В октябре в Саратов вернулся - правда, очень ненадолго - наш бывший земляк, а ныне подданный короля Швеции Сергей ШТЕРН. Сергей Викторович, врач в третьем поколении, кардиолог, одним из первых в России организовал специализированную лабораторию и начал широко использовать контрастное исследование сосудов сердца. С 1991 года живет с семьей в Стокгольме. Помимо медицинской деятельности, занимается еще и переводческим трудом: благодаря С. Штерну к российскому читателю пришли романы Карла Вальгрена, Хеннинга Манкелля, Лейфа Перссона, а также мемуары Ержи Эйнхорна «Избранный выжить». Кроме того, С. Штерн - автор поэтических текстов к мюзиклам «Золотой ключик» и «Три мушкетера», первый из них много лет идет на сцене саратовского тюза. В 2010 году в московском издательстве «РИПОЛ классик» вышла его книга «Наблюдая за голландцами». Находясь в Саратове, Сергей Викторович любезно согласился ответить на несколько вопросов «Газеты Наша Версия»
В октябре в Саратов вернулся - правда, очень ненадолго - наш бывший земляк, а ныне подданный короля Швеции Сергей ШТЕРН. Сергей Викторович, врач в третьем поколении, кардиолог, одним из первых в России организовал специализированную лабораторию и начал широко использовать контрастное исследование сосудов сердца. С 1991 года живет с семьей в Стокгольме. Помимо медицинской деятельности, занимается еще и переводческим трудом: благодаря С. Штерну к российскому читателю пришли романы Карла Вальгрена, Хеннинга Манкелля, Лейфа Перссона, а также мемуары Ержи Эйнхорна «Избранный выжить». Кроме того, С. Штерн - автор поэтических текстов к мюзиклам «Золотой ключик» и «Три мушкетера», первый из них много лет идет на сцене саратовского тюза. В 2010 году в московском издательстве «РИПОЛ классик» вышла его книга «Наблюдая за голландцами». Находясь в Саратове, Сергей Викторович любезно согласился ответить на несколько вопросов «Газеты Наша Версия».
- Переводчик - всегда отчасти соавтор. После того, как вы познакомили российского читателя с романами Карла Вальгрена, вам самому не хотелось ли взяться за прозу, подобную вальгреновской?
- Переводчик - не столько соавтор, сколько интерпретатор. Для человека, не знающего языка, текст романа выглядит как набор непонятных значков, как ноты для не музыканта. И разыграть эти ноты можно как Рихтер или как ученик второго класса. Мой первый редактор, окончившая шведское отделение иняза, все время упрекала меня в вольностях. Но переводить по-другому нельзя, проза становится неуклюжей и бесцветной. Улыбку надо переводить не словом, а улыбкой, ритмом, интонацией… в общем всем, что тебе известно об улыбке. А насчет - взяться за прозу в духе вальгреновской… почему именно вальгреновской? Вальгрен, безусловно, крупный и очень талантливый писатель, и я был бы очень счастлив, если бы мне в переводах удалось это передать. Но писать как Вальгрен я просто не умею. Я не считаю себя писателем. Мне просто интересно поделиться с друзьями (а поначалу у меня других читателей и не было) мыслями и наблюдениями. Жанр неважен.
- Несколько лет назад вы рассказывали о своей задумке - написать «путевые заметки» о Грузии. Планы изменились? Или все же замысел остался и ждет своего часа?
- В Москве я пригласил Карла-Юхана Вальгрена в грузинский ресторан. Он пришел в такой восторг, что предложил немедленно открыть в Стокгольме ресторан грузинской кухни. Мой «домашний» сборник, где собраны адресованные друзьям шутки, заканчивается наброском «грузинского» рассказа «Апокатастазис, или Все как у всех». Это, в общем, отрывок из более развернутого повествования о том, как легко превратить во врагов два искренне симпатизирующих друг другу народа. И даже на фоне такой массивной и ох какой недальновидной пропаганды отношение русских и грузинских интеллектуалов друг к другу не изменилось ничуть. На это вся надежда. Хотелось бы, конечно, закончить эту книгу, но для этого необходимо там побывать. Я не был в Грузии больше двадцати лет, не знаю, где мои друзья и что с ними стало. Контакты потеряны, и я мечтаю их восстановить.
- Вы приезжаете в родной Саратов после некоторого перерыва. Изменился ли чем-то родной город? К лучшему? К худшему? Остался прежним? Семь лет назад в интервью саратовской газете вы сказали: «Зимой раздражают жуткие покрытые льдом тротуары, когда каждая прогулка связана с риском для жизни - но они всегда раздражали…» Как вы полагаете, остались ли в нашем городе поводы для раздражения?
- К сожалению, на этот раз я побывал в Саратове очень коротко - кроме двух презентаций, успел только побывать на кладбище у родителей и встретиться со старыми друзьями. За такой срок невозможно составить какое-то впечатление о жизни большого города, она очень отличается даже в зависимости от района. Москва внутри Садового кольца и Бескудниково - совершенно разные города. Конечно, Саратов грязен, многие прекрасные образцы архитектуры разрушаются, в жутком состоянии дворы жилых домов (те, что я видел) - но это только вопрос образцовой нерадивости городских властей. У меня-то поводов для раздражения нет, а у жителей, думаю, есть. Наверное, можно активнее повлиять на чиновников, ответственных за состояние города. Но со стороны легко говорить. Кстати, мусор бросают, где попало, и мочатся в лифтах вовсе не городские власти, хотя я и этого не исключаю. Многое зависит и от нас самих.
- Вы и ваши родные принадлежали к медицинской элите Саратова. Какой она была в ваше время и какой, по вашему мнению, стала теперь?
- Я не люблю слово «элита», особенно в его нынешнем значении, когда элитарность измеряется толщиной кошелька. Да никакая это не элита! Элита - это интеллект, талант и энергия в сочетании с порядочностью и скромностью. Элитарность - духовная аристократия. Вор в законе при всем моем уважении к его незаурядным организаторским способностям элитой считаться не может. И врачи, вымогающие у больных последние деньги и получающие от фирм «откаты» (из денег налогоплательщиков, разумеется) за приобретение устаревшей фирменной аппаратуры по откровенно завышенной цене, - никакая не элита, а отбросы общества. Что касается моих родных, они особых богатств не нажили. Дед, правда, до революции, обнаружив в Саратове богатый источник сернистых вод, купил в кредит дом (Соборная, 40, где и посейчас какая-то поликлиника) и открыл там больницу с водолечебницей, но из этого дома его в 1929 году выпихнули большевики. Я помню деда хорошо. Он был очень увлеченным человеком, много занимался организацией здравоохранения в Саратове, ездил на вспышки холеры. Такими же были и его друзья - С. Р. Миротворцев, С. И. Спасокукоцкий. (С Миротворцевым я сидел за обеденным столом; неважно, что мне было шесть, а ему за семьдесят. Подумайте - сидеть за одним столом с хирургом русской армии времен русско-японской войны! В человеческой истории все очень близко, поэтому ее надо знать.) Дед организовал в Саратове первое в России общество рентгенологов, собирались в его доме; представьте только, рентгеновские снимки тогда делались на больших стеклянных пластинках и весили черт знает сколько. И эти люди (с помощью извозчика, наверное, но все равно тяжело) тащили десятки таких неподъемных пластинок, чтобы посоветоваться с коллегами и обсудить сложные случаи. Уверен, что и сейчас в Саратове есть увлеченные свои делом врачи, врачи по призванию. В каждом поколении рождаются талантливые инженеры, гениальные ученые и врачи. А дальше - вопрос морали. Пока в России система здравоохранения очень далека от совершенства. Во многих западных странах медицинское страхование включено в налоги. Человеку обеспечена бесплатная медицинская помощь всегда, сколько бы она ни стоила. Но налоги при этом очень высоки, так что такая система требует взаимопонимания народа и правительства. В российском же здравоохранении открыт простор для злоупотреблений, как и в любой системе, связанной с распределением услуг в зависимости от привилегий (квоты, спецбольницы и т.д.). К тому же унизительная зарплата (особенно в сравнении со степенью ответственности) просто вынуждает многих врачей принимать подношения от больных. Но врачи, вымогающие (подчеркиваю - не получающие, а вымогающие) деньги у беспомощных людей, не могут быть хорошими врачами по определению. Это плохие и наверняка мало что понимающие в своем деле врачи. Либо алчность, либо милосердие и интерес к профессии. Эти два качества не сочетаются никогда и ни при каких условиях. Все слышали выражение: «хороший врач, но дорогой». Дорогой врач - оксюморон, как «белая сажа» или «горячий снег». Врач есть врач, он дал клятву Гиппократа и обязан оказывать помощь всегда и при любых условиях.
- В советские времена саратовские власти считали вас диссидентом. Не осталось ли у вас обиды на родной город? Или вы благодарны обстоятельствам, которые, в конечном счете, привели вас в Швецию?
- Никакой обиды на город у меня не было и нет. Даже на «компетентные органы» обиды не осталось, разве что брезгливость. Тайная полиция делает, что прикажут («мы выполняем свой долг»). Никаких этических преград для них не существует, в этом они сродни криминалу. А в Швецию меня привели вовсе не эти обстоятельства - я случайно получил приглашение на работу, а время было самое смутное. У меня тогда было двое маленьких внуков (сейчас - трое больших), и сомнений «ехать - не ехать» не было. Разумеется, жизнь в Швеции намного комфортнее, и решающим фактором комфорта являются вовсе не деньги, а великолепно налаженная бюрократическая система. Все решается по телефону - за исключением разве что обмена паспорта. В этом случае вы должны, заказав время, прийти в полицию, вас тут же сфотографируют, сделают макет вашего паспорта, покажут его вам и спросят: вы довольны вашим новым паспортом? - а потом пришлют заказным письмом домой. Некоторые, конечно, капризничают - что это, дескать, у меня физиономия лица вышла какая невыразительная. И никто не скажет «какая есть!». Постараются сделать повыразительнее. В Россию же я езжу при каждом удобном случае два-три раза в год - повидаться с друзьями, сходить на концерты. Музыкальная жизнь Москвы и Санкт-Петербурга куда богаче стокгольмской. А саратовские, московские и петербургские друзья при любом удобном случае приезжают в гости ко мне. Так что ни о какой ностальгии речи быть не может.
- А как вы отнеслись к тому, что при прежнем губернаторе Аяцкове в Саратове был сооружен небольшой памятник Алексею Шибаеву?
- Что касается памятника Шибаеву, я, как мог, пытался уговорить Аяцкова отказаться от этой идеи, но не уговорил. В одном совершенно уверен: никакого прощального поклона коммунистическому прошлому его жест не содержал. Скорее всего, сам проект памятника был как-то связан с его мостостроительными амбициями. Может быть, Аяцков думал: «Вот я сейчас поставлю небольшой памятник Шибаеву за мост, а потом, глядишь, и мне поставят, только побольше. Тоже за мост». Нам ведь совершенно непонятно, как рассчитывают свои шахматные ходы высокие чиновники. Для этого надо как минимум знать правила игры, а игра становится все грязнее. Мозги гроссмейстеров политики все время заняты расчетом и предупреждением существующих и не существующих интриг и заговоров. И они не могут, вернее, боятся отложить эту бесконечную виртуальную партию, чтобы заняться тем, для чего их, собственно, и выбирали. Это типично для политиков в любой стране мира, поэтому, чтобы привести их в чувство, совершенно необходимы три вещи: реальная оппозиция, свободная пресса и независимый суд. С Аяцковым, кстати, я знаком с ранней молодости, он работал вместе с моим близким приятелем, ныне покойным В. В. Федуловым. Сначала он обращался ко мне как к врачу, а потом мы стали встречаться и без конкретного повода. Я был свидетелем всей его карьеры, от главного агронома совхоза «Ленинский путь» до губернатора области. Мне тогда еще импонировала необычность и острота его суждений. Это очень одаренный человек, блестящий организатор. Мало того, в начале своей «правительственной» деятельности у него были детально разработанные и очень разумные планы по выведению города и области из кризиса. Но власть - опасная штука, а еще более опасны царедворцы, поколениями наученные говорить боссу не правду, а то, что ему хочется услышать.
- Ваша новая книга называется «Наблюдая за голландцами». Хотели бы вы написать книгу «Наблюдая за саратовцами», и если да, то какие черты своих земляков вы бы непременно упомянули?
- «Наблюдая за голландцами» - это название серии, а не книги («Наблюдая за немцами, французами, чехами и т.д.»). Книга называется «Ниже уровня моря». Ее оригинальный титул «Краткое руководство по спасению Атлантиды», он точнее - речь идет о единении нации перед лицом постоянной опасности. Но в издательстве такой титул посчитали не рыночным. Книгу «Наблюдая за саратовцами» я написал бы с удовольствием, но боюсь, она получится односторонней, потому что среди моих знакомых остались только те саратовцы, которые мне очень нравятся. Единственное, что меня беспокоит - у многих заметно чувство какого-то странного равнодушия, даже обреченности, как у пассажиров медленно тонущего корабля. К мысли, что это ничем хорошим не кончится, все уже привыкли, вопрос только, когда. А я пытаюсь убедить их, что все поправимо.