Одинокая планета

Однако мы забежали вперед: прежде чем говорить об экранизациях "Соляриса", надо сказать о самом литературном произведении Лема – какое место оно занимает в мировой фантастике… Итак, роман "Solaris" был написан польским фантастом в 1960 году и годом позже опубликован на родине автора. В СССР сокращенный перевод романа вышел в том же 1961 году, и с тех пор произведение выходило на русском около четырех десятков раз – и в составе антологий и авторских сборников Лема, и отдельными изданиями. По жанру это амальгама "твердой" научной фантастики, фантастики философской и мелодрамы.

Разные издания романа / © regnum.ru

По сюжету, над поверхностью планеты Солярис парит земная исследовательская станция. Уже на первых страницах романа герой-рассказчик, ученый Крис Кельвин, высадится на станции, и дальше действие романа будет разворачиваться строго в ее пределах. Герой  быстро узнает, что один из трех обитателей станции, Гибарян, покончил с собой, а двум другим – Снауту и Сарториусу – не до научных исследований. Они пытаются решить свои проблемы, и такие же скоро начнутся и у Кельвина.

А всё потому, что Солярис – не только небесное тело, но и живое существо. Мало того – разумное. Точнее говоря, способностью мыслить обладает органический Океан, который  покрывает почти всю поверхность планеты. Судя по тому, что Океан может поддерживать стабильность орбиты планеты, расположенной в системе двойной звезды, его разум – высокоорганизованный. Ведь при всех технических возможностях людей будущего они пока не умеют так вмешиваться в небесную механику…

Кадр из фильма 1968 года

Популярная гипотеза о множественности обитаемых миров вносит серьезные коррективы в каноническую версию акта творения. Предположим, людей бог вылепил по образу своему и подобию. Ну допустим. А если на планете системы Альфа Центавра обнаружатся разумные динозавры? А если в созвездии Кассиопеи космонавты встретят думающих тараканов? А если, скажем, найдут мыслящую плесень на Проционе?

С одной стороны, кощунственно будет даже предполагать, что творцов во Вселенной столько же, сколько разумных рас, и эти высшие творцы (соответственно) динозавро-, таракано- или плесенеподобны. С другой же стороны, будет неясно, зачем создатель вообще придумал этот разнообразный паноптикум. А вдруг для того, чтобы обидно щелкнуть человечество по носу и подпортить заветную мечту фантастов – долгожданный Контакт с космическими собратьями по разуму?

Конечно, люди декларируют, что у них нет предубеждений и они будут рады встретить разум в любом обличье, но, похоже, они лгут сами себе, поскольку подсознательно все-таки надеются обрести свое подобие: если гуманоидная цивилизация старше – поучиться у нее уму-разуму, если моложе – выступить в качестве учителей и наставников.

"Мы гуманны, благородны, мы не хотим покорять другие расы, хотим только передать им наши ценности и взамен принять их наследство, – рассуждает в романе Лема саркастичный Снаут, один из исследователей Соляриса. – Мы считаем себя рыцарями святого Контакта. Это вторая ложь. Не ищем никого, кроме людей… Мы не знаем, что делать с иными мирами. Достаточно одного этого, и он-то нас уже угнетает. Мы хотим найти собственный, идеализированный образ…" 

И вдруг – приплыли! – обнаружен разумный Океан! Уяснить, что он такое и как к нему относиться, людям стократ сложнее, чем найти этот артефакт в безднах космоса…

Кадр из фильма 1972 года

Мысль о том, что целая планета может оказаться живым существом, высказывалась фантастами задолго до появления "Соляриса". Еще в повести Артура Конан Дойла "Когда Земля вскрикнула" (When the World Screamed, 1928) из цикла о профессоре Челленджере герои в результате эксперимента обнаруживали под земной корой живую плоть; потревожишь ее – планета испытает боль и подаст голос.

Впрочем, никаких доказательств, что Земля еще и разумна, Челленджер не получил. Другое дело – Эйликс из рассказа Мюррея Лейнстера "Одинокая планета" (The Lonely Planet, 1949): сначала это небесное тело, уловив мысли космонавтов, исполняет их желания, потом много столетий помогает землянам, и даже когда те официально объявляют планету врагом, не желает воевать. Потому что Эйликс нуждается в обществе людей и всё, что хочет,  – не быть в одиночестве.

Примерно так же ведет себя и седьмая планета 84 звездной системы в рассказе Рэя Брэдбери "Здесь могут водиться тигры" (Here There Be Tygers, 1951). Планета относится к землянам приветливо и сердится, когда они улетают. "Да, это настоящая женщина, – говорит один из космонавтов.  – Миллионы  лет она ждала гостей, готовилась, наводила красоту…  Как всякой женщине, ей хотелось, чтобы ее любили ради нее самой, а не ради ее богатств. Она предложила нам все, что могла, а мы  – мы  покинули ее. Она женщина, и оскорбленная женщина…"

Как видим, и у Лейнстера, и у Брэдбери общепланетарный разум – это, скорее, метафора, а поведение обоих небесных тел – проекция межличностных отношений людей. И поскольку планеты здесь поступают по-человечески, их действия не всегда предсказуемы, но более-менее понятны постфактум. У Лема – всё по-другому. Для писателя аксиоматично, что разум, явленный в столь причудливом облике, будет очень сильно отличаться от земного.

Подобно Эйликс, Океан может прочесть мысли людей, но какие выводы сделает и какие уроки извлечет этот полностью нечеловеческий разум? На поверхности Океана возникают загадочные образования – "мимоиды", "симметриады", "длиннуши" и пр., но как  расшифровать эти сигналы и сигналы ли это вообще? Люди в романе решают тестировать плазму Океана жестким рентгеновским излучением, а Океан материализует болезненные воспоминания землян, заключив "гостей" в неуничтожимые телесные оболочки и отправив их на станцию.

С какой целью? Умом не понять, привычной логикой не измерить. Если "гости" – наказание, то отчего именно такое? Если они – вестники долгожданного Контакта, то как истолковать появление этих соглядатаев в облике близких людей? А что, если их появление ничего не значит – по крайней мере, в рамках чисто человеческого понимания?

Лем не дает ответа. Вернее, его герои, перебирая различные варианты, предлагают сразу столько ответов, что даже если вдруг один из них – истинный, его не опознать. Человек, вступивший в космическую эру, не имеет право предаваться эйфории и упиваться своим могуществом – скорее всего, оно мнимое, полагает автор романа. "Среди звезд нас ждет Неизвестное", и любой финал "Соляриса", кроме открытого, будет заведомым упрощением. А писатель такого уровня, как Лем, меньше всего желал бы играть с читателем в поддавки...

А теперь вернемся к экранизациям. Первую мы уже упомянули. Третий раз к роману обратился американец Стивен Содерберг, который снял "Solaris" (2002) с Джорджем Клуни. В обоих случаях режиссеров интересовала, прежде всего, мелодраматическая часть сюжета (отношения героя с "гостьей" – умершей женой, которую материализовал Океан). В экранизации Бориса Ниренбурга такой крен понятен (на фантастическую атрибутику попросту не было средств; старты ракет вообще пришлось нарезать из кинохроник). У Содерберга бюджет был приличным, даже по голливудским меркам, но и этот фильм обошелся и без спецэффектов, и без лемовской философии Контакта.

Кадр из фильма 2002 года

Экранизация номер два – картина "Солярис" (1972) Андрея Тарковского – в этот ряд не вписывается. Фильм великолепен визуально (оператор Вадим Юсов, художник Михаил Ромадин), актеры (Донатас Банионис, Юри Ярвет, Анатолий Солоницын, Наталья Бондарчук, Владислав Дворжецкий) точно "попадали" в романные образы, а у  режиссера была своя концепция, которую, однако, сам Лем не принял.

По мнению писателя, режиссер отодвинул фантастику на периферию и снял не "Солярис", а "Преступление и наказание". "Мы здорово поругались с Тарковским, – позже расскажет писатель в интервью. – Я просидел шесть недель в Москве, пока мы спорили о том, как делать фильм, потом обозвал его дураком и уехал домой..."

Впрочем, Тарковский – один из тех немногих режиссеров мирового кино, чьи фильмы могут восхищать или вызывать неприятие на эмоциональном уровней, но постигнуть режиссерский замысел – задача столь же безнадежная, как и понять лемовский Океан.