сюда с белыми лентами? Запишетесь на курсы английского? Встанете в очередь за контрабандным пармезаном?
— Ты, Вадимыч, это... волну-то не гони, — вступает в беседу степенный Сидоров. — Пармезан... госдеп... ленты... Чего сразу-то ругаться? Ты ж не на собрании. Тут, видишь ли, дело тонкое, деликатное, хотя, с другой стороны, глубоко партийное... — Он вылезает из своего кресла, приближается к начальственному уху и пару минут что-то шепчет.
По мере того как Сидоров рассказывает, брови Иванова вздымаются все выше, а лицо, еще недавно строгое, постепенно разглаживается.
— С балкона, значит, навернулись оба? — переспрашивает он.
— С третьего этажа, — подтверждает Сидоров. — Хряпс — полет нормальный! — и эти двое уже на земле.
— И прямо совсем-совсем голые? — уточняет Иванов.
Сидоров, шевеля губами, считает что-то в уме и отвечает:
— Думаю, примерно процентов на семьдесят-восемьдесят.
— И оба, выходит, наши районные функционеры?
— Нет-нет, только она, а мужик, слава Богу, беспартийный, — объясняет Сидоров. — Сама она, кстати, сразу подала заявление по собственному. Их еще на "скорой" до больницы не довезли, а районная ячейка уже собралась и проголосовала, как надо.
Иванов придвигает к себе калькулятор. Подумав, отодвигает обратно.
— В центральном аппарате уже знают? — деловито интересуется он.
— Да вся Россия, наверное, уже знает! — страдальческим голосом восклицает Гаврилова. Лицо ее еще красное, но уже не багровое. — Журналюги, как шакалы, на эту новость набросились! Газеты, информагентства, блогеры, твиттеры, соцсети! "Аргументы недели", "NEWSru", "РИА Новый Регион", "Собеседник"... Штук тридцать СМИ от Калининграда до Владивостока отозвались! Двое суток подряд в десятке топ-новостей. Ни стыда у людей, ни совести!
— Безобразие. Бескультурье. Беспредел, — хором поддакивают товарищу по партии Петров и Сидоров. Но поддакивают негромко, довольно вяло и без особого возмущения-осуждения в голосе.
— Ага-а-а, — тянет Иванов. Лицо его снова непроницаемо. — Расклад мне ясен, пора делать выводы. Хочу узнать ваше мнение: какие уроки мы с вами извлечем из этого происшествия? Высказывайтесь по очереди. Сидоров, начинаем с тебя. Говори.
— Уроки, уроки... — Сидоров обстоятельно чешет в затылке, выигрывая несколько секунд. — Э-э-э... Можно, например... Скажем, созвать начальников всех районных отделений и каждому объявить строгое предупреждение. Авансом, так сказать, наперед. И если где еще всплывет какое ЧП, мы могли бы отчитаться перед Москвой: дескать, меры заранее приняты, виновные превентивно наказаны.
— Хм, — говорит Иванов. — Хм. Твоя точка зрения, Кирилл Захарыч, мне в целом ясна. Петров, теперь слово тебе.
— Разовое предупреждение — это полумера, — с видом театрального злодея объявляет Петров. — Нужна система. Давайте примем закрытое постановление, чтобы никакого больше стриптиза среди руководящих членов всех звеньев на всех уровнях — от поселкового до областного. Разработаем дресс-код для индивидуальных балконов: костюмчик там, рубашка с длинными рукавами, платье макси, а лучше даже сразу глухой комбинезон. И со злостными нарушителями балконного дресс-кода — пожестче, пожестче. Вышел в трусах покурить — сразу выговор с занесением! Вышел без трусов — партбилет на стол!
— Что ж, понятненько, Вячеслав Никитич, — говорит Иванов. Лицо его по-прежнему загадочно. — Теперь мы слушаем тебя, Леокадия Федоровна.
— А я бы пошла еще дальше, — бойко отвечает Гаврилова. Она уже снова нормального розового цвета: приступ стеснительности благополучно миновал. — Я бы дала наказ нашей фракции в Госдуме. Раз уж сегодня есть такая установка, чтоб всего побольше запретить, нужно заодно запретить и балконы в жилых домах. Пусть сносят. Во-первых, от них членовредительство, сами видите. Во-вторых, от них разврат. В-третьих, так можно усилить нашу борьбу с курильщиками. В офисах им уже нельзя, в ресторанах нельзя, на улице нельзя, а почему на балконах можно? Это ведь тоже часть улицы. Новый закон необходим. Выйдет такой гад на балкон с сигаретой — глядь, а балкона-то уже и нет! Красота!
Петров и Сидоров непроизвольно вздыхают и выжидательно смотрят на Иванова: что им скажет партначальник? Чей план выберет?
Сделав многозначительную паузу, Иванов чеканит по слогам:
— Патриотично. Но! Не-сво-е-вре-мен-но! Все, что вы тут сказали. Мы поступим иначе.
И, насладившись эффектном неожиданности, объясняет ошарашенным соратникам, что в каждом происшествии надо видеть не только факт, но и правильную перспективу. Таким образом, случай с балконом и выпавшими голыми партийцами — на самом деле вовсе не ЧП и не скандал, а, наоборот, подарок судьбы, улыбка Фортуны, счастливая фишка.
— Вспомните, — с довольным видом говорит Иванов, — когда в последний раз народ интересовался новостями, хотя бы как-то связанными с местным отделением нашей партии? Леокадия, ты припоминаешь? Вот-вот, и я тоже! Никогда. С одной стороны, мы главная партия, а с другой — нас как будто и нет. Сколько бы мы с вами ни выдвигали программ, ни придумывали проектов, сколько бы школ, садов и покрашенных заборов мы ни записывали на свой счет и сколько бы ни оплачивали потом рекламы, все по нулям, никакого отклика. А тут мы ничего не сделали, а такое внимание к партии, такие страсти, такая активность СМИ, что любо-дорого...
Однопартийцы переглядываются. Они еще не поняли, куда клонит их начальник, но уже заранее готовы поддержать его во всем.
— Короче! — Иванов важно поднимает палец. — Леокадия, ты у нас на каком этаже? На втором? Балкон не застеклен? Отлично! Значит, Вячеслав, тебе партийное поручение: сегодня ты идешь в гости к Леокадии. Возьмешь цветы, конфеты, шампанское и обязательно партбилет. И ты, Леокадия, держи свой билет поближе к телу, когда оба выйдете на балкон. Разрешаю внизу подстелить себе соломки, но, чур, не увлекаться, не целый стог... Ну, в общем, вы взрослые люди, вы сами сообразите, как все обставить, чтобы вышло натурально. В нашем деле важно что? Этот самый реализьм. К завтрашнему утру новость должна быть такая, чтобы опять читала и обсуждала вся Россия...
Иванов поднимается с кресла и одаривает Петрова рукопожатием. Затем крепко, но сугубо по-отечески целует Гаврилову в щеку.
— Уж постарайтесь, родненькие, ради партии, — задушевным тоном произносит он. — Пока нас не опередили другие регионы, успех надо закрепить.