Тимур Шаов: "Меня не считают опасным"

19 февраля 2014, 13:06
"Думаю, все изменится скоро. Общество достигло крайней степени цинизма и лжи, как в советское время, а такое не может продолжаться слишком долго..."

В прошлую пятницу в наш город приезжал Тимур Шаов, который привез новую программу "Перспективы". Почти два часа известный исполнитель авторской песни общался с саратовцами — пел и беседовал с залом, а сразу после концерта согласился ответить еще на несколько вопросов, специально для нашего издания.

— Тимур, вы впервые были в Саратове в 2005 году и приезжаете к нам уже третий раз...

— Даже четвертый.

— При этом опять в зале полный аншлаг. Вы как-то высчитываете, с какой периодичностью можно приезжать в один и тот же город?

— Нет, я специально не считаю. Единственное, я перед поездкой всегда заглядываю в свои записи: смотрю, какие песни я пел на прошлом концерте, чтобы особо не повторяться — есть у меня, знаете, такой пунктик. Так вот оказалось, что в Саратове я не был почти три года. За это время зритель уже мог бы соскучиться. Тем более каждый раз я стараюсь приезжать с новой программой: новых песен должно быть большинство, такой костяк, ну и часть старых, конечно. Их я исполняю по заказам зрительного зала.

— Кстати о старых песнях. Насколько я помню, некоторые из них были написаны на злобу дня, а потому с течением времени могли устареть. Есть у вас такие, которые вы больше не поете?

— Да, есть песни, которые я перестал петь. Например, ушла песня "Надоело", ушла песня "Семейство мое влезло в смуту российскую". Какие-то тексты надо восстанавливать, но некоторые, представьте, восстанавливаются сами собой. Скажем, песню о большом и малом начальстве я одно время перестал исполнять — думал, все, она уже не актуальна. А теперь смотрю: мы опять возвращаемся к этой же системе. Или одна из самых первых моих песен — "На сияющем Олимпе". Там какие-то привязки ушли, к Ельцину лично, но это, по большому счету, неважно. Когда я ее пою сегодня, то понимаю: она по-прежнему играет, даже становится, наверное, актуальнее. Вот такая у нас интересная политическая жизнь...

— "Я лечу на дельтаплане" по-прежнему поете?

— Ну конечно! Хотя перед началом, конечно, говорю, что многие исторические персонажи, которые там упоминаются, уже ушли в мир иной, а некоторые давно не у дел... Из всех перечисленных у руля остался только один — это белорусский "батька" Лукашенко.

— Тимур, сколько новых песен вы пишете ежегодно?

— По-разному. Я считаю, шесть-семь хороших песен в год — этого вполне достаточно. Раньше, когда я работал врачом, писал гораздо больше, потому что я каждый день ходил на работу и у меня каждый день после двух или трех часов дня было свободное время. Как обычно в сельской местности, после обеда уже никто не приходит. Или вот были ночные дежурства — если все спокойно, то целая ночь моя. Сейчас такого нет, к сожалению. Работать каждый день не получается. Свободное время сократилось в разы. Переезды, гастроли, концерты — все это съедает время, а в дороге не пишется. Ну не умею я писать на гастролях, потому что это неспокойное письмо. Стараюсь использовать промежуток между поездками, но есть же еще семья и дети, маленькой дочери тоже надо внимание уделять. И даже когда вроде бы появляется время, это ведь надо, чтобы было еще и вдохновение, и настроение. Короче говоря, катастрофа. Чтобы урвать время для письма, становлюсь мизантропом. Друзья зовут на день рождения, а я — нет, не могу. Потому что знаю: если выпью, то опять два дня вылетит, опять писать не буду, и так уже месяц за письменный стол не садился... Вот сейчас, например, у меня лежат четыре идеи песен — хороших, на мой взгляд. И некогда. Может, когда вернусь из Саратова в Москву, смогу выкроить дня три...

— Кто, по-вашему, больше влияет на нашу жизнь — начальник или художник? Грубо говоря, бард Шаов или депутат Госдумы имярек?

— Наше общество — насквозь телевизионное, поэтому сильнее всего влияет тот, у кого федеральные кнопки. "Важнейшим из искусств" сегодня является именно телевидение: оно влезло в каждый дом и стало мощнейшим идеологическим облучателем. Быть может, со временем Интернет и потеснит ТВ, но инерция слишком велика. Страна наша — очень большая и очень инерционная, и, боюсь, Интернет нескоро придет в каждый дом. А телеящик уже тут.

— В вашей новой программе есть такая мрачноватая песня "Когда меня покажут по ТВ" — подразумевается, что никогда. Понятно, что на Первый или Второй каналы вас вряд ли позовут. Но неужели вас не звали, допустим, на телеканал "Дождь"?

— Представьте, нет. У "Дождя", знаете, немножко другая музыкальная политика. Ток-шоу — это область политики, да, но музыка у них — такая вот современная, молодежная. Девочки и мальчики поют неполитические вещи. На "Дожде" есть "Гражданин поэт", и этого достаточно. К сожалению, сегодня вообще никто не знает, долго ли в нынешних условиях просуществует сам телеканал.

— Да уж, ситуация там не из приятных. С каждым днем пространство для маневра скукоживается, и скоро его может не остаться вообще.

— Пожалуй. Что касается меня, то я уже давно являю себя только на концертах. Когда собирается зал — это дорогого стоит. Тебя нет на ТВ, но люди каким-то образом о тебе узнают и приходят.

— Я слышал, что вы иногда выступаете в одной программе вместе с Виктором Шендеровичем (физическое лицо, выполняющее функции иноагента). Как родилась идея такого тандема?

— У нас есть общий друг, на дне рождения которого мы обычно встречались. Я очень люблю то, что пишет Шендерович (физическое лицо, выполняющее функции иноагента). Блестящий, по-моему, автор. Жена говорит, что у меня меняется смех, когда я его читаю, — такой радостный становится. Ну и Виктор вроде мне симпатизировал. И вот на одном из дней рождения нашего друга мы вдруг с Шендеровичем (физическое лицо, выполняющее функции иноагента) подумали, а почему бы нам вместе что-нибудь не замутить? Почему бы вместе не выступить? Мы заметили, что какие-то песни у меня и какие-то его монологи и репризы как бы перекликаются. Иногда мы, не сговариваясь, пишем на одну и ту же тему, а получаются разные вещи. Он мне говорит: "Давай подберем эти вещи, чтобы они параллельно шли". Во время выступлений друг друга мы оба остаемся на сцене, переговариваемся, такое живое у нас идет общение. Мы выступили раз, другой... Конечно, у каждого из нас свои гастрольные графики и маршруты, но теперь некоторые импресарио уже нам говорят: "Не хотите ли к нам приехать с такой программой?" Даже куда-то за рубеж зовут — именно вдвоем.

— Во время совместных гастролей не бывает проблем? Я имею в виду организацию концертов. Помню, что выступления Виктора Анатольевича в разных городах часто срывались: организаторам выступления не удавалось найти свободный зрительный зал…

— Когда мы выступали с совместной программой в Петербурге, нам с Витей отказали пятнадцать площадок. Пятнадцать! И только шестнадцатая согласилась. Часто слышат фамилию Шендерович (физическое лицо, выполняющее функции иноагента)  — и в ужасе шарахаются: "Не-не-не! Мы не можем! У нас ремонт!"

— А когда слышат фамилию Шаов, пока не шарахаются?

— Знаете, благодаря телевидению, то есть тому, что меня там нет, обо мне особо не осведомлены. Некоторые не понимают, что я пою нечто оппозиционное. Помню, я выступал в Культурном центре посольства одной из стран, так они даже не подозревали, что у меня ТАКИЕ песни. С другой стороны — начальники видят: люди смеются, вроде это хорошо. Если разобраться, я же, в общем-то, беззлобен. Меня не считают кем-то опасным.

— А Шендеровича (физическое лицо, выполняющее функции иноагента) считают?

— Да, Виктора считают.

— Сейчас, когда мы с вами беседуем, Шендерович (физическое лицо, выполняющее функции иноагента) втянут в большой медийный скандал. Его полемическая статья про Олимпиаду вызвала такую бурю негодования депутатов и прочих деятелей, что я не удивлюсь, если в скором времени Госдума примет какой-нибудь новый закон — уже конкретно против Виктора Анатольевича...

— Витя, конечно, сильно подставляется, но он не может иначе: он говорит то, что думает, и не думает о том, как его враги это могут использовать. Сейчас же у нас практически нет законов, а есть понятия, в которых мы живем. А согласно этим понятиям, все вдруг стали жутко обидчивыми. То есть мы понимаем, к чему это все: дело не в том, что кого-то что-то в действительности обижает, а в том, что эта громкая обида — очень удобный инструмент давления, манипулирования и так далее.

— А вы не боитесь, Тимур, что кто-нибудь "обидится" и на вас?

— Знаете, я как раз об этом хотел на концерте сказать, но к слову не пришлось. Вот когда я пел, то вдруг заметил, что в одной песне слово "порнушка" рифмую со словом "Пушкин". Теперь кто-то запросто может написать: оскорбили великого русского поэта, так его зарифмовав. Вроде бред, но сейчас мы до того докатились, что любой бред проходит на ура. Что же нам остается? Честно делать то, что делаешь, и будь что будет. Надо говорить, что черное — это черное, белое — это белое, вор — это вор... Ну а как по-другому? Компромиссы уже закончились. Надо как-то взывать к согражданам. Вот мы тут недавно разговаривали по поводу малого бизнеса. Законы просто сумасшедшие. Сперва давят малый бизнес, а потом сами кудахчут, что количество бизнесменов у нас сократилось — в разы. Только за январь десять тысяч человек закрыли свой бизнес. С другой стороны — мой собеседник говорит: "Ну а чего они хотят? Сами бизнесмены никуда не ходят, не голосуют, только жалуются на законы". Так вы не жалуйтесь, вы что-то делайте. Есть же какие-то рычаги давления на власть.

— Например?

— Для начала — ходить на выборы. Никто ж не ходит — на дачу едут все. Пока будете думать: "А-а, за нас все решили", так и будете сидеть. Парадоксальная вещь: люди жалуются на жизнь, но сами ни хрена не делают, чтобы эту жизнь улучшить. Понятно, что будут приписки и подтасовки, но обратите внимание: на недавних выборах мэра Москвы власти уже поняли, что зарываться нельзя. Столичные выборы — результат давления гражданского общества.

— Ваши концерты обычно заканчиваются такой как бы очень бодрой и радостной, но на самом деле иронической песней "Все будет обалденно". А если говорить всерьез: будет когда-нибудь у нас в России пускай не "обалденно хорошая", но хотя бы просто сносная и цивилизованная жизнь? И если будет, то когда?

— У нас страна непредсказуемая. Наша реальность сейчас трудно поддается каким-либо социологическим исследованиям. Мне кажется, сегодня непросто понять, ЧТО такое современное российское общество, а потому делать прогнозы — занятие неблагодарное. Может, это "обалденно" наступит прямо завтра. Может, в будущем году, а может, и никогда... Хотя нет. Думаю, все изменится скоро. Общество достигло крайней степени цинизма и лжи, как в советское время, а такое не может продолжаться слишком долго... Ну что, у нашей с вами беседы получился оптимистический финал?