<1987>
Рассказ Василия Шукшина «Миль пардон, мадам!» (в экранизации роль героя, Броньки Пупкова, сыграл великий Евгений Лебедев) - о том, как некий деревенский мужичок, время от времени, когда появляются благодарные - не местные - слушатели, рассказывает невероятную историю о том, как ему было поручено покушение на Гитлера...
<1987>
Рассказ Василия Шукшина «Миль пардон, мадам!» (в экранизации роль героя, Броньки Пупкова, сыграл великий Евгений Лебедев) - о том, как некий деревенский мужичок, время от времени, когда появляются благодарные - не местные - слушатели, рассказывает невероятную историю о том, как ему было поручено покушение на Гитлера.
У моей первой жены был родственник, живший в Аткарском районе. Как-то мы отправились к нему в гости на моем мотоцикле «Ява». Еще в Саратове теща меня предупредила, что ее племянник Николай - человек со странностями: «Сам увидишь».
После встречи, застолья, выпивки и разговоров все разбрелись кто куда. Николай, явно маясь, как-то игриво на меня поглядывал, что я легко расшифровал: желает добавить. Спросил его, где здесь можно купить, но он протестующее помахал негнущимся пальцем и поманил меня за собою. Мы вошли в прохладный, приятно пахнущий омшаник. Хозяин усадил меня на лавку, достал из-под рваной телячьей шкуры бутылку, откуда-то возникли хлеб и огурцы.
- Да-а-а… - протянул он после первой, - самого Никиту Сергеевича здесь принимал. Ну, не в омшанике конечно, а на дворе столы накрыли. Не веришь? Правильно.
Тут не то что не поверить, находиться рядом с дорогим Колей стало страшновато. А он не спеша налил и, наслаждаясь рассказом и моим изумлением, продолжил.
- Работаю что-то в огороде, вдруг вижу - машина за машиной, да все черные, и ни одной «Волги», только «Чайки». И к моему дому. Только я сразу догадался. Сейчас и ты поймешь, только, б…, никому! За это знаешь что бывает?
Тут он мне рассказал, что его сын, и в самом деле живущий в Москве, был при Хрущеве главным заместителем Королева, дружил-выпивал с самим вождем и, узнав, что тот направляется в Саратов вручать области очередной орден Ленина, предложил завернуть к его отцу, пожить денек-другой в покое от государственных забот.
- Только он мне говорит, Никита-то Сергеич: не могу, Степаныч, всей душой, да не могу, надо дальше ехать. Выпьем, говорит, мы сейчас с тобой по рюмашке, и поеду. Я кричу жене, командую и все прочее, а он говорит: «Не надо!» и достает из кармана бутылку коньяку. Ну, я тоже в грязь лицом не ударил, столы накрыли, до вечера песняка давили. Вот так, друг ты мой дорогой!
Мы помолчали, еще выпили, от неловкости я попросил у него удочку, сходить на речушку.
Неожиданно возникла пауза.
- Удочку-то я тебе приищу, - неохотно сказал Николай, - только непросто это. Да и рыба там теперь перевелась, и мне с тебя подписку брать придется…
Из его дальнейших уже несколько путаных объяснений выяснилось, что в их речушке скрывалась новейшая атомная подводная лодка, и наблюдателем сверху (остальные под водой и под землей) поставлен, по протекции того же всемогущего сына, он, Николай. Прикрывает лодку маскировкой, кустами, чтобы из космоса не выследили американцы.
Беседа кончилась вполне по-русски, по окончании пол-литры мой хозяин вдруг посмотрел на меня со злобой.
- Наговорил я тут тебе! Смотри у меня. Ежели что, у меня и именной имеется.
<1990-е>
А.В. Ермишин, перед тем как акционировать и распродать авиазавод, выпустил книгу «Технология созидания. Практическая философия бизнесмена» (1998). В аннотации сообщалось: «Автор излагает свою систему управления инновационными процессами «русская дюжина», имеющую и методологическое значение».
Книгу издавал наш журнал «Волга» с целью подзаработать. Увы, мы тогда и откровенных графоманов издавали за их счет, и все для того, чтобы добыть деньги на выпуск журнала, не дать ему погибнуть. Когда печатали Ермишина, было еще чуть совестно из-за того, что образовавшиеся от его книги излишки очень дефицитной бумаги мы оставили себе. Они, конечно, ему не нужны были, и все же… Забавно было бы теперь соизмерить стоимость той бумаги со стоимостью завода, и меру наших угрызений совести - с ермишинскими.
А что! вдруг и его терзала совесть перед саратовцами, как нас тогда перед ним?
<б.д.>
Спору нет, еврей в СССР имел многие ущемления. Но бывали и редкие случаи режима особого благоприятствования.
Представьте себе, а старики - так и вспомните, партийное сборище, скажем, областного или даже всесоюзного масштаба. Или не партийное, но очень важное, так называемый актив или партийно-хозяйственное зональное совещание. Выступают по строгой разнарядке и порядку рабочий и доярка, ректор вуза и партработник, народный артист и врач. В этом непременном ряду должен быть и секретарь сельского райкома.
И вот председатель объявляет: «Слово предоставляется первому секретарю Самойловского райкома партии Дворкину Борису Зямовичу. Подготовиться…» Представители из Москвы, или если сборище было не местным, то и весь зал, не могли не подивиться, когда после ряда номенклатурных и народных физиономий на трибуне возникал ну… очень Зямович, и начинал про надои, удобрения, кормобазу и пр. Впечатление производил неотразимое.
Мне Борис Зямович запомнился, во-первых, тем, что как-то приехал в редакцию «Волги» с поэмою. Я вообще, как всякий редактор, очень не любил людей, приносящих поэмы, да еще знакомых, да еще желающих почитать свое произведение вслух. А уж когда первый секретарь райкома берется за сочинение поэм…
Второй эпизод связан со всеобщим ажиотажем начала перестройки вокруг личности покойной Р. М. Горбачевой. Мы с Дворкиным были делегатами исторической XIX партконференции в 1988 году. И вот как-то в перерыве ко мне подлетает невероятно возбужденный Б. З.: «Идем - Райку покажу!» Он подтащил меня к стремительно растущей толпе в вестибюле 2-го этажа Кремлевского Дворца съездов. У стены в окружении двух высоких молодцев стояла стройная, красиво одетая жена генсека ЦК с блокнотом в руках. Строго выслушивая тех, кто к ней обращался, она время от времени что-то помечала в блокнотике.
<1990-е>
Жуткое впечатление производят журналисты на фуршетах. В Саратове я на таковых почти бывал, а в Москве, лишь подан сигнал, раздается топот, словно бы табуна. С непостижимой ловкостью накладывая пищу на тарелки, выпивая и закусывая, они движутся вдоль столов, кося одним глазом на блюда, а другим - на возможных собеседников и знаменитостей, а в целом напоминают разбойничью шайку из мультфильма «Снежная королева». Своими глазами наблюдал, как журналистка, пишущая о культуре в «Московском комсомольце», передвигаясь с полными тарелками, ухитрялась при этом споро складывать снедь в висящую на плече сумк...
<2010>
Приблизившись к концу моих дней, из немногого, чем горжусь, могу вспомнить, что ни при советской власти, ни во все последующие правления я не удостоился ни единой внелитературной награды типа орденка, медальки или грамотки.
Встретил у Владимира Гиляровского, что родоначальник крымского виноделия («Новый свет», шампанское!) Лев Голицын, презиравший «придворную накипь», говорил, что «не посрамлен никакими чинами и орденами».