Главный редактор радиостанции «Эхо Москвы» Алексей Венедиктов (физическое лицо, выполняющее функции иноагента) приехал в Саратов. Здесь он встретился со студентами, пообщался с Олегом Грищенко и Романом Чуйченко, получил от Дмитрия Аяцкова медаль, дающую право бесплатного проезда в троллейбусе, и ответил на вопросы журналистов. Корреспондент «Газеты Наша Версия» записала самое интересное
Главный редактор радиостанции «Эхо Москвы» Алексей Венедиктов (физическое лицо, выполняющее функции иноагента) приехал в Саратов. Здесь он встретился со студентами, пообщался с Олегом Грищенко и Романом Чуйченко, получил от Дмитрия Аяцкова медаль, дающую право бесплатного проезда в троллейбусе, и ответил на вопросы журналистов. Корреспондент «Газеты Наша Версия» записала самое интересное.
О причинах визита в Саратов
- До майских праздников я вошел в Общественный совет Министерства обороны при Сергее Шойгу. Он выразил пожелание, чтобы я занялся комиссией по мемориальной памяти. Я выяснил, что в Российской Федерации не существует кадастра воинских памятников. Нет кадастра памятников ни Великой Отечественной войны, ни Первой мировой, ни войны 1812 года. Нету такого. Мы с Шойгу решили, что я мог бы в Общественной палате заняться подготовкой и созданием паспортов воинских памятников и захоронений. А перед поездкой сюда я встретился с Вячеславом Володиным. Я раз в месяц с ним встречаюсь, мы говорим о самых разных делах, что называется, «бойцы вспоминают минувшие дни». И вот я затронул в разговоре эту свою новую работу. На что Вячеслав Викторович сказал: «А давай сделаем Саратовскую область пилотной по этому проекту. Давай ты поговоришь с народом, и если область поддержит, мы создадим кадастр, а если получится, распространим опыт и на другие субъекты Федерации». Я согласился, хотя сначала думал сделать пилотным регионом Калининградскую область, учитывая ее особую историю.
Я запросил в Министерстве обороны список воинских захоронений, находящихся на территории Саратовской области. Вот как это выглядит: например, село Каменка - один. А что это - один? А где один? А в каком виде? Непонятно. Я уж не говорю, к примеру, о городе Балашове, где аж 2279. Вот так выглядит картотека Министерства.
Я встретился с Олегом Грищенко, и он поддержал эту идею. Это была единственная тема нашей встречи. Он сказал, что город будет принимать в этом участие. Город готов создать образец паспорта воинского захоронения. Мы говорили о Первой и Второй мировой и о гражданской войне. Олег Грищенко поручил депутату Елене Злобновой заняться этим вопросом и контактировать со мной. Еще я встретился с областным министром Романом Чуйченко. Область поддержала, будет участвовать и помогать там, где может.
Отмечу, что это не поисковая история, нужно хотя бы зафиксировать то, что есть, и в каком это состоянии. Для начала надо понять, что у нас есть, а потом уже искать то, чего нет. Для меня это общественная работая, я буду ее координировать через Министерство обороны и Министерство культуры. Вот это и есть патриотизм, а не фанфары, не бубны, не пляски. Такая фиксация не требует никаких денег из бюджета.
О встречах с Володиным
- Я не только с Володиным встречаюсь. Я еще и с Навальным встречаюсь. Работа главного редактора в том, что вы должны в закрытом режиме встречаться с такими людьми, для того чтобы понимать, как человек видит и почему он так видит. Я точно так же встречаюсь с мэром Москвы, с некоторыми членами Правительства, с лидерами партий. Зачем Володин со мной встречается, это вопрос не ко мне. Но зачем я встречаюсь с ним, должно быть абсолютно понятно. У меня один вопрос: мы знаем, что вы сделали, скажите, зачем. В какой-нибудь европейской стране это банальная работа главного редактора. У нас это какое-то чудо. Главные редакторы, которые аккредитованы при Белом доме, три раза в год встречаются с госсекретарем и с секретарем по обороне. Для них это обычное дело. В конце концов, мы должны понимать чуть больше, чем нам говорят с наших же экранов. Ну как не встречаться с человеком, который отвечает за внутреннюю политику, учитывая, что ты ею профессионально занимаешься? А с кем тогда встречаться?
Об учредителях и Жириновском
- Я умею договариваться. Договариваться надо на берегу. Когда к нам пришел Газпром, я задал им несколько вопросов об уровне их вмешательства. Мне было сказано: будьте доходными, и нам от вас ничего не надо. С момента прихода Газпрома за 12 финансовых лет мы были недоходными лишь один год после кризиса. Но при этом мы не брали у них ни денег, ни кредитов, мы выжили за счёт накопленных резервов. Президент Путин говорит публично о том, что кто платит, тот и танцует. Так вот нам не платят. Мы платим дивиденды. Мы умеем считать деньги. Если СМИ хочет быть относительно самостоятельным, первое, что нужно делать, - это не брать с учредителя деньги, а если и брать, то на реальные нужды, а не на бешеные зарплаты и автомобили.
Это первая история. А вторая история - политическая. Я объяснил своим учредителям: мы не являемся проправительственным радио и не будем им являться. А еще мы не являемся и не будем являться оппозиционным радио. Мы будем стараться быть равноудаленными. Вот если вы увидите, что мы не равноудаленные, то можете делать нам замечания. Тогда наши учредители с этой позицией согласились. И с тех пор я говорю: почему мы должны ее менять? Я придумал правило трех «Р»: рейтинг, реклама, репутация. У нас что-то из этого падает? Нет. Тогда что вы от меня хотите? Может быть, когда-нибудь это кончится, когда у кого-то сдадут нервы. Но не у меня.
За эти 12 лет представители Газпрома звонили мне 3 раза. Алексей Борисович Миллер позвонил мне один раз, когда была напряженная ситуация с Украиной по газу. Он спросил, а нельзя ли помягче? Я сказал: можно, у меня сейчас будет Тимошенко в эфире. Он посмеялся.
На «Эхо Москвы» цензуры нет. Но давление существует. Не проходит недели, чтоб мне не звонил какой-нибудь высокий товарищ и не говорил: а у тебя вот то не так и это не эдак. У меня ответ один: приди в эфир и скажи.
Существует редакционная политика и люди, которых не приглашают в эфир «Эха Москвы». Это открытый список и это мое решение. Например, существуют люди, которые оскорбили «Эхо Москвы». Еще существуют случаи, когда человек позволяет себе лишнего, как, например, Владимир Вольфович Жириновский. Я сказал своим журналистам: Жириновского не звать и фамилии его не упоминать. В эфире его называли лидером ЛДПР. Он мне позвонил на третий день. Я говорю: а вы с трибуны Госдумы извинитесь перед нами, и мы решим вопрос. На следующий день Владимир Вольфович выходит к трибуне, что-то говорит и добавляет: да, «Эхо Москвы» - лучшая радиостанция. С этого момента мы его вычеркнули из «черного списка».
О реформе образования и плагиате
- Смотрите, что случилось в России. В советское время 22% выпускников школ поступали в высшие учебные заведения. Сейчас 87%. То есть раньше образование было элитным, а сейчас оно стало всеобщим. Это означает, что качество неизбежно должно было упасть. И качество преподавания, и качество поступающих, и качество выпускников. Это всеобщая история. Высшее образование перестало быть элитным во всем мире, это факт.
Теперь о том, что делать. Сейчас, на мой взгляд, больше половины знаний студенты приобретают вне учебных заведений. У профессуры возникает другая проблема - нельзя преподавать по конспектам 20-летней давности, даже если наука не изменилась. Студенты получают знания по-другому. Реформа образования назрела. И не только у нас. Во Франции она тоже обсуждается.
Теперь ЕГЭ. Я был единственным членом комитета содействия реформам образования, который проголосовал против ЕГЭ. И я ошибался. Потому что при всех «за» и «против» ЕГЭ есть один грандиозный плюс - это социальный лифт. Ребенок, сдавший хорошо экзамен в Благовещенске или Оренбурге, может поступить в престижный вуз по всей стране, не летая туда-сюда, а хорошо учась и хорошо сдавая экзамены. Это перекрывает, на мой взгляд, все недостатки ЕГЭ, все эти коррупционные истории, а там, кстати, очень много мифов. Шансы теперь выравнены. Могу сказать, что в престижнейших московских вузах, не считая МГУ, доля москвичей, поступивших до ЕГЭ, была 68%, а в прошлом году - 43%. Больше половины - это ребята со всей страны.
Другая история. С фальшивыми диссертациями и плагиатом. Ну, это же правда. Был проверен один вуз, выяснилось, что 73% дипломов за последний год просто переписаны. Ну, давайте тогда вообще отменим дипломные работы. Зачем мы учим друг друга списывать? Образование нуждается в реформе. Я работал учителем истории в школе. Я был единственным источником информации о греко-персидских войнах. Дети от меня узнавали про Ксеркса, про Саламин. Я откуда-то знал всё, а они сидели, зайцы, и слушали. Сейчас есть Интернет и много книг, дети приходят в школу, и они уже многое знают. Это значит, что роль учителя уже другая. Он теперь не источник информации, а организатор какого-то, только непонятно какого, процесса. Детей нужно учить по-другому. Сейчас в первый класс приходят дети, и 90% уже умеют читать и считать. И процентов 60 имеют зачатки английского языка. Учителю нужно стать другим. А готов ли учитель, у которого 40 лет стажа, стать другим? Вы знаете, что больше половины учителей в России - это пенсионеры. Это, конечно, золотой запас. Но дети-то приходят другие. И лучшие учителя перестраиваются. А другие не могут перестроиться. Значит, нужно начинать с учительского образования. Это грандиозный вызов. Я редко соглашаюсь в чем-то с Владимиром Владимировичем Путиным, но я абсолютно согласен с ним, что реформа образования - это то звено, за которое надо потянуть, чтобы вытащить страну.
И, кстати, опросы показывают, что против реформы выступают учителя, преподаватели вузов и Академия наук. А родители только за. У нас образование для кого? Для детей. Конечно, мы как родители страдаем от некоторых нововведений. Но если это для моего сына, то я потерплю.
- Я плохой прогнозист. Скажу, что я представляю. Я не ожидаю отставки Правительства в этом году. Я не знаю, как будет на самом деле, но не ожидаю. Президент доверяет Медведеву. Он, может, в чем-то с ним не согласен, у них бывают расхождения как у политиков. Но Президент точно понимает, что Медведев - лояльный человек, и что Правительство будет исполнять майские указы Президента и проводить его политику. Отставка Правительства означает перетряхивание всей политической элиты, что в преддверии кризиса Президенту совсем не нужно. Хотя для Путина отставка Правительства - это один телефонный звонок. Нам все время говорят про какие-то заговоры. Что Путин дал знак Медведеву… Да у него нет времени и сил на знаки. Он просто поднимет трубку и скажет: в отставку. Какие знаки? Кому знаки? Перетряхивание элиты на пороге тяжелой экономической ситуации - это тяжелое решение, и он, скорее всего, его не примет.
Об отставке Правительства
Посмотрите, мы формально движемся к американской системе управления государством, когда Президент является главой Правительства. Путин себя сейчас так и ведет. Он назначил отдельные отчеты министров перед собой. Это открытая информация, ее надо просто анализировать. Если я правильно понимаю Путина, то вопрос отставки Правительства, на мой взгляд, не стоит. Я думаю, если не случится кризиса, Правительство доработает свой срок, хотя отдельные министры будут увольняться, меняться.
О культуре
- Под словом «культура» в стране понимают разное. Вот меня на встрече в СГУ молодой человек спрашивал про современную музыку, в которой я вообще ничего не понимаю. А для него это огромный пласт культуры. Но дело не в культуре, а в образовании. Образование - это доступ к различным пластам культуры. У нас был случай, когда заболел один музыкальный ведущий. Никого не было, я должен был провести эфир по гаражной музыке. Я термин узнал за 5 минут до эфира. Ничего. Сел, включил телефон, спросил, кто что знает про гаражную музыку. И тут в «Эхо Москвы», на серьезное радио, звонят пацаны, спрашивают, а вы такое имя знаете, а есть такой диск? Я спрашиваю своего музыкального редактора: есть? Нету? Скачай из Интернета, поставим. Это образование, понимаете. Именно образование дает возможность получить доступ ко всем сегментам культуры. А дальше вы сами выбираете. Как говорит Владимир Владимирович, «духовная скрепа», так вот лично для меня такая «духовная скрепа» - это образование.
О майских праздниках
- У меня всё очень просто. «Эхо Москвы» работает 7 дней в неделю, 24 часа в сутки. У нас нет никаких праздников вообще. В стране, где 118, а с вашим региональным - 119 праздников, есть проблема с созданием валового национального продукта, с производительностью труда. Я в этом не очень хорошо разбираюсь. Наверное, министры понимают лучше, экономисты еще лучше. Но это проблема. У меня ребенок начинает маяться от безделья. Он не очень любит ходить в школу, как и все мы не любили когда-то. Он любит ходить в школу общаться, но не любит ходить учиться. Он сидит дома, у него пропадает навык работы. Это неправильно. Работа - это накачивание мускулов, повышение квалификации. А если работа в удовольствие - люди и в выходные приходят.
Мне кажется, в свое время была правильная позиция у правых в Европе. У Саркози, в частности. Он выдвинул лозунг «больше работаешь - больше получаешь». Во Франции тоже было много праздников, такая социалистическая страна в этом плане. Надо дать возможность сначала на уровне предприятий людям работать и зарабатывать дополнительно. Может быть, это будет тот самый стимул. Но меня эти праздники не выбивают из колеи, потому что я работаю. Очень многие люди не могут без работы. Сами понимаете, пока крутишь педали, велосипед едет, перестаешь крутить - можно грохнуться.
О роли информации в современном мире
- ИТАР-ТАСС разместило в своей ленте сообщение «в Белом доме взрыв, Обама ранен». Информационщики дали это в эфир. А что случилось на самом деле? А на самом деле у каждого уважающего себя агентства на Западе есть твитт-лента. Так вот хакеры взломали твитт-ленту Associated Press и поставили туда это сообщение. Редактор ИТАР-ТАСС поставил это в свою ленту. В результате рынок ценных бумаг в США упал на 200 миллиардов долларов. Это за 4 минуты, пока не было опровержения. Виртуальная новость привела к тому, что разорились реальные люди.
Новость - это не просто набор букв. Она на каждого влияет по-разному. У меня есть такой тезис: журналист - это профессия безответственная. Если мы сообщаем, что сегодня будет град, мы не знаем, как каждый из вас будет реагировать на эту новость. Кто-то останется дома, а кто-то обворует сберкассу. Журналисты не должны думать о последствиях выданной ими в эфир информации. Есть, конечно, исключения. Людям, взявшим заложников, эфир дается только по разрешению офицера-переговорщика. Для террориста эфир - это разменная монета. Поэтому такое ограничение зафиксировано в конвенции, которая подписана главными редакторами крупнейших медиа. Но была у нас вот какая ситуация. Пьяный зять взял в заложники тещу. Итак, заложник есть, террорист есть, следовательно, конвенция начала работать. Этот человек хотел выступить в эфире Первого канала. Но решили, что Первый канал не дадут, а вот «Эхо» дадут. Мне звонят и говорят, что он обещал отпустить тещу, если ему дадут эфир, где он расскажет, какая теща плохая. Я звоню на «Эхо», говорю, дайте эфир. Эфир дают. В общем, это была самая крупная юмористическая передача в эфире «Эхо Москвы». А после этого на нас написали бумагу в Министерство связи, что у нас был пьяный в эфире. Это, напомню, лишение лицензии.
О молодежи и глобализации
- Саратовские студенты ничем не отличаются от столичных. Для меня это откровение. Я ехал по стране и в каждом городе встречался со студентами журфака или филфака. Могу сказать, и по качеству вопросов, и по реакции зала, разницы нет. Полная туфта, когда кто-то говорит, вот тут молодежь отупела, а вот в столице она другая. Одинаково. Нюансы не важны. Что в Благовещенске, что в Саратове, что в Москве. Просто уровень поколения такой. Да, всегда есть те, кто хочет знать и кто не хочет, кого согнали на лекцию, сняли с пары, а кто сам пришел. Ты сидишь перед аудиторией и тебе всё видно. Тем более, если ты работал учителем.
Я уже давно выступаю перед студентами, мне не нужен специальный язык, как, знаете, для десятиклассников и первоклассников. Это глобализация. Дети, которые, вне зависимости от профессорско-преподавательского состава и его качества, живут жизнью не в Саратове, как в гетто, они живут в мире, в России. У них те же проблемы, те же вопросы. Они никакие не местечковые, никакие не провинциальные. Они вполне бы как студенты вписались со своим пониманием, как столичные штучки. Уровень проблем и уровень понимания тех сложных процессов, о которых я говорю на встречах, он приблизительно одинаковый. Для меня это открытие. Знаете, школьный учитель по-разному рассказывает про Великую Отечественную войну в 4-м и 10-м классе, так вот, когда я два года назад начал ездить по провинции, я готовил свои выступления как для 4-го класса. Думал, ну какие-то, как говорит Владимир Владимирович, бандерлоги. Ничего подобного.
О Саратове и инвесторах
- Ну, правда, дороги плохие. Я понимаю, дорожный фонд забрали в Федерацию, денег нет. Но я турист, я скольжу глазом и сравниваю. Я обратил внимание на совершенно чудовищный гостиничный фонд. Кто привозит деньги в город? Инвесторы. Они сталкиваются, как и я, с чем? Аэропорт, дороги, гостиница. Вот я инвестор, мистер Твистер, капиталист. Я прилетаю в этот аэропорт. Он плохой. Я еще не улетел из Москвы, а мне уже сказали: готовься. Я еду по этим дорогам. Они неважные. Есть приличные куски, есть неприличные совсем. Я селюсь в одну из лучших гостиниц и сравниваю с гостиницей в Благовещенске, на краю земли, где 400 тысяч населения. Мне-то все равно, я советский парень, могу в общежитиях жить. Но я себе представляю мистера Твистера и понимаю, что он хочет жить, как в Люксембурге или в Неаполе. Он привык жить в сети Марриотт, Холидей Инн. Где хоть одна такая сеть в Саратове? Почему в Благовещенске есть? Почему этого нет в Саратове, который скоро станет городом-миллионником? Деньги не пойдут в город, пока люди, которые себя уважают, не смогут правильно долететь, правильно проехать и правильно переночевать. При этом с правильно поесть уже всё в порядке. Я вам сейчас пересказал то, что мне говорили профессиональные инвесторы. Я, конечно, упростил. Но у меня впечатление, что по трем параметрам еще пахать и пахать.