Словосочетание «современное искусство» в массовом сознании до сих пор ассоциируется с выставкой авангардистов 1 декабря 1962 года и знаменитыми высказываниями Никиты Сергеевича (естественно, Хрущева) вроде «Вы что, рисовать не умеете? Мой внук и то лучше нарисует», «Вы что — мужики или педерасты проклятые, как вы можете так писать?», «Безобразие, что это — осел хвостом писал или что?» и так далее. А ведь давно пора признать, что это совсем не так
Словосочетание «современное искусство» в массовом сознании до сих пор ассоциируется с выставкой авангардистов 1 декабря 1962 года и знаменитыми высказываниями Никиты Сергеевича (естественно, Хрущева) вроде «Вы что, рисовать не умеете? Мой внук и то лучше нарисует», «Вы что — мужики или педерасты проклятые, как вы можете так писать?», «Безобразие, что это — осел хвостом писал или что?» и так далее. А ведь давно пора признать, что это совсем не так.
Василию Церетели, внуку знаменитого Зураба (своего деда он называет исключительно по имени), 32 года. Он исполнительный директор Московского музея современного искусства (ММСИ), впрочем, с таким родственником трудно представить ему другую сферу деятельности, и известен как менеджер от искусства. Общаясь с ним, я понял, что фраза «день расписан по минутам» - не метафора, а вполне реальный распорядок. Но, главное, Василий - и сам успешный художник, его выставки посещают тысячи россиян и иностранцев. Мне удалось выкроить в его плотном графике несколько минут, чтобы поговорить о нынешнем положении в fine arts.
- Василий, как я слышал, у вас есть некое собственное оригинальное направление, якобы, вы как художник занимаете какую-то собственную нишу в современном искусстве. Это действительно так?
- Я не знаю, можно ли здесь говорить о какой-то оригинальности, потому что каждый художник занимается своим делом. Я занимаюсь искусством и стараюсь реализовать свои идеи теми методами, которые мне доступны. Да, я делаю и инсталляции, и видео, и фотографии, занимаюсь живописью… В зависимости от тематики я использую ту методику, которая лучшим образом переносит мои мысли в реальность, ту, которая лучшим образом, наиболее доступно доносит до зрителя мои идеи.
- Например, нынешняя выставка в «Айдан галерее»…
- Да, я много ходил по различным «блошиным» рынкам, находил там различные интересные предметы - иногда это были куклы, иногда другие вещи. Люди совершенно по-разному относятся к предметам: бывает, что они совмещают, к примеру, такие сакральные вещи, как иконы с куклами – ставят их на одну полку, на одном уровне, потому что эти предметы для них одинаково важны. Кто-то же, наоборот, выбрасывает их. У каждого человека есть свои воспоминания, и я при помощи фотографий пытался донести эту мысль. Когда смотришь на эти работы, возникают ассоциации с прошлым, с чем-то, что близко каждому конкретному человеку.
- Инсталляции – ваше основное направление?
- Нет. Все, повторюсь, зависит от идеи: если нужен звук, движущаяся картинка, делаю видео, если можно передать фотографией, использую эту методику. Мне кажется, что сейчас в искусстве уже сделано все. Когда делаешь инсталляцию, это не значит, что ты хочешь быть оригинальным. Оригинальность в другом – у каждого художника свое видение мира, свои ассоциации… А методами уже никого не удивишь.
- У меня такая обывательская точка зрения: искусство, особенно современное, сегодня очень мало кому интересно, и сообщество художников превращается в некий закрытый клуб, где собираются люди с общими взглядами на вещи. Но о массовости речь не идет. Я прав?
- Нет, вы не правы. Ну представьте, что я, как обыватель, сейчас начну судить об армии, экономике, мировом кризисе, совершенно не понимая вопроса, не находясь в этой теме. Вот прошла Ночь музеев, и только в главном здании нашего музея на Петровке, 25 побывало 6000 человек, до этого была Московская биеннале современного искусства, только одну площадку «Гараж» за месяц посетило 100 000 человек. Это говорит об огромной популярности искусства. И не просто — искусства в целом, а того направления, которое отображает сегодняшнюю жизнь – современного актуального искусства. Есть центр «Винзавод». Сходите туда в воскресенье, и вы увидите колоссальные очереди. Московский дом фотографии в Большом манеже, со слов организаторов, за одну ночь посетило 22 000 человек.
То есть существует множество институций, которые представляют огромное количество галерей. Тут так: либо ты ходишь на выставки и интересуешься искусством, либо же ни разу не был и руководствуешься слухами о том, что это никому не интересно.
Безусловно, никакого «закрытого клуба» нет. Это вопрос образования. Мы жили в другую эпоху, когда было не принято, чтобы художник выражал свою индивидуальность. Все привыкли к тому, что есть официальное искусство, а остальное прячется по подвалам. Но мы всего 15 лет интегрированы в мировое искусство, так что его популяризация – вопрос времени.
- Можно определить тенденцию, что сейчас более популярно — реализм или авангард?
- У каждого направления есть свой зритель. Реалистическая живопись есть и в актуальном искусстве. Когда идет речь о современном искусстве, это вовсе не значит, что мы говорим об абстракциях либо каких-то инсталляциях. Каждый художник выбирает для себя свою нишу.
Но акценты, которые ставятся сегодня, естественно были бы невозможны 50 лет назад, потому что была другая эпоха, другая литература, другое кино. Наиболее распространен сейчас формат фотографий.
- А вот, кстати, почему?
- Сейчас фотография стала очень доступной. У каждого из нас в телефоне есть фотоаппарат. В XIX веке, когда не было фотосъемки, каждый учился рисовать, делать эскизы, потому что только таким образом можно было запечатлеть что-либо. Благодаря Ольге Свибловой, создавшей Московский дом фотографии и организующей раз в два года фотобиеннале, это наиболее популярная и узнаваемая форма.
Вообще, в хорошей работе должно состыковаться две вещи: исполнение и концепция. Если за работой нет идеи – плохо. Если мысль есть, а реализация хромает, тоже плохо. Так что все должно быть на высочайшем уровне.
- По поводу идей: существует мнение, что многие современные художники отказываются от творческой составляющей в угоду коммерческой.
- Такое ощущение, что мы разговариваем лозунгами Советской власти, когда считалось дурным тоном продавать свои работы. Покупать могло только государство. В цивилизованном мире художник учится, заканчивает учебу и, если повезет, попадает в галерею. Там он творит. Если работы покупаются, это означает, что к ним есть интерес. Но это не говорит о том, что художник должен подстраиваться под чьи-то вкусы. Он должен заниматься своим делом, для этого существую профильные галереи. В Москве есть 10-15 таких галерей.
Если бы художники подстраивались под вкусы покупателей, у нас бы вообще не было современного искусства. На выставках зритель самообразовывается (у нас, к сожалению, не было истории искусств в школах или институтах), и если поначалу он не воспринимает те или иные работы, через некоторое время он в них влюбляется.
- Вам, наверное, известно, что существует течение, утверждающее, что искусство должно быть бесплатным и анонимным. Свою позицию объясняют тем, что никто не вправе присваивать себе произведения, принадлежащие народу.
- Существует направление – граффити. Оно во всем мире бесплатно. Но как только художники взрослеют, все меняется: человек хочет статуса, хочет быть узнаваемым, уважаемым. Это неизбежно. Заметный талантливый художник в любом случае, так или иначе, будет замечен и попадет в галерею. Так устроен наш рыночный мир.
В свое время в Америке тоже были художники, в концепцию которых входил отказ от от материального, они есть и сейчас. Они создавали такие работы, которые никто и не захотел бы иметь: из фантиков, грязи, мусора, поломанных машин и прочего. Многие художники боролись с музеями, считая их пережитком античности, хранилищами мертвого искусства. Также они боролись и с тем, чтобы их работы можно было купить. Но рынок работает таким образом, что он все равно находит, какую частицу этого можно было бы приобрести. Так что ничего плохого в том, что произведения покупаются, нет.
Есть интернет-искусство. Художники выкладывают в Сеть свои произведения, и они бесплатны. Но, когда человек выставляется в галерее, что бы он ни делал, кто-то за это заплатил – коллекционер, меценат. К тому же, мы не живем в каменном веке, если художник творит постоянно, все равно приходит момент, когда произведению находится цена.
- У вашего деда планируется выставка во Франции.
- Я не очень в теме. Как мне известно, у Российской академии художеств там будет четыре выставки: одна в Гранд-Пале, другая в Академии Де Боз Арт, в музее Оранжери и в Юнеско. Последняя собрала многих художников разных кавказских народов, объединенных русской школой. Такие вот глобальные проекты.
- Большая часть ваших экспозиций проходит в Москве?
- Да, у нас четыре площадки. Как правило, проходят где-то пять выставок в месяц, это огромное количество.
- А есть мысль организовать выставки в регионах?
- Мы проводим. У нас была экспозиция в Самаре, в Перми, где открылся музей современного искусства. Но все упирается в финансовый вопрос.
- Я к тому, что не хотите ли приехать в Саратов?
- Если поступит соответствующее предложение, мы всегда рады приехать. Но опять же, главное, чтобы все было организовано на высоком уровне, а для этого нужны деньги. В регионах с этим бывает плохо.