Ты куда, Одиссей?

Ладно, давайте поподробнее. Англичанин Артур Кларк (1917 – 2008), много лет проживший на Шри-Ланке и умерший десять лет назад, был в числе фантастов, которые еще при жизни обрели статус патриарха НФ. Его отличала приверженность к science fiction – и в "жюль-верновском", и в "хьюго-гернсбековском" изводе понятия "научная фантастика". Кларк охватил творчеством целую эпоху: он начал писать в 40-е годы XX века, когда успехи науки еще воодушевляли, а не пугали, и завершил путь в начале третьего тысячелетия, когда человечество уже преодолело былой алармизм и вторгается в прежде запретные области: создание искусственного интеллекта, генная инженерия, клонирование...

Не все в его прогнозах сбылось, а многое совершенно не сбылось, а про некоторое говорить еще пока рано – слишком дальние перспективы. Например, что там, через тысячи лет? Мы станем сверхцивилизацией или как? Эта идея мелькнула в рассказе "Часовой" (1951) и полтора десятилетия спустя заинтересовала уже в ту пору известного Стэнли Кубрика. По мотивам рассказа они с Кларком написали сценарий будущего фильма, который и вышел в 1968 году. При бюджете в 10 миллионов долларов картина собрала почти в двадцать раз больше и ныне признана – по версии Американского института кино – лучшим научно-фантастическим фильмом, сделанным в Голливуде. Великолепные спецэффекты в фильме отлично смотрятся и ныне, в цифровую эпоху. И, конечно, всем запомнился конфликт между последним оставшимся в живых космонавтом Дэвидом Боуменом и корабельным компьютером HAL 9000, погубившим остальной экипаж.

Кубрик и Кларк в период работы над сценарием / © kinoistoria.ru

Коллега и приятель Кларка Айзек Азимов впоследствии вспоминал, что в конце 60-х вложение денег в кинофантастику было рискованным мероприятием, и когда картина вышла, он был среди тех, кто поддержал фильм. Хотя, между прочим, сам сюжет о противостоянии человека и искусственного интеллекта "по-азимовски" выглядел к тому времени уже почти ересью. Автор термина "robotics" (буквально "роботика", у нас с легкой руки переводчика А. Иорданского дисциплина стала называться роботехникой) начал заниматься этой темой еще с 1940 года, само слово появилось в рассказе "Лжец" годом позже, а первый авторский сборник "I, Robot" вышел ровно десять лет спустя.

Да, термин "робот" еще в 1920 году придумал Йозеф Чапек для пьесы его брата Карела "R.U.R.", а Азимов уже от этого слова произвел название науки (и связанной с ней промышленности) будущего, в сфере которой – разработка и изготовление искусственных разумных существ, помощников человека. Тема "восстания машин" против своих создателей возникла еще у Чапека и грозила стать модной – отчасти и благодаря заложенным в сюжет фрейдистским мотивам ("ты меня породил, а я тебя убью!"). К счастью, будущую глобальную войну роботов с людьми успел пресечь в зародыше именно Азимов. Став законодателем мод на рынке мировой научной фантастики, писатель первым делом внедрил в общественное сознание Три закона роботехники: "робот не может причинить вред человеку или своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинен вред; робот должен повиноваться всем приказам, которые дает человек, кроме тех случаев, когда эти приказы противоречат Первому закону; робот должен заботиться о своей безопасности в той мере, в какой это не противоречит Первому и Второму законам".

Из скромности Азимов всегда подчеркивал, что эти законы ему подсказал Джон Кэмпбелл, редактор журнала "Astounding Science Fiction", а Кэмпбелл отнекивался: "Нет, Азимов, я вывел их из ваших рассказов и в обсуждениях с вами. Вы не сформулировали их точно, но они там были". После того как искусственным существам были ниспосланы эти заповеди, едва ли не вся мировая научная фантастика о роботах начала развиваться в направлении, указанном Азимовым. Так что если бы Кубрик слушался Азимова, HAL 9000 просто подчинился бы Первому закону – и никакой "Космической Одиссеи" бы не было.

Иллюстрация Роберта Авотина к журнальной версии второго романа цикла / © zhurnalko.net

Роман "2001: A Space Odyssey" оказался только началом длинного цикла. За первым последовали "2010: Одиссея Два" (2010: Odyssey Two, 1982), "2061: Одиссея Три" (2061: Odyssey Three, 1988) и "3001: Последняя одиссея" (The Final Odyssey, 1997).

В экранизации второго романа цикла, снятой в 1984 году режиссером "Козерога-1" Питером Хайамсом, вместе с Роем Шайдером и Хелен Миррен снимался и наш Савелий Крамаров, переехавший в США. Картина окупилась в прокате, но событием не стала и сиквела не имела. Хайамс – крепкий профи, но не Кубрик же! Что касается самого мэтра, то у него в планах был таки еще один фильм об искусственном интеллекте – не по Азимову, а по Брайану Олдиссу. Кубрик выкупил у этого фантаста право на экранизацию его рассказа "Суперигрушек хватает на всё лето" (Supertoys Last All Summer Long, 1969), где мальчик-андроид не подозревает о своей искусственной природе, а правда становится для него потрясением. Правда, фильма мэтр так и не снял: сперва не было таких технологий, чтобы экранизация выглядела убедительной, потом не было таких денег, чтобы эти технологии привлечь в свой фильм, а потом не стало самого Кубрика. Режиссер завещал свой проект Стивену Спилбергу, который лично взялся ставить картину о мальчике-роботе и в итоге снял фильм, известный у нас под названием "Искусственный разум" (A.I. Artificial Intelligence, 2001).

Но вернемся к "Космической одиссее", точнее к литературной основе проекта. В нашей стране у этого проекта Кларка была интересная судьба. Русский перевод рассказа "Часовой" был без последствий напечатан в детском журнале "Юный техник" в 1973 году, а роман – тремя годами ранее в серии "ЗФ", но – без концовки.

"Так Дэвид Боумен заснул в последний раз в своей жизни…" – этим завершалась опубликованная у нас версия. Ибо, по Кларку, человечество – не венец эволюции, но ее промежуточный этап. Когда представители рода homo sapiens в полной мере осознают свое могущество над неживой природой, они двинутся ввысь по эволюционной спирали и сольются во вселенский Сверхразум. Этой теме были посвящены финальные (45 – 47) главы романа. И именно их – как не отвечающих догмам диалектического материализма – вырезали у нас из оригинального текста (иначе у романа не было шансов на публикацию в СССР). "Последние страницы совершенно чужды, я бы сказал – антагонистичны реалистической атмосфере романа, не согласуются с собственным, вполне научным мировоззрением Кларка, что и вызвало отсечение их в русском переводе", – писал в послесловии Иван Ефремов. То есть получалось, будто наши издатели спасли Кларка от позора.

Со второй книгой цикла, "2010: Одиссея Два" (2010: Odyssey Two, 1982), впрочем, вышло еще неприятнее. Роман начали было печатать в 1984 году в журнале "Техника – молодежи", а через два номера прекратили: у главного редактора, пламенного патриота Василия Захарченко нашлись недоброжелатели, и кто-то настучал в инстанции о том, что-де в оригинале книга была посвящена не только космонавту Алексею Леонову (в честь которого назвали космический корабль), но и опальному академику Андрею Сахарову.

Второе посвящение редакторы втихую убрали, но забыли проверить список советских космонавтов, которые у Кларка носили фамилии диссидентов: Орлов, Руденко, Ковалев, Марченко и др. Об этом появилась ехидная статья в "International Herald Tribune". В объяснительной записке, адресованной в ЦК ВЛКСМ, Захарченко всё валил на Кларка: "Данная публикация появилась в журнале в результате двуличия автора, который после заверений, выражения симпатии к народу и нашей стране гнусным образом ввел всех нас в заблуждение". Но не помогло: редактора уволили. На самом деле Кларк едва ли совершил намеренную "диверсию". Просто в ту пору о диссидентах много писали западные СМИ, и Кларк, скорее всего, взял для русских персонажей фамилии, которые были на слуху: примерно таким же образом в фильмах о Джеймсе Бонде появлялись генерал Гоголь или генерал Пушкин... В полном виде первые два романа цикла были изданы у нас только в 1991 году.