(Почти по Ярославу Гашеку)
— Уволили, значит, министра-то нашего, — сказала Швейку его домработница. И уточнила: — Культуры, я имею в виду, министра...
Ветеран первой мировой войны Йозеф Швейк уже давно ушел на заслуженный отдых. Теперь он развлекался тем, что смотрел по ТВ программу Андрея Малахова и беседовал о жизни с домработницей пани Мюллеровой. Кроме того, ветеран страдал ревматизмом и в настоящий момент растирал себе колени скипидаром.
— Какого министра культуры, пани Мюллерова? — спросил Швейк, не переставая массировать колени.— Нашего, областного? Лично я знал, по меньшей мере, трех. Один кое-как играл на кларнете, другой так-сяк дудел в трубу, ну третий, правда, ни в чем таком замечен не был и даже не умел отличить фа-диез от ре-минора, поскольку был милицейским генералом, а им это строго запрещено по уставу. Но всех трех, пани Мюллерова, уволили уже давно, а первого потом еще вдобавок и посадили, потому что он, говорят, сразу после своего увольнения врезал со злости своему сменщику по башке кларнетом и нанес ему увечье: оказалось, кларнет тот был из чистого золота... Или, может быть, вы толкуете про федерального министра Какашку? Его тоже ничуточки не жалко.
— Нет, сударь, именно что областного. Такая почтенная дама, но тоже с музыкальным образованием. Помните? При ней еще филармония наша очень красиво горела — целый город тогда сбежался смотреть на пожар. Все прибыли, кроме брандмейстера с командой, потому что у них как раз на этот вечер был запланирован культпоход в оперный театр. Ну не отменять же такое важное мероприятие...
— Иисус Мария! — вскричал Швейк.— Вот-те на! Ну и дела! Я ведь ее тоже хорошо знал! Мы, можно сказать, дружили с ней, хоть и не очень близко. А скажите, пани Мюллерова, как с ней эта страшная беда приключилась? Скоропостижно? Или после долгой и продолжительной беседы? Надеюсь, она не очень мучилась?
— Говорят, сударь, что именно после беседы. Вице-губернатор наш эдак сурово с ней накануне разговаривал. Дескать, вам, мадам, глава региона уже высказывали замечания, а вы, мадам, не сделали оргвыводов. И раз вы с нами так, то давайте валите отсюда на фиг, рвите когти по собственному, если не хотите по статье...
— Неужто так и сказал — когти? На фиг? В жизни не поверю, пани Мюллерова, чтобы наш молоденький вице, этот пупсик в очечках, мог обратиться к женщине с подобными дерзостями.
— Так ведь, сударь, пупсика же третьего дня тоже убрали с должности! Разве вы не слышали? Убрали его будто бы именно за деликатность. Он ведь даже когда читал по бумажке речи за шефа, всегда заменял сильные слова на вежливые — "кранты" на "рецессию", "туфту" на "иллюзии", "дерьмо" на "экскременты" и так далее. А люди, слушая его, не могли взять в толк, где наша область сейчас находится и чего власть хочет от своего народа.
— И где же он теперь, пани Мюллерова? Обратно в школу приняли?
— Ну нет, сударь, совсем уж его выбрасывать не стали. Перевели в глубинку, с понижением, и записали на групповую терапию к биндюжникам — учиться правильно общаться с людьми. Теперь у нас, извольте видеть, новый вице-губернатор — уже в возрасте и жуть какой суровый на лицо, прямо мороз по коже. Рассказывают, ехал он на днях по главной улице и высунулся на секунду из окна автомобиля посмотреть, отчего медленно едет? И пожалуйста: сразу три ДТП и одна дамочка на встречной полосе родила прямо за рулем на месяц раньше срока. А еще один бедолага, в соседнем ряду, натурально спятил. Выскочил из своей "ауди" и заорал: "Кинг-Конг жив! Кинг-Конг жив!" Насилу его угомонили.
— Надо же! А наверно, и не подумал, что автомобильные поездки могут этим кончиться. Такой-то, конечно, любого может уволить — и уволенный потом еще радоваться будет, что ему башку не оторвали. Уж не знаю, как вы, пани Мюллерова, а я министерше сочувствую. Сколько раз глядел я на нее и думал: неужели и эту благородную женщину когда-нибудь погонят с руководящей работы, как простого лабуха? И на какие деньги ей кормить деточек? Она ведь ничего, кроме как руководить культурой, делать не умеет...
— Да уж, сударь, — завздыхала домработница, — странные дела нынче творятся, странные. Сплошные потери для области.
— И не говорите, пани Мюллерова! — Швейк закончил со своим скипидаром, понюхал колено, задвинул бутыль под кровать и стал собираться на прогулку. — Все одно к одному: сперва не захотели передвигать областные стрелки на час, затем, как вы говорите, убрали пупсика и культурную мадам, а что дальше? Остановка трамваев? Деноминация рубля? Конец света? Отставка Валерия Васильевича? Всякое несчастье тянет за собой другое несчастье и так далее. Несомненно. Мой друг трактирщик Паливец называет все это, извините за выражение, принципом домино.
— Прямо так и называет? — всплеснула руками пани Мюллерова.
— Прямо так! — подтвердил Швейк. — Он у нас большой грубиян и не переваривает домино. Так вот, аналогичный случай был несколько лет назад, когда в нашем городе решили сделать лучшую в мире новую набережную. А чтобы сделать лучшую новую, надо для начала раздолбать вконец худшую старую, потому что у нас не Москва и на обычный ремонт денег просто никто не даст, скажут: рано, терпите. И когда, значит, раздолбали старую, спохватились, что горожане заметят контраст между самой набережной, вернее ее руинами, и двумя прилегающими к ней районами и могут спросить, как мы дошли до жизни такой и кто виноват. Поэтому на всякий случай раздолбали и эти два района — вскрыли асфальт, выломали бордюр, выворотили грунт, спилили деревья и на каждом пеньке написали по одному неприличному слову. А потом вдруг увидели, что и эти два района слишком отличаются от других, и раздолбали для маскировки еще полгорода и... Пани Мюллерова, от меня не очень сильно пахнет скипидаром? И еще: вы не видели мою шляпу?
— Чуть-чуть припахивает, — застенчиво сообщила домработница, подавая Швейку шляпу. — Самую малость. А что стало с ремонтом?
— Нам очень повезло, — ответил Швейк, чистя свой котелок. — Эти друзья, наверное, вскоре добили бы весь город, потратив на операцию прикрытия втрое больше, чем хотели попросить у центра на ремонт набережной. Но тут, слава Иисусу, сити-менеджер, светлая голова, вовремя спохватился, что скоро в бюджете совсем не останется денег, и сбежал в Австралию, прихватив с собой последние остатки городской казны. Нынче честных людей мало, пани Мюллерова, и в этом наше спасение. Ну, я пошел гулять. Если кто меня будет искать, пускай заглянут в трактир "У чаши"...
В трактире "У чаши" сидел только один посетитель. Это был Михаил Бретшнейдер — автор и единственный ведущий видеоблога "Стремительный репортер Бретшнейдер". Трактирщик Паливец мыл посуду, а видеоблогер, спрятав оператора с камерой под столом, пытался раскрутить трактирщика на актуальный комментарий.
— Хорошее лето стоит, — завязывал Бретшнейдер серьезный разговор. — Самое время для перестановок в правительстве. Что скажете, к примеру, насчет нового министра областной культуры?
— Я в такие дела не лезу. Ну их всех в задницу с такими делами! — отвечал ему Паливец, аккуратно избегая опасного слова "жопа". — Я трактирщик. Кто ко мне приходит, тому я наливаю пива, будь он министр хоть культуры, хоть ЖКХ, КПРФ или ЕПРСТ.
Бретшнейдер умолк и разочарованно оглядел пустой трактир.
— А когда-то, помнится, здесь висел портрет нашего Валерия Васильевича, — помолчав, опять заговорил он. — Как раз на том месте, где теперь зеркало. Вы считаете, губернатор отпугивал ваших посетителей? Думаете, зря он поменял министра культуры?
— Думаю, что я ничего не думаю, — вывернулся трактирщик. — Никакого портрета я не помню. Никакой культур-мультур я не знаю. И вообще у меня образование пять классов. Я даже два и два складываю с помощью калькулятора. Отстаньте, ради Аллаха.
Видеоблогер Бретшнейдер окончательно умолк, и его нахмуренное лицо повеселело лишь с приходом Швейка, который, войдя в дверь, первым делом заказал себе черного пива, заметив трактирщику:
— Сегодня светлого мне не наливайте, пан Паливец. Я в трауре.
Глаза Бретшнейдера загорелись надеждой. Он пнул ногой под столом задремавшего оператора (мол, не спи, а снимай!) и быстро сказал:
— Вы горюете, пан Швейк, из-за ухода прежнего министра культуры или вам не нравится новый? А если не нравится, то почему?
— А кто у нас новый министр? — осведомился Швейк, отпив из кружки. — Опять, наверное, какой-нибудь трубач или гармонист?
— Что вы, отнюдь! — довольно потер руки Бретшнейдер, толкая оператора. — Окончил физмат пединститута, то есть школьный учитель физики. Почетный донор СССР. Последнее место работы перед назначением на должность — саратовский цирк. Как вы прокомментируете кадровую политику губернатора, пан Швейк?
— Жалко тетку, — вздохнул Швейк. — Могла бы еще работать и работать. А теперь ее куда? В утиль? Завклубом в область вечной мерзлоты? Пропадет она там. Аналогичный случай был в Градчанах, когда местного заведующего баней, такого романтического юношу, перенаправили на заготовку грибов. А он не понял момента и стал заготавливать не те грибы, ну вы поняли меня, пан Бретшнейдер, не те... В общем, уже через неделю Градчаны стали, я вам скажу, очень популярным районом, народ туда потянулся, вы смекаете, да? И если бы еще через две недели парня не взяли в облдуму, у всех бы точно крыша съехала, это я вам авторитетно заявляю...
— Та-ак! — в радостном возбуждении воскликнул видеоблогер, уже предчувствуя, каким острым будет новый выпуск "Стремительного репортера Бретшнейдера". — Вы сказали "аналогичный"? Значит, вы считаете, что из-за нового назначения в областном правительстве у всех нас съедет крыша? Я правильно излагаю вашу мысль?
— Абсолютно! — заверил его Швейк. — Вы меня убедили. Валерий Васильевич — он, конечно, голова, но надо все-таки соображение иметь. Взять на должность культурного министра трубача, баяниста или хотя бы меццо-сопрано — это еще куда ни шло. Но цирковой жонглер или тем более фокусник — недопустимо. Вчера у него...
— Э-э-э, минуточку... — смущенно прервал его Бретшнейдер. Он почувствовал, что интервью заходит куда-то не туда. — Вы меня не совсем поняли, пан Швейк. Когда я говорил, что новый министр пришел из цирка, я имел в виду, что он руководил коллективом...
— То есть он был не рядовым фокусником, а главным над всеми фокусниками? — сурово уточнил Швейк. — Так это еще хуже! Вчера из подотчетной ему карточной колоды средь бела дня пропадали четыре туза пик, а завтра что будет? Какой-нибудь объект культурного значения пропадет из списка охраняемых государством? Вчера, допустим, под его руководством распиливали блондинку, а завтра он по привычке начнет пилить бюджет? Нет, я решительно не согласен! Можете вытаскивать из-под стола вашего оператора, я все то же самое повторю крупным планом... Вылезай, голубчик, сюда, ты там своими коленями мне все ноги истоптал...
Смущенный оператор, кряхтя, выбрался наружу, жадно отхлебнул пива из кружки Бретшнейдера, отряхнул брюки от пыли и паутины, протер объектив видеокамеры и нацелил ее прямо на Швейка.
— Итак, записывайте! — торжественно начал Швейк, поправляя галстук. — Я — Йозеф Швейк, ветеран первой мировой войны, пенсионер областного масштаба и почетный гражданин Саратова. Медицинская комиссия официально признала меня идиотом. Пан Бретшнейдер, вам нужно было сразу обращаться ко мне. Кто, если не я, лучше всего прокомментирует ситуацию в нашей области? А?