Как сообщают СМИ, областная прокуратура провела проверку и пришла к выводу, что из 97 объектов культурного наследия у 62 нет паспортов.
Майор Мымрецов сидит в своем кабинете, никого не трогает, ест бутерброд с бужениной и соленым огурцом и пьет чай из граненого стакана в мельхиоровом подстаканнике. За приоткрытой дверью, ведущей в коридор, слышится шум.
– Ну чего там? – сердится майор. – Сказал же: обеденный перерыв!
Из-за двери высовывается край усатой физиономии сержанта Нагайнова.
– Трщ майор! Тут еще одного задержали, без паспорта… – застенчиво рапортует он. – Вы сами велели, чтоб таких сразу к вам…
Мымрецов с сожалением отодвигает недопитый чай.
– Ладно, давайте его сюда, – недовольно бурчит он. Достает из ящика стола засаленную амбарную книгу, раскрывает ее на середине и углубляется в чтение.
Тем временем в кабинет с кряхтением втискивается обшарпанный особнячок. Вероятно, он был сложен из красного кирпича, но за прошедшие десятилетия стал таким грязным, что полностью утратил свой цвет. От особнячка пахнет плесенью. Он робко придвигается поближе к столу майора, оставляя на полу мокрые следы.
– Стой на месте, – негромко командует Мымрецов, не поднимая головы от амбарной книги. – Шляпу сними!
– Ась? Чего? – Особнячок обращает к майору свое единственное слуховое окошко, наполовину забитое старыми досками.
– Шляпу, говорю, сними… Ну шапку, кепку, что там у тебя… Крышу, короче!
– Так нет ее, гражданин начальник. – Особнячок виновато моргает подслеповатыми окнами. – Ветром давно снесло, еще в одна тысяча восемьсот… девятьсот… не помню в каком году. То ли еще при Петре Аркадьевиче, то ли уж при новой власти… Обещали другую настелить, в порядке живой очереди… Ждем… А пока уж, не взыщите, всё у нас течет. Сверху дождь, внизу труба. Извиняйте…
Майор поднимает глаза и брезгливо разглядывает вошедшего.
– Как звать? – сурово спрашивает он.
– Ась? Чего?
– Реестровое имя, говорю, у тебя имеется? Фамилия? Отчество?
– Так точно, – кряхтит дедок. – Дом я. Жилой. Архитектором моим, говорят, был Федор Осипович Шехтель, значит, по отчеству я Федорович. Год строительства, правда, я тоже запамятовал, а паспорт мой был, но куда-то запропастился…
– Значит, паспорта у тебя, гражданин Жилой, нет, – итожит майор. – Та-а-ак. А что есть? Хоть какая-нибудь бумажка, удостоверяющая твою личность, имеется?
Особнячок сконфуженно кашляет, трясется – и откуда-то из-за наличника, почти изъеденного временем, выпархивает и падает на стол к майору ветхая бумажонка.
– Справка, – читает Мымрецов вслух выцветшие машинописные строки. – Дана Жилому, Дому Федоровичу, расположенному по улице Тракторной, бывшей имени наркома Ежова, бывшей Кудыкин взвоз, номер восемь. Податель сего действительно является объектом культурного наследия, занесен в Список Памятников истории и находится под охраной государства… Чё, правда, объект?
– Вроде как, – с виноватой гордостью подтверждает Дом Федорович. – У меня разные исторические личности бывали. Чайковский с Рубинштейном репетировали на саратовской гармошке. Маяковский с Есениным соревнования устраивали, батлы какие-то. Еще этот, Булгаков, роман тут писал¸ про какого-то бегемота…
– Выходит, что ты у нас, дедуля, не простой Дом, а заслуженный? – усмехается майор. – И закон в моем лице должен тебя охранять, что ли?
– Выходит, что так, – неуверенно скрипит особнячок. – В бумаге же написано… – Он кашляет, и остатки древней побелки слетают на пол кабинета Мымрецова.
– Значит, правительства города и области тоже обязаны заботиться в первую очередь о тебе? – продолжает майор свой допрос. – И тратить бюджетные средства тоже на тебя? Урезать расходы на главные наши улицы, по которым ездят туда-сюда высокие гости? Забыть о пешеходных зонах, про которые можно красиво докладывать в Москве и получать заслуженные награды? Забить на чемпионаты по пляжным шахматам и прыжкам в мешках, где наши земляки берут все призы? А всё внимание, значит, к тебе, старому доходяге с Тракторной улицы?.. Эй, а ну-ка повернись! Та-а-а-а-ак! Признавайся, ЧТО тут у тебя на боку?
– Ничего нет… – выкручивается особнячок. – Пустяки, ребятишки, наверное, побаловались… еще лет сорок или пятьдесят назад…
– Не ври, дед, – обрывает его Мымрецов. – Никакие не пустяки! Я же вижу остатки надписи. Два слова очень четко: "ХРАНИТЕ" и "СБЕРЕГАТЕЛЬНОЙ"… Знаешь, как это называется? Рек-ла-ма! А известно ли тебе, что на памятниках культурного наследия местного значения НЕЛЬЗЯ без согласования размещать рекламу? Это является нарушением законодательства. Я в любой момент могу привлечь тебя к административной ответственности. Давно метлой не махал? Легко устроим тебе трудотерапию, а потом готовься к штрафу. Как в песне поется: "Паспорта нету? Гони монету!" Раз ты у нас не просто Дом Жилой, а, видите ли, культурный объект, то и отвечать тебе по полной программе…
– Да откуда же у меня деньги на штраф? – Дом Федорович уже почти плачет. – Я бедный… Мне ведь даже трубу починить не на что… и вывести крыс из подвала…
– Но-но, старик! – Майор сурово грозит ему пальцем. – Разжалобить меня хочешь? Не выйдет! Закон, к твоему сведению, одинаков для всех. Ну разве что…
– Что? – с надеждой переспрашивает особнячок.
– Разве что ты сможешь забыть про свою дурацкую справку.
– Насовсем забыть? – тоскливо спрашивает Жилой.
– Насовсем, – кивает майор. – Ну какой тебе прок в том, что ты объект? Можешь не рассчитывать на самую маленькую табличку, а про капремонт я и не говорю. Вас много, бюджет не резиновый. Денег на тебя всё равно не хватит до 3000 года, а нам из-за тебя – лишний геморрой. Даже двойной геморрой, если какие-нибудь придурки разведут внутри тебя костер и спалят тебя к такой-то матери… Ну что, договорились? Или мы будем считать, что ты свою бумажку не показывал, а я ее не видел, – и свободен. Или… не обессудь, поступлю с тобой по всей строгости…
Над столом Мымрецова проносится легкий вихрь. Справка сама складывается в бумажного голубя, а тот взмывает ввысь и пропадает где-то в чердачном окне особнячка. Еще через пару мгновений из кабинета пропадает и сам дед, оставив после себя мокрые белые разводы на полу и кислый запах старости.
Майор облегченно вздыхает. Ну и чучело! Год назад таких в городе было тысячи полторы, сейчас осталось шестьдесят два. Точнее, уже шестьдесят один… Мымрецов делает пометку в своей амбарной книге. Потом смотрит на стакан с недопитым чаем. А-а, всё равно уже остыл.
– Сержант Нагайнов! – кричит он через дверь. – Вызови сюда тетю Клаву, нашу уборщицу. А сами с нарядом поезжайте сперва на улицу Хомяковой, а потом на Пожарный проспект. Там у меня по списку еще двое этих самых… культурных объектов…
В ожидании тети Клавы майор сладко дремлет, и снится ему светлое будущее: из всех исторических памятников, которые зачем-то надо охранять, в родном городе остался только один – мраморная песочница, где маленький Пушкин с маленьким Лермонтовым лепили куличики и пели караоке. И всё – больше никакой культуры!