Уроки морали и нравственности

Уроки морали и нравственности

История восемнадцатая. Психическая атака

История девятнадцатая. Письмо

без названияИстория восемнадцатая.

Психическая атака

Летом 1996 года областная общественность была озабочена тем, как бы получше переизбрать Б.Н. Ельцина на второй срок президентства. Для эффективного использования административного ресурса был создан штаб избирательной кампании. При этом штабе учредили небольшую группу агитаторов - профессиональных говорунов, которые ездили по городам и весям области и уговаривали граждан голосовать за Бориса Николаевича. Однажды агитаторская судьба привела меня в одно село, еще недавно бывшее центром крупного сельскохозяйственного предприятия. Колхоз «Заветы Ильича» объявили сначала акционерным обществом с тем же названием, а потом и вовсе всё растащили. Магазин, баню, котельную домовитые сельчане по кирпичику, по гаечке перенесли в свои дома и дворы и стали жаловаться на неустроенность быта. Аудитория меня ждала непростая.

Местная власть собрала граждан в клубе, который не пострадал от пришествия демократии, поскольку был охраняем очень злым сторожем. Сельский глава рассказал, что этот уникальный сторож еще в сталинские времена попал в тюрьму за кражи, потом периодически пополнял свой стаж заключенного, а на исходе жизни люто возненавидел воровство. Публика из вежливости слушала мои поучения о преимуществах демократической политической системы для России, но явно чего-то ждала.

Внезапно зал оживился. Из боковой двери появилось нечто с вилами наперевес. В замызганном ватнике и кирзовых сапогах оно медленно и картинно, как в спектакле художественной самодеятельности, приближалось ко мне. Злобная ухмылка на перепачканном простоквашей и мазутом лице свидетельствовала о намерении заколоть меня вилами. Убить - не убьет, подумал я, но перитонит гарантирован. Спрятаться за трибуну значило до основания разрушить светлый образ рыцаря демократии, который я мысленно готовил в своем выступлении. Вслух же воскликнул: «Как у вас тут всё интересно!», и решил в последний момент отбить вилы ударом ноги.

В нескольких шагах от меня злодей остановился и промолвил хрипловатым, но явно женским голосом: «Что, испугался?» Я сделал злодею замечание по поводу внешнего вида и пригласил послушать лекцию. Мои предложения были проигнорированы, и чумазая мстительница покинула зал. Как оказалось, жизни хотела меня лишить бывшая заведующая молочной фермой. Одной из первых в селе она потребовала роспуска колхоза и вообще всяческих демократических преобразований. Привычка орудовать вилами для установления собственных социальных норм брала начало именно с тех времен. Впервые она гоняла сельхозорудием секретаря партийного комитета колхоза и серьезно ранила его в ягодицу. По прошествии некоторого времени колхозная Жанна д,Арк разлюбила демократию и стала ревностной коммунисткой. За неделю до моего приезда она гоняла по деревне коллегу из агитационной группы, о чем мой предшественник не сообщил, а в журнале записал, что «лекция была выслушана с большим вниманием». Все, и сельский глава в том числе, знали о готовящемся на меня покушении, но молчали. Глава мне потом заявил, что это в городе полно всяких развлечений - театры, филармонии, а в селе, кроме телевизора и самогонки, - ничего интересного. Вот и решили ребята еще раз насладиться политпросветкорридой.

Расставались мы друзьями, хотя многие сельчане были несколько разочарованы и просили, чтобы в следующий раз опять приехал тот, который бегал и орал, что он свой, что у него теща из соседней деревни.

По данным избиркома, все жители этой деревни проголосовали единодушно за Б.Н. Ельцина.

История девятнадцатая.

Письмо

Кампания по выборам президента была для Саратовской области, в сущности, делом второстепенным. Главным же событием становилось величавое и торжественное избрание губернатора, уже назначенного указом президента. К этим выборам относились очень серьезно, без всяческой пустой болтовни и очковтирательства.

Однажды поздней вечерней порой мне и еще нескольким борзописцам велели срочно подготовить особое письмо для пенсионеров области, которое будет подписано самим губернатором и разослано по пенсионерским почтовым адресам. Кляня судьбу, я несколько раз переделывал, корректировал послание, и утром следующего дня меня избавили от надоевшей писанины. По прошествии нескольких дней начальство даже предоставило выходной день. Родители мои, как всегда, синхронно расхворались, и решил я их навестить. Разговоры наши свелись к политике, к выборам, и мама с торжествующим видом продемонстрировала мне аккуратный лист бумаги со знакомой подписью внизу. Вчитавшись, я опознал свой вымученный недавно текст. Мама сказала: «Я обязательно буду за него голосовать, он искренне сочувствует пенсионерам, знает наши нужды и сделает нашу жизнь полегче и получше».

Сколько раз потом я слышал, что губернатор много обещал, да мало сделал. Мама тоже разочаровалась в новом губернаторе. Но сейчас для меня вопрос даже не в степени исполнения обещаний тем или иным кандидатом на высокую должность. Понятно, что всем никогда мил не будешь и всех пожеланий не исполнишь. Главное, что когда я обнаружил, какое умиление у матери вызвала моя казенная поделка, то, конечно же, не сознался в своем авторстве. Есть ли у власти вообще какие-то пределы манипулирования своими гражданами, есть ли какое-нибудь оправдание для политической лжи? Без лжи в политике нельзя, а с ложью стыдно.