Заключенные

Заключенные

Через три недели все желающие смогут прийти на избирательные участки и выразить свое отношение к происходящим в городе и области процессам и свое видение перспектив развития города. Видимо, таких желающих окажется относительно немного

ЗаключенныеЧерез три недели все желающие смогут прийти на избирательные участки и выразить свое отношение к происходящим в городе и области процессам и свое видение перспектив развития города. Видимо, таких желающих окажется относительно немного.

Относительно - это, прежде всего, в сравнении с общим числом тех, кто имеет право, но в силу определенных причин не хочет голосовать. Причины могут быть самыми разными - от полного идиотизма до наличия слишком большого ума, от неверия до отчаяния, от лени до большой занятости. Всего неголосующих окажется процентов 60, или уж точно более половины взрослого населения Саратова. Это плохо, но еще хуже то, что вторая половина придет и проголосует. Почему хуже? Да потому, что активно интересуется общественно-политической жизнью где-то тысяч десять, от силы - пятнадцать горожан. Об этом свидетельствуют тиражи общественно-политических газет, количественные показатели аудитории сайтов соответствующей направленности и зрителей телепрограмм на данную тему. Если быть более точным, то и десяти тысяч граждан, которых можно было бы назвать активно интересующимися местной политикой, в нашем городе не наберется. Но, будем снисходительны, каждый способный отличить, допустим, Панкова от Синичкина по изображению, или Рашкина от Радаева по набору цитат, вполне может считаться политически подкованным и готовым к осознанным выборам.

У этих десяти тысяч «активных» есть родственники и знакомые, которые даже если сами газет не читают, то в разговорах что-то слышали или по телевизору мельком видели деятелей местного политикума. Они наверняка могут с первого взгляда только отличить Грищенко от Баталиной, а со второго - попытаться угадать, как называются должности этих достойнейших людей. Таких «следящих» за местной политикой походя или за компанию можно набрать еще тысяч тридцать-сорок, в лучшем случае. Итого, некоторое представление о местных политических процессах, кандидатах и их программах предположительно имеют не более 55 тысяч саратовцев, из которых далеко не все пойдут голосовать в силу различных причин. Но даже если все они явятся на избирательные участки, их общее число составит лишь около четверти от всех голосующих (например, на прошлых выборах в городскую думу проголосовали 220 тысяч саратовцев). Таким образом, если каждый четвертый имеет хотя бы какую-то информацию, с помощью которой он может сделать свой выбор, то три четверти избирателей проголосуют не на основании сведений, позволяющих принять осознанное решение, а в силу каких-то иных причин - по зову сердца или прочих внутренних органов.

Выходит, что 14 марта Саратов получит представительный орган, созданный совместными усилиями 60% избирателей, которые в выборах участие не принимали, 30% проголосовавших, но сделавших свой выбор на основе неких резонов, не могущих называться взвешенными решениями, примерно 9,5% что-то знающих от родственников, знакомых и сослуживцев, и 0,5% от общего числа избирателей города, которые действительно интересуются местной политикой и владеют информацией из различных источников. Наивно спрашивать, чьи интересы будет отражать дума, избранная таким образом. Ответ ясен: она будет отражать интересы самого организованного партформирования, способного с помощью различных технологий повлиять на выбор тех самых 30% от всех избирателей, или 75% от голосующих. Тех, кто принимает решение не на основе информации о происходящем в местной политтусовке, а в силу каких-то иных причин. При этом 10 тысяч городских умников сколь угодно могут биться в истерике, рассуждать о фальсификациях, злобном административном ресурсе и прочих трудностях. Возможно, и фальсификации, и ресурс имеют место, но и без них ничего бы по сути не изменилось. Оппозиции в городе нет в связи с почти полным отсутствием спроса на нее, вся борьба и интриги переместились внутрь доминирующего партформирования.

Декриминализация или уничтожение элиты

Около года назад социологическая служба нашей газеты интересовалась у саратовцев, кто в нашей области может быть отнесен к элите. С большим отрывом тогда победил губернатор Ипатов. Допустим, так оно и есть, и элитой является Павел Леонидович и его окружение, тогда контрэлитой можно считать ортодоксальную часть местной ячейки единороссов во главе с Панковым и Радаевым. Их внутренние противоречия, а также сложные взаимоотношения с Олегом Грищенко до момента предстоящих выборов можно не принимать во внимание, так как они дадут о себе знать несколько позже, а пока ячейка условно единое целое. Смысл деятельности элиты - сохранить и не делиться, соответственно, контрэлиты - отобрать и править самим. Кому удастся победить, покажут мартовские выборы, в которых не содержится никаких иных реальных интриг, кроме этой. Нельзя же на самом деле взволнованно обсуждать, сколько в новой думе будет коммунистов: три или четыре, или попадет ли туда Полещиков или Ищенко. Нельзя, потому что от этих изобразителей оппозиции ничего не зависит и не будет зависеть, при всем уважении к их актерскому таланту. В то же время можно говорить о том, что губернатор еще до дня выборов сдал Саратов, не обозначив никаких своих кандидатов в городскую думу. Вопрос лишь в том, будет ли он в итоге похож на Кутузова, сдавшего Москву ради спасения армии и последующей победы, или на Бонапарта, оставившего разоренную столицу в силу иных причин. Возможно, первоначальный замысел предводителя элиты состоял в укреплении позиций в базовых для него муниципалитетах с последующим триумфальным возвращением в Саратов, доведенный к тому времени не способными править контрэлитчиками до бедственного состояния.

Однако все карты смешал арест одного из ключевых игроков - энгельсского главы Михаила Лысенко. В область пришла так называемая декриминализация. Вообще-то раньше считалось, что декриминализация - это юридическая переквалификация части уголовно наказуемых деяний и перевод их в разряд административных, дисциплинарных и иных правонарушений либо правомерных действий. Что вкладывают в это понятие деятели новой формации, остается только догадываться. Допустим, для кого-то это легализация прошлого политического рейдерства путем избрания нужных людей, для кого-то - уход от уголовной ответственности путем получения нового депутатского срока, а еще для кого-то - возможность под шумок заткнуть рты всем недовольным и просто не своим. Для губернатора декриминализация, как ни крути, скорее проблема, чем решение. Кому понравится возглавлять область, в которой что не знаковый глава - то «преступный элемент», что не сторонник - то личность с тревожным прошлым, что не ставленник - то кандидат на посадку. Для контрэлиты, наоборот, это новый шанс. Прежние несговорчивые главы и предприниматели становятся осторожнее в действиях и высказываниях, а значит, оборона элиты слабеет. Попытки включиться и возглавить процесс скорее отпугивают прежних сторонников, чем привлекают новых. За Энгельсом некие процессы пошли в Балакове, Балашове, Петровске, Ершове, и их результат сегодня прогнозировать сложно. Губернатор может или сохранить, или потерять, контрэлита - или получить, или потрепать элите нервы, что в обоих случаях приятнее.

Другой не менее значимый процесс - это поиск своего места в новых условиях не политической, а деловой элитой области. Во-первых, о росте инвестиционной привлекательности говорить не приходится, скорее, наоборот, о бегстве капитала. Политическая нестабильность и кампанейщина всегда дурно отражались на доходах. Имеющий место правовой нигилизм уничтожает сложившиеся правила игры и баланс сил. Бизнес вынужден жестко определяться: или он с губернатором, который неизвестно сколько еще пробудет на своем посту, но известно, что, скорее всего, не сможет защитить тех, кто был с ним в одной команде; или с контрэлитой, у которой тоже есть свой бизнес, аппетиты и личные обиды. В результате единственный доступный и разумный выбор - это вывод капитала в регионы с более благоприятным политическим климатом. Для сотен саратовцев это может означать смену места жительства, а для тысяч - потерю места работы.

Партформирования, организованные и не очень

В России вообще и в Саратове - в частности партии строились если не на пустом месте, то на чем-то очень похожем. К концу прошлого века в стране фактически отсутствовали институты, реально объединяющие какие-то группы людей. Классы и сословия были отменены еще в начале XX века, православные приходские общины разобщены и практически ликвидированы, профсоюзы и комсомол в прежних формах себя изжили, а новых не нашли. Товарищества собственников жилья до сих пор скорее миф, объединяться в политические организации по религиозному или национальному принципу было запрещено. Соответственно, группироваться реально можно было лишь вокруг некого харизматичного лидера, а само это объединение заведомо ограничивалось знакомыми и последователями такого лидера и замыкалось на нем. Чьи интересы могло выражать такое объединение? Как правило, самого лидера, в лучшем случае, учитывать интересы остальных его членов. Именно так выглядели первые российские партии и их отделения на раннем этапе. От организованных бандформирований они отличались только тем, что последние строили на незаконных делах значительную часть своего бизнеса, а первые нарушали закон лишь по мере необходимости, стараясь сохранить приличное реноме. Однако еще больше было тех, кто объединялся в целях ведения совместного бизнеса, взаимозащиты или просто полагая, что лучше вместе, чем по одиночке. Эти последние в дальнейшем либо примазались к политизированным группировкам и стали делать бизнес на близости к фондам, бюджетам и ресурсам, либо эмигрировали, либо пали жертвами рэкетиров или собственных бывших коллег. Редко кому удалось сохранить самостоятельность, жизнь и бизнес одновременно. Но речь сейчас не об этом, а о том, что в основу любых российских организованных групп, будь то политические или преступные, заложены очень похожие принципы. И тех, и других примерно в равной степени волнуют интересы других людей, находящихся за пределами их групп, или будущее страны в долгосрочной перспективе. И те, и другие не склонны расширять состав участников без особой необходимости, и у тех, и у других есть собственные понятия о достоинстве, не всегда совпадающие с тем, что написано в законах или предписаниях типа морального кодекса. В общем, удачливые группировки рулят на высоком политическом уровне, менее удачливые - довольствуются деньгами, а совсем не удачливые вынуждены отыгрывать роль оппозиции и прочих миноритариев в чужих играх. Причем, если предположить, что лидер некой ОПГ и партийной ячейки вдруг, в силу прихоти судьбы, поменяются местами, то отличий не почувствует никто, ни внутри, ни во вне. В силу обстоятельств формирования на начальном этапе они полностью взаимозаменяемы, что порой мы и наблюдаем.

Парашурама и модернизация

Итак, мы имеет противостояние небольших групп лиц, реально интересующее 0,5% горожан, и ничего больше. Можно ли называть это демократией? С определенным допущением можно, так как всех остальных такое положение дел устраивает, по крайней мере, они не делают ничего, чтобы изменить сложившийся порядок, а значит, косвенно голосуют за его сохранение. Следовательно, победа той или иной группы внутри «ЕР» на предстоящих муниципальных выборах полностью оправдана, и ничего другого в обозримой перспективе случиться не может. Естественно, такой вариант не устраивает либеральных журналистов и, возможно, еще кого-то. Некоторые в Интернете голосуют за то, что следующей страной, в которой может повториться египетский сценарий, станет Россия. Вроде как и здесь, и там чаша народного терпения переполнена, и люди только и ждут, когда их позовут на площади. При этом забывается главное, то, что было известно еще древним индийцам. Главным и обязательным элементом изменения порядка управления или коренной смены элит является деградация правящего сословия. Не возмущение масс, даже не наличие революционной партии, а именно деградация элит. У индусов есть предание о Парашураме, или Раме-с-топором, шестой инкарнации Вишну. Двадцать один раз Парашурама уничтожал царей и прочих кшатриев за то, что они отказались от служения высоким идеалам и погрязли в пороках. Нельзя сказать, что это изменило природу обличенных властью, они по-прежнему время от времени забывают, кому и зачем они служат, и начинают заниматься самоуничтожением.

Видимо, Президент знает или чувствует, что погибель исходит не от несогласных и даже не от террористов, а от ближних. Иначе зачем он инициировал модернизацию? Что модернизировать - промышленность, сельское хозяйство, общество, которого нет? Нет, в первую очередь в модернизации нуждается элита, это единственное, что может спасти ее от дальнейшей деградации и последующего уничтожения. Если модернизация элиты и есть стратегия, то что тогда тактика, применительно к нашим местным реалиям? Возможно - открытость, диалог и установление общеприемлемых правил. Губернатор не может управлять, опираясь лишь на ближайшее окружение, партия не может в полном смысле стать правящей, сохраняя черты секты. Бизнес не может развиваться, когда нет общих и равных для всех правил, а закон служит отдельным политикам, а не всем в равной мере. Выборы нельзя превращать в процесс наделения полномочий, интересный лишь немногим, иначе власть стремительно утрачивает легитимность и все больше обретает черты некой организованной группировки, и не более. Выдуманные институты с участием общественников не могут заменить общества, а в отсутствие общества элиты утрачивают связь с народом. В результате, если ничего не менять, победителей не будет, по крайней мере, среди тех, кто сегодня причисляет себя к элите.