История двадцать четвертая. Такой капитализм
История двадцать пятая. Нечаянная радость
История двадцать четвертая. Такой капитализм
Во времена, когда социалистический уклад экономики трещал по швам, а капиталистический только созревал под крышами подпольных цехов по производству ширпотреба, общество было полно радужных надежд. Досужие старушки и функционеры компартии, члены творческих союзов и грузчики на овощных базах мечтали в унисон о будущих порядках. «При капитализме у хозяина рабочие не будут с утра напиваться, а после обеда опохмеляться», - уверяли на посиделках в пивной не очень трезвые работяги. «Настоящий хозяин придет - с производства уже не украдешь», - говорили кладовщики, набивая продукцией своего завода рюкзаки. «На покупателях при капитализме зло уже не сорвешь, - мечтательно потягивались сонные продавщицы. - Хозяин прикажет улыбаться всякой сволочи, и будешь улыбаться».
На исходе девяностых годов прошлого века капитализм в российском его варианте прочно и повсюду укоренился, но что это оказался за вариант! Прежде, при социализме, обманывали безликое, непонятное государство, у него же, горемычного, воровали. При новом укладе стали воровать у близких и порой у самих себя.
Жили-были два советских инженера. Служили в конструкторском бюро и крепко дружили. Достанет один чего-нибудь дефицитного (колбасы или рыбы-пристипомы) - обязательно с приятелем поделится. На праздничных демонстрациях в честь социалистической революции по очереди флаг Туркмении носили. Когда грянул капитализм, ребята подсуетились и небольшую посредническую фирму учредили. Дела шли неплохо, справили бывшие инженеры приличные автомобили, детям квартиры прикупили, стали на экзотических Канарах отдыхать. Отдыхали по очереди, чтоб контроль над фирмой не ослаблять.
Однажды отправился на отдых один компаньон, оставил второму все доверенности и погрузился в экзотическую негу. Компаньон тем временем перевел на себя все активы, имущество и зажил полноправным хозяином. Разнежившийся приятель возвратился, но лучше бы он не возвращался, а остался на экзотических островах и жил дарами кокосовых пальм и сострадательных туристов. При встрече бывший лучший друг и компаньон его даже разговором не удостоил.
Начались тяжбы, беседы с адвокатами, судебные заседания... Подобными делами суды в девяностые годы были завалены. В нашем случае суды один за другим признавали правоту неправедного компаньона, а его доверчивого коллегу хватил инфаркт, и во избежание досрочного перехода в мир иной он тяжбы прекратил. Постепенно боль утрат одного и алчная радость другого притупились.
А вот имущественное положение почти сравнялось.
И однажды бывшие компаньоны встретились. Произошло это в районе Сенного рынка. Там, где по выходным дням люди собираются, чтобы продать что-то ненужное или купить что-то нужное. Один компаньон продавал офисные принадлежности - почти новый дырокол, початую пачку ксероксной бумаги и набор высохших фломастеров. Второй предлагал вниманию покупателей сувениры южных морей - бусы из ракушек и галстук с неприличным сюжетом из интимной жизни носорогов.
История двадцать пятая. Нечаянная радость
Барахолка, толкучий базар, блошиный рынок - как только не называют этот социокультурный и экономический феномен в районе Сенного рынка. Снобы и чистоплюи замечают там лишь граждан с опухшими лицами, торгующих хламом. На самом деле опухших граждан там не больше, чем в бутиках на пр. Кирова. Зато знатоков старинного фарфора, икон и современной цифровой техники немало. Порой походы по рядам «блошиного бутика» заканчиваются настоящими находками, равноценными обнаружению пиратского клада.
По случаю празднования якобы двухсотлетия Саратовской губернии региональные власти разразились изданием шикарного фолианта под названием «Первый». Имелся в виду первый всенародно избранный губернатор - Д. Ф. Аяцков. Знать бы политический расклад на будущее, можно было бы назвать еще шикарнее - «Единственный». Прекрасная заграничная бумага из российских дров, отличная, опять же заграничная, печать делали эту книгу утонченно красивой, как депутатка на заседании Госдумы нового созыва. Я долго выпрашивал раритетную книжку у сотрудников протокольных и организационных отделов. На все мои библиофильские поползновения был решительный отказ: «Ишь чего захотел!»
Однажды в ненастный осенний день навестил я мимоходом барахольный «супермаркет» под открытым небом. Книг нигде видно не было. Вдруг в каком-то закутке увидел я лежащие на мокром снегу две книги. Перед ними, уныло сгорбившись, стоял замерзающий продавец. Одна из книг была тем самым подарочным фолиантом. Удивился я этому обстоятельству и поинтересовался у продавца, не сам ли губернатор подарил ему это роскошное издание. Оказалось, что не дарил. Просто возле дома в Глебучевом овраге, где проживает этот гражданин, кто-то вывалил кубометра два этих книг, и теперь он с друзьями поправляет здоровье за счет щедрой областной казны.
Парадное издание было оценено в пять рублей. Я дал книжнику десятку, и тот в знак признательности предложил мне еще одну книгу - очень невзрачную с виду, и куда-то заспешил. Дома я рассмотрел невзрачную книжонку. Оказалось, что это - прижизненное издание стихотворений Александра Сергеевича Пушкина! Чуть позже, в командировке в Москве, я обошел все букинистические магазины в поисках прижизненного издания поэта. Величественные букинистические продавцы смотрели на жалкого провинциала с презрением и соглашались «подыскать что-нибудь тысяч за десять долларов».
Мы так привыкли в век новых технологий ко всему блестящему, глянцевому, что по-настоящему ценные вещи, книги, интересных людей совсем не замечаем. Но польза от гламура все-таки есть. Не будь тщеславного губернатора с его блистающей книжкой, уплыла бы в неведомые бездны небытия редкостная и хорошая книга.