Николай Васильевич Гоголь, позавчера справивший свое 200-летие, - писатель, несомненно близкий саратовцам. Филологи СГУ, не чуждые местного патриотизма, не устают напоминать urbi et orbi, что Хлестаков, герой «Ревизора», - нам практически земляк: ведь из Санкт-Петербурга он, судя по тексту пьесы, направлялся не куда-нибудь, а в Саратовскую губернию, к своим родителям.
Николай Васильевич Гоголь, позавчера справивший свое 200-летие, - писатель, несомненно близкий саратовцам. Филологи СГУ, не чуждые местного патриотизма, не устают напоминать urbi et orbi, что Хлестаков, герой «Ревизора», - нам практически земляк: ведь из Санкт-Петербурга он, судя по тексту пьесы, направлялся не куда-нибудь, а в Саратовскую губернию, к своим родителям.
Правда, упомянутую у Гоголя конкретную деревню Подкатиловку идентифицировать пока не удается (семь населенных пунктов нашей области, от Новых Бурас до Генеральского, изо всех сил борются за звание родины бессмертного гоголевского персонажа), однако наши территориальные права на Ивана Александровича официально занесены на скрижали и никем в мире уже не оспариваются.
Дабы закрепить упомянутое право собственности, весной 1998 года преподаватели и студенты филфака провели в честь героя «Ревизора» Первый Хлестаковский фестиваль. С тех пор он - вместе с сопутствующими Хлестаковскими чтениями - является ежегодным плановым университетским мероприятием, в меру веселым и в меру рутинным (трудно одинаково свежо шутить об одном и том же целых двенадцать лет подряд). Впрочем, с фестивалем 2009 года, приуроченным к круглой гоголевской дате, наблюдатели связывали особую интригу, выходящую за рамки классической филологии.
Дело в том, что в программе XII фестиваля значилась постановка пьесы «Король голый?», автором которой был обозначен Валерий Прозоров. То обстоятельство, что пьесу по сказке Ганса Христиана Андерсена взялся писать сам директор Института филологии и журналистики, прежде не замеченный в склонности к драматургии, наводило на мысль о возможных сюрпризах будущего действа.
Основания к таким подозрениям имелись. Уже сам выбор для инсценировки «Нового платья короля» (1835) давал богатую пищу для размышлений. Хотя автор и являлся современником Гоголя, втянуть датского писателя в гоголевскую орбиту можно было, лишь совершив некоторое административное насилие: все-таки сочинения Андерсена - и по тематике, и по тональности - не очень вписывались в контекст саратовского фестиваля. Зато уж всякий, кто мало-мальски разбирался в истории отечественного театра, не мог не знать о политическом бэкграунде сказки: занимавшая всего несколько книжных страниц история двух псевдоткачей, которые одурачили самовлюбленного монарха, однажды уже становилась основой инсценировки Евгения Шварца «Голый король» (1934). Спектакль по этой пьесе был поставлен только в 1960 году коллективом московского «Современника» и оказался заметным событием в театральной жизни страны - во многом благодаря тонкой иронии Шварца, блестящим актерам (прежде всего, Евгению Евстигнееву, исполнившему роль Короля) и - далеко не в последнюю очередь! - заложенным в постановку минам-иносказаниям, о большинстве из которых великий датчанин едва ли мог бы помыслить.
Вступать в соперничество со Шварцем после «Голого короля» для любого драматурга, а тем более драматурга начинающего, было бы поступком крайне рискованным, на грани творческого самоубийства. И если университетский ветеран Валерий Прозоров все же рискнул сделать этот шаг, у него могли быть к тому веские причины - и, не исключено, опять-таки сугубо административного свойства.
Саратовцы, которые в последние годы следят за извивами политической жизни нашей губернии, наверняка знают о затяжном конфликте ректора СГУ Леонида Коссовича с деканом истфака (ныне бывшим деканом бывшего истфака) Велиханом Мирзехановым - конфликте, давно переросшем внутриуниверситетские рамки. Одним из зримых доказательств высокого накала противостояния оказалась публикация в саратовском выпуске «Комсомольской правды» статьи о Мирзеханове под названием «Король оказался голым».
Именно в тексте той самой статьи авторитетами и Андерсена, и Гоголя впервые воспользовались одновременно - с целью обличения декана. «Выдающийся ученый оказывается настоящим Хлестаковым, ловко использующим беззащитность университетского сообщества» - вот характерная цитата. Не она ли, как предположили наблюдатели, и могла стать толчком к написанию инсценировки «Нового платья короля» и постановке ее в рамках Хлестаковского фестиваля? Быть может, Прозоров решил «раздеть» опального экс-декана, теперь уже средствами театра? Ну, сложно ли найти исполнителя, похожего на экс-декана истфака, и приписать пару-тройку саморазоблачительных реплик? Тем более что в конфликте Коссовича с Мирзехановым Валерий Владимирович неизменно поддерживал сторону ректора, никогда не отклоняясь от «генеральной линии»...
В день премьеры публика (и преподаватели СГУ, и студенты, и пресса) переполнила зрительный зал в 10-м корпусе СГУ. Чтобы подогреть интерес к «Королю голому?», организаторы фестиваля не сразу явили главное блюдо. Сперва они заставили детсадовских крошек декламировать «с выражением» отрывки из Гоголя и Пушкина, потом показали отрывок из канадской пьесы по мотивам «Ревизора» (как водится, у «двойного» перевода - с русского на французский и обратно - смысла оказалось не больше, чем у игры в «испорченный телефон»), а после продемонстрировали видеофильм «Гоголю и не снилось» (автор - А. Сидоровнина), главными героинями которого стали университетские уборщицы - почему-то с голосами и замашками бомжей из передачи «Наша Russia»...
И вот, наконец, начало спектакля по пьесе В. Прозорова (режиссер - Андрей Быков). И первый сюрприз: если кто здесь внешне и похож на экс-декана истфака, то отнюдь не Король, а печальный Сказочник. Несколько раз он пытается начать рассказывать, и всякий раз его грубо обрывает Первый министр - в шляпе и в плаще, но с явными милицейскими замашками (господи, да неужто это намек на проректора СГУ по безопасности, отставного полковника РУБОПа?). Тут же неподалеку от трона радостно вьется с фотоаппаратом развязная журналистка Мамарацци (очевидный символ и гламурной, и прикормленной властью прессы, работающей по принципу «эчеленца, прикажите»... что это, если не завуалированный намек на сегодняшнюю «Комсомолку»?
А вот и сам Король, окруженный толпой лизоблюдов. Он как будто даже и не очень глуп, и не слишком злобен (в отличие, например, от Короля у Шварца): он всего лишь человек, уместный в некой узкопрофессиональной сфере - будь то мода или, к примеру говоря, математика, - но не способный руководить. Больше всего на свете он опасается упреков в служебном несоответствии - и оттого легко доверяется подхалимам-прилипалам, ввязываясь в авантюры, которые в итоге только вредят и его собственному начальственному имиджу, и имиджу всего его королевства...
Ох!.. Неужели?.. Быть не может! Или все-таки может? Коли так, смысл еще одной инсценировки Андерсена именно в стенах СГУ становится очевиден. В этом случае достойны восхищения гражданская смелость и драматурга-дебютанта, и постановщика, позволивших себе метнуть камешек аллюзий в огород властителя мини-королевства, расположенного в границах улиц Астраханской, Большой Казачьей, Университетской и Московской. Многие зрители в зале, памятуя о феномене сцены «Мышеловка» в «Гамлете», по ходу пьесы не раз вертели головами, отыскивая в зале одного человека.
Но Леонид Юрьевич, тоже наверняка помнящий о Шекспире, благоразумно отсутствовал.