Раньше при слове "лесник" мне представлялся такой бородач в камуфляжном костюме, который рассказывает у костра про всякие таинственные случаи, происходящие в его владениях. А рядом в избушке варится похлебка из сушеных грибов с дичью… Да, так я и думала, до тех пор пока не приехала в лесхоз Новобурасского района в гости к Виктору Кузнецову.
Наша встреча откладывалась несколько раз: сначала добраться из Саратова в Новые Бурасы помешал гололед, потом — оттепель, затем — метель.
Лесхоз — одноэтажное кирпичное здание с воротами. Они приветливо открыты, перед ними грузовик с елками. Сто рублей штука. Покупают их обычно оптом так называемые елочные перекупщики. Перед входом — стенд. На нем написано: "Творческая задача лесоводов состоит в том, чтобы суметь законы жизни леса превратить в принципы хозяйственной деятельности". Это цитата известного ученого-лесовода, профессора Георгия Морозова. Его же портрет висит и в кабинете лесничего.
— Я когда приехал 24 года назад, в лесхозе работало 130 человек. Сейчас — 36 человек! А с 2008 года нас разделили. Лесхоз раньше выполнял все функции комплексно. Теперь управляет лесным фондом лесничество, а выполняет лесохозяйственные работы — лесхоз, — рассказывает Виктор Кузнецов.
По его словам, работают в лесничестве восемь человек, из них трое — пенсионеры. Причина — маленькие зарплаты: "Ну а кто на 10 тысяч пойдет работать?" Говорит, пытались поменять ситуацию: писали письма в вышестоящие инстанции, ждали ответа. Ничего не изменилось. На данный момент огромный зеленый массив — 29 тысяч с лишним гектаров — от посягательств "черных лесорубов" и любителей пожечь костры охраняют трое.
— Ну как вы считаете, может один человек охранять 10 тысяч гектаров? — задает риторический вопрос Кузнецов. — Тем более ничего нет. Транспорта, например. Ну вот "Нива" служебная есть. У нас область бедная. В Самарской, например, человек на аналогичной моей должности получает 40 тысяч. Я — 13. Там они госслужащие. Мы — нет. А некоторое время назад была такая задумка у государства — вообще леса передать в частные пользования. Народ тогда возмутился, поэтому придержали — пока аренда на 49 лет.
Основные арендаторы в этом районе — охотники. Но к ним претензий нет, говорит Виктор Робертович, они не хулиганят. Даже наоборот — есть некая цеховая солидарность.
— Раньше мы и браконьерами занимались, потом эти функции отдали в комитет охотничьего хозяйства. У нас есть договоренность: они нам сообщают о наших негодяях — когда рубит кто незаконно, например, а мы им — когда по их части что-то заметим. Недавно было: звонит мне егерь, говорит, рубят. Ну, мы скорее помчались. Поймали. Провели с ним профилактическую беседу.
Лучшая профилактика, по словам лесничего, — это когда про штраф одному узнают другие — по цепочке. А выплаты немалые — в 100-кратном размере от ущерба.
— У нас кубометр древесины стоит 150 рублей. Надо понимать, что легче прийти и выписать, чем потом тебя поймают и заставят платить уже совсем другую сумму. И ладно бы очереди были, бюрократия какая-то. Пришел в кассу, заплатил — и все! Лесничий тебя отвез, показал, где рубить.
Приводит статистику: в прошлом году было возбуждено семь уголовных дел по факту незаконной вырубки леса. Рубят в основном для себя — на дрова, на стройку. Про скаутов и прочих представителей добровольческих движений, так часто мелькающих в СМИ и соцсетях и рассказывающих о своих достижениях, лесничий ничего не слышал: "У нас в районе нет такого".
— Для меня лес, в первую очередь, это все-таки объект работы. Но, конечно же, тут люди трудятся небезразличные к лесу. Без этого никуда. Меня, конечно, тоже тянуло. Не хотелось в городе жить — предпочитал сельскую местность. Терпеть не могу город. Почему? Ну почему Шукшину не нравилось? Он, кстати, один из моих любимых писателей. Шукшин, Белов, Астафьев, Распутин — люблю этих авторов.
Никаких страшных историй, легенд Кузнецов вспомнить не смог: "Вы не забывайте еще, что мы живем чуть ли не в центре Европы". Говорит, это в Сибири, может быть, есть, в таежных районах.
— Были случаи, что грибники из Саратова в лесу терялись. Бабушку, помнится, искали. На следующий день нашли. Ничего, живая… Раньше были кордоны — отдаленные места, где лесники жили в лесу. Но это давно совсем было, меня еще тут не было. Вот сейчас в России есть движение "Звенящие кедры России" — живут за пределами города, сами себе создают родовые поместья. А почему бы и нет? Им выделяют по гектару земли, они устраивают свой дом, быт.
Про Германа Стерлигова (российский предприниматель, в 2004 году оставил бизнес и политику и вместе с семьей уехал в сельскую местность на выделенный правительством Московской области участок размером 37 гектаров. С 2008 года организовал благотворительный проект "Слобода", предлагая православным христианам переезжать на поселение на его земли. С конца 2008 года вновь вернулся к делам) Виктор Робертович тоже наслышан: "Чудаковатый он какой-то по-своему. Не дурак, конечно".
Что касается дележа частных охотничьих угодий, то согласно закону тут обязательно должны учитываться интересы местных жителей и ни в коем случае не нарушены их права. Так ли это на практике?
— Здесь сейчас много китов… Ну, олигархов всяких, так я их называю. Угодьями здешними владеют все такие люди, которые имеют вес в области. Небезызвестный доктор, владелец нескольких клиник, собирался вокруг одного села отстегнуть себе понемногу от соседних угодий. У него ничего не получилось. Потому что есть разные хозяйства. Там тоже предприниматели нехилые, не лыком шиты. Тут же есть хозяйство и одного председателя коллегии адвокатов. Депутатов особо у нас нет. Они в других районах. В одном из районов, лесники рассказывали, летал один известный высокопоставленный саратовец на вертолете. Там вплоть до того дошло, что лесникам начали указывать, что им пилить нельзя. Куда это годится?
Кузнецов не без гордости отмечает, что в их лесничестве такого нет — охотники не командуют: "Значит заставляем считаться с собой". Рассказывает, был случай, когда пасечникам стали указывать, чтобы возле леса не ставили ульи, потому что кормушки рядом. Конфликт разрешился после переговоров. С руководством района отношения тоже нормальные. "Будем считать, что нормальные", — уточняет лесничий.
Специальных поджогов, чтобы потом можно было дешевле купить подгоревший участок, Виктор Робертович не припомнит. Говорит, лес не настолько могуч, чтобы применять такие технологии. А вот 2010 год запомнится надолго — тогда из-за жаркого засушливого лета леса горели по всей стране.
Развитие внутреннего туризма в Новобурасском районе особо не обсуждается. Говорят, уже четвертый инвестор хочет построить горнолыжный курорт. Но все заканчивается на этапе разработки проекта. Про новомодное увлечение — когда замученные цивилизацией городские жители, отключив телефоны, уезжают на время, на неделю-две, в деревни, поближе к лесу, Виктор Робертович тоже не слышал. Да и, говорит, не получится так.
— Два дня максимум вы, городские, здесь сможете так прожить. Потом обратно захотите, привыкли уже.
Просим отвезти нас в лес показать владения. Предлагает либо на делянку, где лесорубы сейчас работают, либо в живописные хвойные места.
— Хотите посмотреть на лесорубов в деле? Когда лес рубят — это печальное зрелище, на самом деле…
Никак не определившись, куда же именно поедем, зовет соратницу — инженера по лесовосстановлению Мину Балашову. Пока решают, Мина Филипповна рассказывает нам о буднях современных лесничих.
— Хорошо, что вы можете писать о проблемах. Потому что сейчас все пытаются загладить, мол, все у нас хорошо. Ничего у нас не хорошо! Все у нас плохо. Производства нет. Вольский дубильный завод работал — как хорошо мы туда отправляли древесину. А теперь нам ее девать некуда. Лежит и гниет. Мы в Волгодонск поставляли древесину. И им было выгодно, и нам. А теперь Российские железные дороги у нас частные. Они взвинтили цены — и все!
Еще одна проблема: нет притока молодых. В лесничестве работают в основном люди старшего возраста. И как некое исключение из правил — недавно устроилась молодая сотрудница, ей 25 лет.
— Но это скорее от безысходности. Она работала в паспортном столе, потом там прошло сокращение, а девушка — эколог по образованию. Вот и пришла к нам. Пока ей очень трудно, — рассказывает Мина Филипповна. — Ну кто пойдет на наши зарплаты? И говорят, вот все из села уезжают. Да они бы и не уехали, если бы нормальные условия были. А сейчас — семьи рушатся, село умирает. У нас лесорубов было пять бригад.
Чтобы отрасль была выведена из состояния глубокого застоя, считает инженер по лесовосстановлению, нужна глубокая переработка древесины и вложение больших инвестиций.
— А кто будет этим инвестором? Государство? Ему не до этого. Мы Сирию бомбим, Украине помогаем. Когда нам заниматься своими?