Кажется, раньше с общественниками было все понятно — это были одержимые идеей правдорубы, одолевающие властные органы запросами, требующие каких-то ответов и вообще создающие им массу проблем. Теперь же, когда руководство страны взялось демонстрировать связи с общественностью, на каждого такого правдоруба появилось по официальному общественнику при каких-нибудь структуре или ведомстве. И подчас не очень понятно, зачем существуют те или иные деятели, на страже чьих интересов они стоят.
На прошлой неделе, например, в Общественной палате Саратовской области состоялось очередное заседание комиссии по взаимодействию с силовиками. На нем с докладом выступила Таисия Якименко — руководитель общественной наблюдательной комиссии, которая якобы следит за соблюдением прав заключенных. Председательствующий на собрании член ОП Владимир Незнамов перед началом даже отметил, что общественницу за язык, так сказать, никто не тянул — она сама вышла с инициативой и попросила ее выслушать. Однако в итоге сказанное ею вызвало сильное недоумение.
Мы-то, наивные, полагаем, что комиссия, которую возглавляет Таисия Якименко, должна бороться за права осужденных, следить за тем, чтобы количество людей в камерах не превышало число нар, с потолка не капала вода. И уж тем более, чтобы не повторялись такие случаи, как с заключенным Артемом Сотниковым, который скончался в ИК-13 после избиения. Или как с Юрием Аванесяном, который в саратовском СИЗО № 1 содержался в пыточных условиях, был вынужден спать на мокром полу и питаться неизвестно чем. Кстати, правоту последнего признал Европейский суд по правам человека (см. материал «Пытка в законе», № 4 от 7 февраля 2014 года), а дело Артема Сотникова еще рассматривается в Энгельсском районном суде.
Однако Таисия Витальевна не разделяет наших нелепых предположений. Она видит цель своей деятельности в том, чтобы на работников систем УФСИН и МВД не распространялось мнение тех, кому в тюрьме или СИЗО не понравилось. Она уверена, что сейчас в местах не столь отдаленных условия для содержащихся там людей почти идеальные, а противоположная информация — грязный поклеп озлобленных на систему и оттого фантазирующих «невесть что» людей.
Увы, мы не шутим, не передергиваем факты и не ерничаем. Это действительно официальная позиция человека, считающего, что нужно защищать систему УФСИН от заключенных, пытающихся омрачить ее существование. Мы решили дословно опубликовать выступление Таисии Якименко на том заседании. Нам кажется, что она сама сказала более чем достаточно, чтобы сформировать мнение о своей работе у читателя, который не мог присутствовать на этом мероприятии, как и большинство журналистов, которых о нем предупредить «забыли». Представляем с небольшими сокращениями доклад руководителя общественной наблюдательной комиссии за соблюдением прав заключенных Таисии Якименко и ответы на вопросы присутствующих.
— Констатирую, что повсеместно из года в год условия в местах принудительного содержания приводятся в соответствие с нормами и требованиями российского законодательства. Поскольку мы существуем уже пять лет, нам есть с чем сравнивать: как было и как есть. И я хочу сказать, что сейчас определенное позитивное влияние, в общем, в местах принудительного содержания наблюдается. Потому что меняется отношение немножко к содержанию в местах лишения свободы. На сегодняшний день у нас всего содержится в 2013 году 11502 человека.
<...>
Более половины всех обращений подследственных и осужденных касается изменения приговоров суда, слишком строгих, на их взгляд, наказаний, работы надзирающих органов. В меньшей степени приходят обращения о лекарственном и медицинском обеспечении, по вопросам паспортизации, перспективам дальнейших жилищных условий, пенсионного обеспечения, трудоустройства, условно-досрочного освобождения и каких-то просто вопросов их родственников.
<…>
Мест принудительного содержания подразделений МВД значительно больше. И несмотря на непродолжительное пребывание находящихся в них граждан, задержанные, впервые попав в полицию и ознакомившись с условиями изоляции, зачастую выносят свое не всегда доброе мнение о правомерности действий. Ну, не каждый же соглашается с тем, что его задержали. Поэтому жалобы, конечно, поступают на сотрудников дежурных частей. Потому что через них проходят десятки и сотни граждан, а порой и не по одному разу. И, конечно же, мнение тех задержанных, которые потом выходят из ИВС, распространяется на действия всех сотрудников и провоцирует негативное отношение окружающего общества к работникам полиции.
— В каком виде в следственном изоляторе находят информацию о вас? Не в то время, когда вы приехали с проверкой, а всегда — на случай если человек захочет пожаловаться.
— В каждой камере висят наши телефоны. Наши, уполномоченного по правам человека, прокуратуры, куда они могут обратиться. Наши телефоны везде — в каждой камере.
—Но у них же нет телефонов с собой. Каким образом они могут вам позвонить?
— Есть по закону три минуты, если поговорить. Но есть и родственники, которым они могут передать это все. Информация у них имеется. Копия наших мандатов имеется в дежурных частях всех подразделений. Потому что без мандата мы не имеем права действовать.
— Цифры, конечно, бьют: встречи, посещения, жалобы. А вот вы как руководитель что можете сказать, в чем резерв? В чем нужно усилить работу? Может, не все активно работают, кроме вас, или не хватает времени? Или транспорта? Должны же быть какие-то резервы. Я не говорю про недостатки. А то просто все получается так хорошо-хорошо, но если б не дело Сотникова, если бы сейчас не дело Аванесяна, который выиграл в суде по правам человека после саратовского СИЗО. Значит, есть какие-то моменты, где можно усилить, улучшить, углубить?
— Вот если судить по приведенным вами примерам, то во всех из этих случаях разбиралась Генеральная прокуратура. Во-вторых: это не наш вопрос. У нас есть определенная градация, что мы должны проверять, находясь в местах принудительного содержания. Это: условия содержания; площадь, которую они занимают; их воспитательная работа; их занятость трудом; какие у них есть жалобы на медицинское обслуживание, питание. Вот это те полномочия, что нам дали Общественная палата и закон. А остальное — дело уже не наше.
— Не хочу нагнетать, но в своем обращении Аванесян пишет про СИЗО № 1: «На самом деле там просто нечеловеческие условия содержания. В феврале, когда меня туда поместили, со стен камеры текла вода — конденсат. Подушки мокрые, личные вещи, которые находятся на полу, — мокрые. Пищу, которую там давали людям, со слов конвоиров, даже служебные собаки не едят. Они кипяток или даже не кипяток, а просто горячую воду откуда-то набирают в тару, туда накидают капусту и пытаются этим заключенных кормить! Хлеб там условно так называется. Если его сжать в руке крепко, то из него вода будет черная капать». Но, подав в Европейский суд, он выиграл. И ему была выплачена минюстом компенсация за содержание в саратовском СИЗО № 1. Может, не все так хорошо, как мы думаем? Он говорит, что есть специальные камеры, куда комиссия приезжает, и им показывают их. Заранее там все чисто, аккуратно, и количество людей соответствует.
— Вот как раз перенасыщенность камер — такого у нас сейчас нет. У нас сейчас даже недолимит в учреждениях. Что касается СИЗО-1. Во-первых: это, конечно, впечатляет обывателя, но кто побывал в СИЗО-1 — такого не скажет. И нет там закрытых помещений, куда бы нас не пустили. В прошлом году была такая акция со стороны УФСИН предпринята. Еще Нина Федоровна работала. Она была председателем общественного совета при ФСИН. Мы собрали журналистов, всех общественников и провели их в СИЗО. Прошли — куда хотели, туда заходили. Ну и что, разве подтверждается все это? Нет, конечно! Я понимаю, те, которые там находятся, они фантазеры большие. Они могут все что угодно наговорить. Но для того, чтобы это был факт, его нужно будет проверить совместно с прокуратурой, вышестоящими организациями, и только тогда делается правильный вывод. А сказать все что угодно можно.
—То есть у нас в этом плане все хорошо? Комиссия ОНК работает, те, кто жалуются, — они фантазеры. А в чем совершенствоваться-то можно? Есть какие-то вещи, на которые нужно обратить внимание? А то получается, что все хорошо, а отдельные фантазеры у нас сочиняют и выигрывают в Европейском суде.
— Я не могу по этому случаю ничего сказать. Но скажу, что в этом году не было никаких всплесков, никаких неповиновений, не было жалоб на медицинское обслуживание, но ведь это же не одна комиссия проверяла эти вещи. Поэтому что же мы будем говорить со слов осужденного, который вышел озлобленный и может сказать все что угодно? Мы же должны реально смотреть на вещи. Сейчас идет реформирование системы УФСИН. Сейчас даже все общежития, которые были, они сейчас переделываются на кубрики. То есть сейчас уже не по 80-60 человек будет, а по 8-6 человек будет. То есть как комната. Там есть комната психологической разгрузки, там есть молельная комната. Есть везде или часовня, или православная церковь. Библиотеки шикарные у них есть. Хорошая поликлиника. Клубы оборудованы. То есть это все может говорить только тот, кто там не бывал. За пять лет нам приходилось там бывать неоднократно. Вот такого безобразия, чтобы кого-то поместили туда, где капала вода… ну… У нас есть и высокая оценка, которую нам дает Генеральная прокуратура, департамент УФСИН…
—Не оценку вам должно давать УФСИН России, а наоборот. Разве не так?
— Вот как раз, чтобы общество знало истинное положение дел не из СМИ, которые тут не знай что иногда пишут, а истинное положение. Которое отражается у нас по каждой проверке в акте, который подписывает у нас ряд людей: и общественность, и вышестоящие органы…
—Извините, а почему тогда в СМИ приносят жалобы, а не к вам на почтовый ящик?
— Почему это? Ко мне приходят все. Не только из Саратовской области, а со всей России звонят. И я хочу сказать еще один момент. У нас за последние три года увеличилось нахождение в нашей области, поскольку она ближе находится к Москве, тех, которые были осуждены пожизненно и находились во Владимирском централе. Сейчас они себе завоевали достойным поведением какое-то послабление, и их начинают переводить сюда...
—Заслушав доклад, мы услышали такие хорошие цифры, что возникает вопрос: а что еще можно сделать? Неужели все так хорошо — а люди идут в прессу? Либо нам не верят, либо что-то не так. А вы получаете благодарность прокуратуры, благодарность УФСИН, понимание погон, а люди жалуются…
— Поток жалоб, когда ОНК было создано в 2009 году, в три раза уменьшился. Потому что люди видят обратную связь. Почему мы и говорим про хорошее взаимодействие. Транспорт нам выделяют. В других регионах (а я все же бываю и по всей России — 83 региона у нас), там сложности бывают. Там и самолетом нужно долететь, если в Свердловской области. В Приморье точно так же. Там не проедешь. Только на вертолете и самолете. Там сложности есть. У нас сложностей нет, потому что у нас пожалуйста — доехать машиной можно в любой конец Саратовской области. И мы это делаем. Машину нам дают. Если едем по линии УФСИН, то машину дает нам УФСИН, если едем по собственной инициативе, то машину нам дает правительство. Потому что у нас взаимосвязь хорошая и с правительством...
—Есть у вас практика внеплановых проверок?
— Есть. Хотя в законе это не оговаривается. В законе как раз оговаривается обратное — что уведомление должно быть. Потому что бывают там такие моменты, когда и карантин и что-то. Там нежелательно наше присутствие. Поэтому мы согласовываем.
—За сколько надо уведомлять?
— За трое суток. Когда закон вышел, каждое ведомство разработало правила взаимодействия с ОНК, и они регламентируются уже приказом ведомственным. Поэтому все документы на законных основаниях есть.
—Как вы проверяете, как устраняются выявленные вами нарушения?
— Конечно, мы проверяем. Управление всех колоний сообщает нам об исправлении всего того, что мы выявляем. А мы все выявляем — что вода там в бачке отсутствовала и прочее.
— Сейчас заключенные занимаются общественно-полезным трудом?
— Только по согласию. Если раньше были ИТК — исправительно-трудовая колония, то сейчас — ИК просто. У нас 40 с лишним процентов трудятся. Нужно понимать, что до распада Советского Союза у нас вообще УИН было первым по трудоустройству, по изделиям, которые изготавливались в Саратовской области. Сейчас, после того как закрылись многие производственные площади, нет заказов на ту продукцию, которая выпускалась раньше. Здесь очень много вопросов. И мы на них обращали внимание, но это уже не наша сфера деятельности...