Артур Беркут — рок-музыкант, экс-солист легендарных групп "Ария" и "Автограф". За свою карьеру Беркут работал в общей сложности в десяти коллективах и сейчас поет в команде, носящей его имя. В 2002 году он сменил Валерия Кипелова на посту лидера "Арии" и, видимо, навсегда разделил фанатов русского рока на два лагеря — тех, кто принял нового солиста, и тех, для кого "Ария" прекратила существования вместе с уходом Кипелова. Мы поговорили с Артуром Беркутом о том, чем русский рок отличается от западного и чего хотят фанаты.
— Когда вы стали солистом группы "Ария" в 2002 году, в ее творчестве появились совершенно новые элементы: шоу, переодевания во время выступлений. Это была дань моде или творчество?
— Мне было интереснее, если мои композиции каким-то образом костюмируются или на сцене происходит шоу. Как это принято называть — мизансцена.
— В творчестве многих рок-музыкантов появились шоу-программы. Вспомнить хотя бы последние альбомы Юрия Шевчука, которые обставлялись совершенно иначе, чем более ранние — аскетичные и традиционные. Все рок-музыканты к этому идут сейчас или это удел избранных?
— У меня не было заранее выработанной идеи сделать на определенную композицию какой-то костюм. Если музыка сама диктовала — слова и тему, то появлялись новые элементы. Может быть, это не всем нравилось, но буквально во все песни я пытался что-то такое привнести. То очки надевал, то еще что-то. Если песня была про самолет, то очки были летные. Или плащ какой-нибудь.
— Фанаты расценивали это не всегда положительно.
— Я так видел эту музыку. Всем не угодишь.
— А публику нужно воспитывать?
— Я думаю, что та публика, которая слушает рок, она уже воспитана и продвинута. Сейчас нет никаких проблем скачать тот или иной концерт или диск, который тяжело достать. Дело не в том, надо ли воспитывать, а в том, что если начать публике что-то "втирать", говорить: "Нужно делать так и вот так", то народ этого не любит. Если вам каждый день будут говорить, что можно делать, а что нельзя, то вам это не понравится. Хотя как это подать. Нужна позитивная идея, не негативная, чтобы люди получали от этого удовольствие.
— Но русский рок трудно назвать позитивным по своему настроению.
— Рок не бывает русским. Рок — это рок. Нет такого — "русский рок". Есть рок на русском языке, как есть какие-то течения, есть музыканты, которые исполняют его в определенном ключе.
— Ваше участие в шоу на Первом канале (в 2011–2012 годах Беркут участвовал в реалити-шоу "Специальное задание" — прим. авт.) было продиктовано желанием донести рок до публики, которая с ним не знакома и никогда не увидит его на центральном телевидении, или желанием попробовать новое в творчестве?
— Это мое творчество, и я буду счастлив, если это кому-то понравилось и кто-то будет в дальнейшем смотреть. Я уверен в том, что это могло привлечь и новых слушателей рока.
— Ну вот сегодня вы какую программу будете в Саратове играть?
— Мы пока не знаем. Посмотрим, какая публика придет. Нас часто просят играть песни из нового альбома "Победителей не судят". С удовольствием сыграем песни из "Автографа". Мы сейчас уже запустили проект нового альбома на сайте Планета.ру. Это будет лирический альбом, в который я хочу пригласить огромное количество музыкантов, играющих на различных инструментах. Там же будут и дуэты. Он будет отличаться от предыдущих, но дух останется такой же. Это совсем новая идея — создать такой альбом.
— Такое ощущение, что желание синтезировать жанры, направления и стили появляется у многих артистов, которые уже выработали свой потенциал и хотят чего-то нового.
— Это нормальное развитие творческого пути. Музыка не стоит неподвижно, она идет вперед. Оставаться на одном и том же месте, во-первых, скучно, а во-вторых, никому не нужно.
— При этом вы не боитесь потерять традиционных поклонников, которые уже привыкли к вашему творчеству?
— Может быть, я кого-то потеряю, но приобрету гораздо больше новых слушателей. Я уже пробовал это делать. У меня есть проекты, которые я записывал в Соединенных Штатах Америки в стиле грандж. Есть проект — группа "TSAR", в стиле глэм. Есть проекты прогрессив-рок, металл-команды. И они ни в коем случае не помешали лично мне продвигаться вперед. Наоборот, это дает мне и нашей группе возможность играть все, что мы захотим. Слушателей при этом не убавилось, а прибавилось.
— Какой след оставил период вашего участия в группе "Ария"? Или это лишь один из эпизодов творчества?
— Для меня это период, который прошел. Несомненно, он наложил определенный отпечаток. Многие люди, которые приходят на концерты, просят исполнить что-нибудь из этого периода. И я с удовольствием это делаю. Вычеркнуть это невозможно. Пока, во всяком случае. Но со временем музыка идет вперед, пишутся новые альбомы, исполняются новые песни. Я не вижу ничего страшного, если люди вспоминают свое детство. Или приходят и говорят: "Лет пять назад я был на концерте и хочу послушать такую-то песню". Я это слышу, и для меня это бальзам. Я считаю, что публике нужно давать то, что она хочет.
— А вам не кажется, что публика больше ностальгирует, нежели слушает современный русский рок?
— Пускай. Почему нет? Это неплохо. Публика сама решает. Если ей начать "втирать"... Несомненно, нужно петь новые песни. Но даже по правилам рок-концерта сначала идут новые песни, а потом хиты. Я и по себе знаю — мы очень часто ходим на какие-то знаковые концерты культовых команд. Мне нравятся новые песни, но они так отличаются от старых, тех, которые отложились у меня в памяти и которые с чем-то ассоциируются. И я их все время жду. Так же и публика ждет песни, на которых она росла. Приходит бабушка и говорит: "Я на вас выросла, хочу послушать песню "Монолог". И я думаю: "Господи, сколько же мне лет".
— Это не говорит о том, что современный рок не дотягивает по уровню до корифеев, на которых эта бабушка выросла? Современная молодежь растет на роке?
— Это нужно у молодежи спрашивать, я не знаю. Я могу сказать, что мне не очень нравится в современной молодежи, — она копирует западную музыку. Ее очень много, причем на ней можно учиться, как композиционно записывать с точки зрения продакшн, — это действительно здорово то, что происходит на Западе. Но все-таки корни и мелодические схемы должны оставаться русскими, потому что они очень богатые.
— То есть русский рок все-таки отличается от западного?
— Я имею в виду корни, а не весь рок. Я общался со многими западными музыкантами, и любой из них, кто слушает русскую музыку, обалдевает от того, что у нас здесь происходит. Люди говорят: "Это невероятно, как русские могут придумать такие мелодии". Грубо говоря, американцу или французу, который играет шансон, этого даже в голову прийти не может, а где-то у нас в деревнях и селах могут такие аккорды наворачивать и такие мелодические схемы, что народ обалдевает. Это нельзя ни в коем случае забывать, и это как раз именно то, чего не хватает нашей молодежи. Все равно западная музыка — не наша. Я не говорю, что она плохая, просто когда люди начинают ее копировать получается мертвая музыка. Да, это хорошо сыграно, но не для души. Это видно и слышно.
— Рок в России всегда был остросоциальным и политизированным. Процессы, которые происходят сейчас в политике, и внутренней и внешней, разделили рок-исполнителей. Есть позиция, которую выразил Андрей Макаревич, а есть позиция, например, Гарика Сукачева. Должен ли творческий человек транслировать свою политическую позицию?
— Лично мое мнение, что музыкант должен быть аполитичен. Каждый человек должен заниматься своим делом. Кому-то это нравится, кому-то помогает. Слава Богу сейчас у нас свобода слова — музыки и чего угодно. Это не должно касаться музыкантов.
— Но что делать, если музыкант имеет еще и гражданскую позицию?
— Нет, я об этом вообще не говорю.