В преддверии Дня Победы мы решили поговорить с человеком, который выполняет огромную работу как в плане увековечения памяти погибших, так и в деле воспитания молодого поколения. Это председатель правления Саратовской областной общественной организации "Союз поисковых отрядов "Искатель" Галина Ивановна Гарибян. Она с 1971 года руководит поисковыми отрядами. За эти годы ее отряд нашел около девяти тысяч захоронений солдат, погибших в боях.
О, Кутузов!
— Моя поисковая деятельность началась, когда я училась в седьмом классе школы станицы Павловская Краснодарского края. Тогда на слет красных следопытов приехала Бершанская — командир полка ночных бомбардировщиков 46-го Гвардейского полка. И рассказала нам историю о том, что в годы войны там, над Кубанью, проходили бои в воздухе. В этих боях принимали участие девушки из ее полка. Там немцы устроили некую голубую линию, которая считалась непреодолимой. Но девушки все равно летали, бомбили, сбивали. И их сбивали. В один день четыре экипажа погибло. И она попросила ребятишек помочь ей найти те места, где погибли эти самолеты. Притом сказала, что обещала своим боевым подругам найти места гибели и поставить памятники. И тогда мы начали заниматься поисковой работой.
А тема войны сидит внутри меня, в крови моей. Отец воевал, мать шла за фронтом, железнодорожником была. Родилась я в 49-м году в Восточной Пруссии, куда отец дошел. Лет с семи выезжали в лес, и там я видела окопы разрытые. Один раз шла, а отец кричит: "Стой, туда не ходи, видишь, это мина". Потому я как бы на войне всю жизнь. Видела с детства разрушенный город. Инстербург (ныне Черняховск Калининградской области — прим. авт.). Мы лазали по руинам, в войну играли с мальчишками. Я там даже ранение боевое получила — камнем мне попали в глаз. Шрам на всю жизнь остался. Отец смеялся все: "О, — говорил, — Кутузов!"
Я немцами принципиально не занимаюсь
— У нас есть поисковик Олег Кузнецов. Увлекается немецкими самолетами. Олег попросил как-то: говорит, был за Саратовом сбит самолет, который бомбил, мол, давайте попробуем поискать. Там еще была история и страшная, и интересная. Когда сбили, самолет пошел от Крекинга в сторону возвышенности, в направлении Сталинграда. Ему нужно было освободиться от бомб. Несколько сбросил на какую-то деревню в предместье. Сейчас это место уже в черте Саратова. Разбомбил один дом, второй. Мальчика убил одного то ли 14, то ли 16 лет. И ребенка маленького совсем придавило стеной упавшей. Немцы смогли посадить самолет. Двое внутри оказались мертвыми, а двое бежали. Но и их, видимо, потом взяли, так как облаву уже устроили. А оставшихся там и похоронили. Через несколько дней мальчишки местные отправились на гору, нашли этих летчиков похороненных. Выкопали, лопатами отрубили головы и повесили тела вверх ногами. Потом милиция пришла — кто-то сообщил, что немцы висят безголовые. Пацанов нашли и взгрели как следует. Это нам рассказывала бабушка одна, когда мы по деревне ходили.
А немцев после этой истории куда-то перезахоронили. И нас попросили найти. Но мы особого рвения не прилагали. Немца мы не нашли, но нашли обшивку самолета. А когда Олег отправил ее в Германию, летчик один сказал, что это не их самолет, а тот, который считался без вести пропавшим. Эскадрилья его стояла в районе Астрахани, а он потерялся, когда летал бомбить на Горький. Получилось, что мы нашли место гибели этого самолета. Но я немцами принципиально не занимаюсь.
О победителях говорили
— В 1971 году я была пионервожатой. Потом учителем. Естественно, патриотика на первом месте. Но она была какая-то интересная: много говорилось о героях, о дивизиях, бригадах, генералах. О победителях говорили. А о солдатах, которые погибли, которые не пришли с войны, оказались без вести пропавшими, попали в концлагеря, об этом говорить не хотели.
У нас был учитель Буковский Иван Иванович. Он был офицером. Закончил училище, и его отправили в Прибалтику. Воевал всего четыре дня. Было отступление, попал в концлагерь. Там он пробыл где-то до 46-го года. Потом попал еще в лагерь наш — проверку проходил. Позже приехал сюда и работал учителем труда. И этот лейтенант, который воевал... Не он же виновен в том, что попал в плен. Его трижды ставили к стене: в Заксенхаузене, Равенсбрюке, Саласпилсе. И его не считали даже офицером войны, даже солдатом он не был. Мы очень долго искали информацию о нем и все же восстановили его в звании. Иван Иванович был настолько рад! И умер с осознанием этого. Последние четыре года он ходил 9 Мая на праздник. Ему награду вернули. А до этого не ходил — ему было больно.
Фото из макулатуры
— Мы тогда собирали макулатуру, и в стопках я нашла фотографии. На одной был матрос броненосца "Потемкин". Это потом мы уже нашли этого матроса — в 75-м году. Оказывается, у нас в поселке жил такой матрос. Тогда же мы решили узнать, кто у нас живет в поселке. Разбили его на части, сделали карты и пошли. Прошли весь и установили, с кем можно разговаривать. Оказалось, что у нас очень много интересных людей было.
Один, например, в бункере Гитлера был, когда служил связным. Помните, в фильме историю показывали: наш человек сидел в бункере, когда наши парламентеры пришли заключать договор. Гитлера уже не было, были другие: Гиммлер, Геббельс... Парламентеры ушли, а этот офицер остался, потому что связь была нужна. Ему сказали не выходить из помещения, а ему захотелось в туалет. Вышел в коридор, а там все пьяные-полупьяные. И тогда он видел кого-то, по-моему Гиммлера. Говорит, тот посмотрел на него строго и ушел. Что было дальше, не знает — наши забрали его.
Был в поселке разведчик Федор Бондаренко. Его забросили в район Сещи. Сещинский аэродром. Есть фильм "Вызываем огонь на себя", который, правда, не соответствует немного действительности. Так там есть такой Федор. И у нас в поселке жил его прототип. Но он не был партизаном, был разведчиком. Командир его был тяжело ранен. Он этого командира на руках вынес на аэродром, погрузил в самолет. И, как говорил Овидий Горчаков, с которым мы переписывались на эту тему, последний раз Федора видели, когда тот подходил к лесу. Наш самолет уже шел на взлет. Федор помахал у леса рукой и ушел. Не вернулся. Разведчики пропадают без вести.
Гражданская пехота
— Первый отряд, который я сформировала, был даже не поисковым, а отрядом красных следопытов, так это тогда называлось. Мы ездили на поля боев, но только как на экскурсию. А в 1995 году я стою дома у телевизора, и вдруг там показывают, как идут ребята по полю боя, по болоту и поднимают солдат, винтовки. И я вся обмерла прям. И говорю: мы должны быть там. И стала собирать ребятишек, которые могли бы пойти со мной. Это были мои ученики. Я чужих людей в поиск не беру. Это почти война, почти фронт. Нас даже называют гражданской пехотой, да и мы себя так называем. Были во время войны похоронные команды, которые поднимали солдат. Мы сейчас идем, как они, и поднимаем.
Первый раз мы поехали в Новгородскую область — там закончилось наступление 2-й ударной армии. Работали. Сначала поднимали воронку. Двое суток из нее воду вычерпывали ведрами, 2,5 тысячи ведер вычерпали — девочка сидела и специально считала. Подняли мы тогда 17 солдат и один медальон.
Когда закончили эту работу, нам сказали, что где-то там был госпиталь. Когда стали смотреть: сверху расстрелянные сестричка и врач — женщины две. Ребята стояли плакали.
Куда пошел лейтенант Иванов
— Сколько всего подняли? Мы никогда не считаем. У нас тоже есть свои приметы, легенды. Что считать нельзя, а то подъем кончится, солдаты выходить не будут и тому подобное. А так приблизительно около 9 тысяч. Конкретно мой отряд за 15 лет.
Иногда говорят, что нам просто везет. Но такого не бывает. Без архива не бывает раскопа. Вот сейчас мы идем в район Заболотья. Так знаем, что там в течение десяти дней погибла наша бригада. Было 365 человек, в живых осталось 85.
Под Кривно когда работали, читали донесения лейтенанта Иванова. И в них было: как они зашли с тыла, как он потерял 36 человек. Мы туда пошли по его пути и 34 солдата подняли. Двоих нет. Но мы знали, что там была экспедиция уже — двоих человек они где-то зацепили. Но 34 же не нашли. Потому что они не пошли туда, куда пошел лейтенант Иванов.
Ребенок выкопал солдата
— Сейчас в нашем отряде 178 человек. Но мы никогда не выходим все вместе. Каждый год у нас новый взвод, 10-12 человек. Мы вместе собираемся очень редко. Только на какие-то мероприятия. Ребята знают расписания экспедиций и, кто может, берут отпуска и отгулы, выезжают — 10-15 человек. Потому что больше — это продукты, транспорт. У нас никогда нет денег на большую экспедицию. С бюджетом вообще сложно после прежнего губернатора, но все идут нам навстречу. Но и мы понимаем, что наглеть нельзя. Конечно, хочется в большую экспедицию на машинах рвануть. Но, к сожалению, нереально.
Мой внук с нами ездит. Маленький еще был — 7 лет — пристал и говорит: дай лопату да дай лопату покопать. Дали ему саперную лопатку. Здесь копай, в ямку показали прямо на раскопе. И этот ребенок выкопал солдата. Не просто, а разложил его, как положено: голова, грудная клетка, ноги. Ко мне подходят и говорят, что Артемка, внук, солдата поднимает. Как поднимает? Ему, естественно, не разрешали, я просто так дала лопатку. Подходим, а он говорит: "Бабуль, челюсть нижняя куда-то убегла". Спросили, где голову достал, нашли челюсть. А он еще говорит: пальцы из ботинок вытащите. То есть ребенок не боялся совершенно. И этот ребенок, у него очень хорошее чутье, до сих пор ходит с нами в поиск — ему уже 15 лет.
Про музей
— Музей уже четыре раза открывали в разных зданиях. Хороший был музей, создан детьми. Никого, кроме меня, из учителей не было. Только учитель труда замок пришел врезать. Остальное — ребята. Все в нем было: награды, документы, личные вещи, фотографии.
А сейчас благодаря гранту президентскому мы создаем новый музей. Но он будет уже не музеем поселка Приволжский, потому что уже вышел за рамки поселка. Мы решили, что это будет музей памяти без вести пропавших. Открывать будем 22 июня. Встанем в 4 утра и пойдем сначала к нашему мемориалу. А потом — на открытие.
И мемориал мы сами создавали. Для мемориала в Энгельсе, у берега Волги, я отдала 400 фамилий только офицеров. И они будут увековечены. До этого памятник был безликим. Всего у меня 8 тысяч 400 фамилий. Всего с Энгельса 11 тысяч погибло. А у меня есть 8 тысяч 400 фамилий.