Людям, которые до сих пор не верят в то, что время может останавливаться, советую, например, внимательно взглянуть на табло электронных часов ровно в полночь. Что вы увидите? Вот именно: 00.00. Время берет тайм-аут. История приостанавливает течение свое. Не пылит дорога. Не дрожат листы. Не слышны в саду даже шорохи. Редкая птица мучительно застывает в воздухе, чуть-чуть не долетев до середины Днепра. Даже привычная картинка в телевизоре и та вдруг замирает полуразмытым стоп-кадром на самом интересном месте. И уже не поймешь, то ли это ленинградка Надя тянется к москвичу Жене, то ли это Женя тянется к гитаре, то ли это Ипполит тянется к заливной рыбе, приготовленной Надей, чтобы затем обозвать ее (рыбу, конечно, а не Надю) гадостью.
Вот примерно таким же стоп-кадром, растянутым на одиннадцать дней, оказываются у нас посленовогодние каникулы. Окружающий нас мир давно проснулся, умылся, съел сэндвич и уже деловито кует что-то железное (или пилит что-то деревянное... нет-нет, не рубли! зачем им рубли?). А мы, от Перми до Тавриды, от Архангельска до Астрахани, еще привольно раскинулись на тысячи тысяч верст — пятками в Балтийском море, ладонями на полюсе и на Кавказе, лицом в салате оливье. И снится нам все сразу: и рокот космодрома и трава у дома, океан дорогой нефти и вагон дешевой гречки, дядя Степа-полицай и певица Валерия — без фамилии, без отчества, без причуд и отчего-то в чем-то белом.
В первую неделю после новогодних каникул незавидна участь любого труженика пера. Особенно в провинции. Особенно политического фельетониста. Его лицо, опухшее от полуторанедельной праздности и злоупотреблений Конституцией России (а именно статьей 37, пунктом 5. "Каждый имеет право на отдых"), обращено к мерцающему компьютерному монитору в надежде отыскать на нем какую-нибудь зацепку для будущего искрометно-обличительного текста. Но все напрасно. Муза фельетониста ястребом парит над унылыми барханами новостей, не понимая, куда можно вцепиться когтями. Упавшая с крыши сосулька травмировала двух прохожих. На площади подожгли чью-то иномарку. Семья отравилась угарным газом (пострадавшие в больнице). В ходе нескольких семейных ссор внучка победила бабушку, а жена — мужа. В Ленинском районе задержан мужчина по вызову (составлен протокол, 34-летнему жиголо грозит теперь штраф в размере половины его ежедневного заработка).
Плохо? Да, плохо. Позор городским коммунальщикам (и лично главе администрации А.Г. Буренину), а также нагло распоясавшимся семейным дебоширам, уличным хулиганам и героям невидимого (под одеялом) фронта. Но что дальше-то? Да ничего эксклюзивного. Если не считать прискорбного инцидента с падающими на головы сосульками, то чисто теоретически все остальные не чрезвычайные местные происшествия могли бы проявиться едва ли не в любой точке пространства. В Урюпинске. В Виннице. В Детройте. В Баден-Бадене. В Шанхае. На Островах Зеленого Мыса. Посленовогодние каникулы — то самое заповедное время, когда, судя по новостям, российская провинция выглядит счастливо похожей на любую другую мировую провинцию.
Именно в каникулы возникает странное чувство, будто везде, вне зависимости от общественного строя и размеров прожиточного минимума, в целом живут люди как люди, похожие друг на друга. Вечный квартирный вопрос. Асимметричный ответ. Финансы поют романсы. Любовь побеждает смерть. Милосердие стучится в сердца, а мелкие пакости делаются под настроение. А еще в каникулы случается сезонное чудо: удаляются с глаз долой (отдыхать и жировать в тылу вероятного противника) наши дорогие ньюсмейкеры. А именно чиновники, парламентарии, общественники, все эти говорящие-комментирующие телеголовы, венчающие монументальные задницы. Чтобы избежать будущих судебных исков, спешу уточнить: возможно, среди упомянутой публики попадаются весьма достойные сыны-дочери Отечества и прекрасные примеры для подражания подрастающего юношества, но... По загадочной причине именно эти деятели пребывают в густой-прегустой тени, а на виду всякий раз оказываются граждане совсем иного сорта: кипучие бездельники, профессиональные халявщики, прожженные циники, патологические лжецы, большие умельцы выдавать карася за порося и великие мастера ненавязчиво путать своих баранов с государственными.
Более трехсот дней в году эта пестрая публика ежедневно и ежечасно отравляла нам жизнь, завешивая уши низкокачественной пропагандистской лапшой и загаживая нам мозги своими тотальными бреднями решительно во всех областях и сферах жизни от Адама до Япониной мамы. Словно репей за собачью шерсть, они цеплялись за страницы чуть ли не всех газет и потом светились на обложках своими сытыми рожицами. Они, как термиты, прогрызали свои ходы в журнальных колонках. Словно яблочные черви, они высовывались из телеэкранов и мониторов. Голоса их доносились до нас из каждой десятой кофеварки, из каждого пятого тостера и каждого третьего утюга (про радиоприемники молчу — и так ясно). Они вкручивали нам, впаривали, вбивали, проводили генеральную линию и настолько сами себя истерически взвинчивали, что порой сами начинали верить, будто мы главный (точнее единственный) пуп Земли и только у нас каждый каждому — друг, товарищ и брат, а за границами блистающего пупа начинаются непроходимые джунгли из каннабиса, где каннибалы питаются людьми с песьими головами.
Признаться, для фельетониста все эти граждане ньюсмейкеры были неплохой поживой: их благоглупости и злоподлости служили хорошим доказательством от противного; на них можно было оттоптаться и от них можно (и нужно) было оттолкнуться, чтобы сеять разумное, доброе и вечное. И вот, подумайте только, целых одиннадцать дней, календарно связанных с новогодними праздниками, мы запросто без них обходились — и мир, представьте, не переворачивался! Он даже становился заметно лучше, этот мир, спокойней и прочней. Появлялась опасная иллюзия, что и в другие дни мы можем существовать без тех же ньюсмейкеров. За одиннадцать дней у нас не упал метеорит, на Театральной площади не разверзлась сияющая пропасть, нас не завоевали коварные марсиане, да и вообще никто не завоевал.
Вообразите себе теплую уютную Вселенную, пахнущую сдобными плюшками и яблочным пирогом. Мир, в котором медведь — просто медведь, а не тотемное партийное животное; где гармошка с колокольчиками — всего лишь архаичный музыкальный инструмент, но никак не Предмет Вечной Гордости; где мост через реку — транспортная артерия, а не Символ Наших Грандиозных Побед; где труд — способ самовыразиться или заработать денег, а не Подвиг в режиме нон-стоп, достойный Музея. Мир, где лицо первого губернского лица ежедневно не преследует граждан со всех газетных полос; где из всех возможных Николаев Васильевичей самый уважаемый — это писатель Гоголь...
Думаю, что любой фельетонист с радостью преломил бы свое перо в обмен на право жить в подобном мире не одиннадцать дней в году, а все триста шестьдесят пять. Но, увы, все хорошее кончается. Тайм-аут завершен. На электронных табло один из четырех нулей сменяется единицей. Говорящие головы, загорелые и пахнущие дорогим коньяком, одна за другой снова выкатываются на игровое поле. Бодрая чушь, оскорбляющая наш разум, опять льется рекой, без конца и без края. Мы и опомниться не успеем, как о днях посленовогодней идиллии уже не напомнит нам ничего. Кроме обледенелых остатков салата оливье в холодильнике и одинокой елочки в дальнем углу.