В прежние времена, когда скорость передвижения людей и информации была несопоставимо медленнее, чем теперь, выдающиеся деятели успевали претворять в жизнь замечательные проекты в разных уголках страны и мира. На следующей неделе, 30 января, исполняется 190 лет со дня рождения одного из таких людей - архитектора Ивана Васильевича Штрома, которому Саратов обязан зданием Радищевского музея. До того, как спроектировать сооружение, без малого 130 лет служащее одним из символов и «визитных карточек» города, Штром успел поработать в Петербурге, Киеве, Афинах и Париже. Сегодня об участии таких людей в создании современного облика Саратова горожанам, увы, остается только мечтать
В прежние времена, когда скорость передвижения людей и информации была несопоставимо медленнее, чем теперь, выдающиеся деятели успевали претворять в жизнь замечательные проекты в разных уголках страны и мира. На следующей неделе, 30 января, исполняется 190 лет со дня рождения одного из таких людей - архитектора Ивана Васильевича Штрома, которому Саратов обязан зданием Радищевского музея. До того, как спроектировать сооружение, без малого 130 лет служащее одним из символов и «визитных карточек» города, Штром успел поработать в Петербурге, Киеве, Афинах и Париже. Сегодня об участии таких людей в создании современного облика Саратова горожанам, увы, остается только мечтать.
Как указывают в своем Энциклопедическом словаре Брокгауз и Ефрон, родившийся в небогатой семье Штром учился в Императорской академии художеств в качестве «вольноприходящего ученика». В отличие от официальных воспитанников, находившихся на казенном обеспечении, «вольные» не получали содержания, не были жестко связаны учебной программой и могли самостоятельно определять классы для посещения. Тем не менее, за время прохождения курса Штром получил две серебряные медали, и в 1842 году был выпущен из академии со званием свободного художника.
С 1844 по 1847 годы он состоял младшим архитектором на постройке Гатчинского императорского дворца и соборного храма. По окончании работ молодой Штром отправился за границу и в течение трех лет участвовал в сооружении Афинского соборного храма в Греции.
Вернувшись в Россию, в 1851 году архитектор получил место в комиссии для постройки зданий киевского кадетского корпуса. Еще через год, в 30 лет, «как художник, уже доказавший своими трудами основательные познания в архитектуре и получивший известность», Штром был признан академиком. В Киеве он отметился целым рядом зданий, включая открытый в 1856 году городской театр и проект знаменитого Владимирского собора.
Однако после 7 лет работы в Киеве Штром снова отправился за границу. Его прикомандировали к посольству России в Париже с поручением построить там православную церковь. Работая в столице Франции, как указывает Брокгауз, Штром «всё свободное время своё употреблял на изучение систем вентиляции и построек из железа и, таким образом, сделался одним из лучших в России знатоков как тех, так и других». Кроме работы над церковью (получившей имя святого Александра Невского), архитектор составил проект музея для сельскохозяйственных произведений и проект клиники баронета Виллие. За последнюю работу он был удостоен в 1862 г. звания почетного вольного общника Императорской академии художеств.
По возвращении из Парижа Штром был назначен архитектором попечительного совета заведений общественного призрения в Петербурге. И следующие несколько лет создал проекты ряда больниц. За здание Александровской больницы он получил титул профессора.
В дальнейшем архитектор принимал участие в постройке нескольких зданий и сам создал ряд проектов, включая земскую больницу в Самаре и главную станцию Московско-Ярославской железной дороги.
Работы Штрома были известны не только в России, но и за границей, особенно в Париже. Там он пользовался, как отмечали исследователи, «довольно широкой популярностью», так что в 1878 г. был избран в члены-корреспонденты парижского общества здравия и гигиены, а в следующем году - членом-корреспондентом архитектурного института Франции. Под конец жизни, с 1873-го по 1887-й, Штром был старшим архитектором Исаакиевского собора и членом техническо-строительного комитета Министерства внутренних дел. Как отмечают исследователи, «несмотря на преклонный возраст, он работал однако до самой своей смерти с редкой энергией».
1880-й год для нашего героя ознаменовался тем, что он был произведен в тайные советники. А еще именно тогда архитектор начал создавать проект здания Радищевского музея.
Нетрудно подсчитать, что в это время Ивану Васильевичу Штрому было уже под 60. Когда и где он познакомился с основателем Радищевского музея Алексеем Петровичем Боголюбовым, с которым они были ровесниками, не известно. Но описывая историю постройки в Париже уже упоминавшейся церкви Александра Невского, Боголюбов писал: «План составил архитектор Кузьмин, а строителем был мой друг Иван Штром». Сам Алексей Боголюбов тоже поучаствовал в создании церкви, нарисовав для этого здания огромные картины «Хождение по водам» и «Проповедь на озере Тивериадском». Так что во время строительства парижской церкви они точно взаимодействовали.
В одном из писем Боголюбов характеризует Штрома как «архитектора среднего, но честного», выражая уверенность, что «участие его в постройке музея оправдается высокой честностью и художественным вкусом». В Саратов Штром приезжал в апреле 1882 года, когда выяснилось, что музей был запроектирован не там, где предполагалось. Потребовалось личное участие архитектора, чтобы окончательно прояснить место и проект в целом.
В результате Саратов обрел не просто новую постройку столичного архитектора, но подлинный Музей, здание которого было специально создано для целей искусства и отчетливо выражает дух и настроение своего времени.
ХХ век, особенно его вторую половину, и «нулевые» годы XXI века принято считать подлинным расцветом космополитизма, смешения культур и широких возможностей для работы творческих профессионалов. Для Саратова это утверждение пока сложно считать актуальным. Примеры работ столичных архитекторов в нашем городе можно легко обнаружить в далеком прошлом, где еще не было самолетов, но, увы, не в настоящем, где понравившийся архитектор может запросто прилететь воплощать проект в губернию хоть с другого континента.
Показательно, что в XIX веке здание первого в России общедоступного музея для купеческого города Саратова спроектировал немец по происхождению Штром. У архитекторов и инженеров тогда не было компьютеров со специальными программами, люди передвигались на паровозах и в повозках, запряженных лошадьми (первый автомобиль в России появился спустя несколько лет после окончания постройки Радищевского музея), а для посещения столичных городов Европы чиновникам и купцам надо было провести в дороге много дней. Теперь в крупнейшие города мира можно попасть за несколько часов, информация циркулирует со скоростью света, а в книгах, специальной литературе и Интернете доступны передовые достижения инженерной мысли всех времен. Но за все те 20 с лишним лет, как рухнул железный занавес, в Саратове построены считанные единицы действительно красивых зданий. А из заметных градостроительных решений можно вспомнить лишь превращение проспекта Кирова в пешеходную улицу. Да и этим решением город обязан еще партийным деятелям советской эпохи.
Примеры Алексея Боголюбова и Ивана Штрома, подаривших Саратову Радищевский музей, лишний раз доказывают, как велика роль отдельных личностей в истории и жизни городов. Поверхностный вывод, который напрашивается здесь, состоит в том, что Саратову остро не хватает новых боголюбовых. Однако у внука Радищева был выбор, где именно открыть музей его имени под свою коллекцию. И если бы не принципиальная заинтересованность «отцов города» и «социально ответственного бизнеса» тех лет, Радищевский музей вполне мог бы появиться и у соседей. Так что проблема нашего города даже не в отсутствии свежих идей и нового Боголюбова, который привез бы в Саратов своего друга Ивана Штрома. Проблема в отсутствии во власти тех, кому не всё равно.