Ностальгия с привкусом портвейна

Ностальгия с привкусом портвейна

Успешный политический журналист, главный редактор журнала «Общественное мнение» и ведущий одноименной передачи на ТНТ Алексей Колобродов сегодня в Саратове известен, хотя бы в лицо, многим. А вот литератор Алексей Колобродов - почти никому. Так что когда в СМИ проскользнула информация о том, что Алексей Юрьевич презентует свою первую книгу, наблюдатели, не будь дураки, тотчас же предположили очевидное: народу будет явлен том актуальной (с переходом на конкретные личности из областного правительства, облдумы и городской администрации) публицистики, включающий избранные газетно-журнальные статьи и даже скрипты отдельных особо удавшихся телепрограмм.

без названияУспешный политический журналист, главный редактор журнала «Общественное мнение» и ведущий одноименной передачи на ТНТ Алексей Колобродов сегодня в Саратове известен, хотя бы в лицо, многим. А вот литератор Алексей Колобродов - почти никому. Так что когда в СМИ проскользнула информация о том, что Алексей Юрьевич презентует свою первую книгу, наблюдатели, не будь дураки, тотчас же предположили очевидное: народу будет явлен том актуальной (с переходом на конкретные личности из областного правительства, облдумы и городской администрации) публицистики, включающий избранные газетно-журнальные статьи и даже скрипты отдельных особо удавшихся телепрограмм.

Тем более что такой сборник автором был уже вроде и обещан публике и, по слухам, уже составлен и чуть ли не сверстан, и рабочее название его было уже известно - что-то вроде «Визитов и минотавров», - и упиралось все дело (как водится у нас на Руси) в какую-то чепуху: то ли в отсутствие достойных издателей, то ли в отсутствие у этих достойных элементарного бабла.
Узнав о книге, минотавры, то есть персонажи колобродовских печатных и словесных инвектив, заметно напряглись: книга - не периодика, она живет много дольше, и, при удачном раскладе, ее антигерои влипают в историю, как подошвы ботинок в только что уложенный асфальт или доисторические стрекозы - в янтарь.
Однако тревога оказалась ложной. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что вышедший 144-страничный сборник называется «Алюминиевый Голливуд» (Саратов, изд-во «Научная книга», 2009, тираж 1000 экз.) и что к политическому мочилову последних нескольких лет эта изящная книжица цвета хаки с урбанистическим пейзажем города Камышина на обложке отношения почти не имеет.
«Они выходят в сгущающуюся тревогу будничного весеннего мятежа, в начало подслеповатой электрической жизни фонарей и окошек...» Перед нами, за небольшим исключением, отнюдь не пламенная публицистика и не обличительная журналистика, а проза. Причем, как видно по расставленным датам, сочинения эти принадлежат не сегодняшнему дню, но прошлому: преобладают экзерсисы 90-х годов минувшего века, в тогдашней же периодике и публиковавшиеся.
Главное достоинство этих текстов - безусловная искренность автора, неприкрытая исповедальность. Процесс «сочинительства» как таковой Колобродову неинтересен. Автор не хочет преображать увиденную им реальность, но неутомимо ее фиксирует, во всех ее буйных проявлениях. Эпиграфом к книге могли бы стать строки поэта Тимура Кибирова: «В общем-то нам ничего и не надо / - только бы, Господи, запечатлеть / свет этот мертвенный над автострадой,/ куст бузины за оградой детсада,/ трех алкашей над речною прохладой, / белый бюстгальтер, губную помаду...» Сквозь ностальгическую патину явственно просвечивают провинциальные житейские ситуации, увиденные безжалостным взором патологоанатома: производственная рутина, доведенная до грани бытового идиотизма; любовь, обернувшаяся анекдотом; смерть, опрокинутая в фарс.
Вот работяга на оборонном предприятии, намертво зажатый тяжелой автоматической дверью, которую он попытался форсировать с разбега («Нерукотворный»). Вот несчастная деваха, запертая и забытая в ванной незадачливым кавалером («За стеклом и дверью»). Вот негр калужского разлива, вынужденный подрабатывать гидом у своего африканского брата по крови («Негр, закрывающий ставни»). Вот директриса градообразующего, как говорится, текстильного предприятия, которая прониклась страстью к эстрадному певцу, ставшему объектом ненависти городка («День текстильщика»)...
Недостатки прозы Колобродова, увы, вытекают из их достоинств. Особенности зрения рассказчика в том, что из всего обширного спектра, который, по Кибирову, следовало бы «запечатлеть» для памяти, преимущество отдается «трем алкашам» и «белому бюстгальтеру» - в лучшем случае. «Как не пили? Пили. Флакон водки. Два портвея. А пивком догонялись... разумеется, красное через час выкристаллизовалось в идею литра водки... мы угостились самодельным вином... днем он упился до полной внутренней гармонии... шесть огромных и пупырчатых, как грезы одиноких дам, соленых огурцов...» Подобные цитаты можно выписывать, не напрягаясь, открыв книжку едва ли не на любом месте.
И дело, конечно, не в самой алкогольной стихии, а в том, что частности здесь не вырастают до символов, оставаясь на уровне «взгляда и нечто». Нежелание автора следовать сложившимся литературным форматам привлекательно в гомеопатических дозах; в больших же количествах неотделанность текста начинает раздражать. Собственно, ни один из рассказов в сборнике не является рассказом в полном смысле слова. Это абрисы, зарисовки на бегу, моментальные фото, сколки жизни. Но действительность - плохой писатель: сюжетные нити порой тянутся из ниоткуда в никуда, эффектные завязки соседствуют с провальными развязками, а необработанный анекдот остается лишь финтифлюшкой, не более того. Фрагменты жизни могут быть перенесены на бумагу с минимальной коррекцией увиденного, но от такой дотошности литература страдает непоправимо. Это, кстати, прекрасно понимал столь ценимый Колобродовым Сергей Довлатов, который грамотно конструировал свои тексты, используя знакомых и родственников лишь как марионеток в им же придуманных пьесах и навлекая на себя нелепые упреки в «неправдивости». Писатель и есть лжец по природе своей, а честно лишь мертвое зеркало...
Вряд ли бы стоило придираться к автору «Алюминиевого Голливуда», кабы в его юношеской прозе, явленной читателям, не ощущалось потенциала. И, думаю, вряд ли Алексей Колобродов, поступая в Литинститут, предполагал, что настанет время, когда совершенствовать отпущенные ему писательские способности будет некогда и незачем. Что уже через полтора десятилетия главной сферой его профессиональной деятельности станут политическая зоология с энтомологией, а гражданочка филология будет выступать всего лишь свидетельницей в судебных баталиях с бывшим мэром Иваном Никифоровичем (кажется) Аксененко, чьи честь-достоинство будут жестоко уязвлены словом «гусак» или каким-то иным словом - уж не припомню сейчас, каким конкретно...
На презентации книги ее автор признался, кстати, что инициаторами этого издания стали друзья, собравшие в один томик все его «литературное наследие». Получилось нечто вроде бумажного памятника тому Колобродову, который мог бы развиться, если бы...
Думаю, что друзья Алексея Юрьевича поступили разумно. Автору «Алюминиевого Голливуда» нет сорока. Он умен, энергичен и, похоже, окончательно определил свой жизненный вектор - это политика. Если звездный узор для него сложится удачно (а с чего бы ему сложиться неудачно?), он вознесется туда, где литература не живет в принципе. И лучше уж сейчас собрать и опубликовать эти тексты десятилетней давности, чем лет через тридцать - их же, но сорокалетней выдержки. Не так обидно.