Глава правозащитной ассоциации «Агора» Павел Чиков объясняет, почему в России никто не заинтересован в том, чтобы расследовать преступления полицейских
Глава правозащитной ассоциации «Агора» Павел Чиков объясняет, почему в России никто не заинтересован в том, чтобы расследовать преступления полицейских.
После скандала в казанском отделе полиции «Дальний», где пытали людей, число жалоб на полицейских в Татарстане выросло в разы. За 2012 год их было две с половиной тысячи (по одной на каждого десятого сотрудника татарской полиции). Следственный комитет республики заявляет, что и число уголовных дел, которые возбуждались против полицейских, выросло в три раза - с 40 до 120. Это 5% общего числа обращений. При этом по данным Следственного комитета РФ, в 2011 году к ним поступило 77 тысяч обращений о преступлениях, совершенных сотрудниками полиции, а дел было возбуждено 4,4 тысячи. То есть для федерального СК достоверны все те же 5% - остальные 95% обратившихся либо лгут, либо неадекватно воспринимают то, что с ними сделали сотрудники полиции. Я готов поверить, что четверть, даже половина этих людей может заблуждаться, но никак не 95%. И так обстоят дела во всех российских регионах: сколько бы заявлений о полицейских преступлениях ни подавали люди, возбуждаться будет одно из двадцати дел. И это - константа. Откуда она берется?
Каждое уголовное дело в отношении сотрудника полиции - это политика на уровне региона. Это взаимоотношения между местными управлениями МВД и СК, а также другими игроками: губернатором, местными или федеральными судьями, прокурором, которые поддерживают одну или другую сторону. Деталей и раскладов множество: одно дело, если это обычный мент - участковый или ППСник, другое дело - оперативник, третье - следователи, которых сажают очень нечасто, и совсем уж редкость - мало-мальские начальники.
Конечно, имеет значение не только должность, но и само преступление: если взяли с поличным на мелкой краже, система разводит руки - да, попался. А вот если опер, скажем, всеми силами добивался раскрытия дела и немножко «придавил» убийцу, за него система вписывается очень активно. Начинается торг между полицейскими и следователями. Первые говорят: «Вы что, хотите всех оперативников пересажать?! А кто вам убийства и изнасилования будет раскрывать?» Аргумент вторых: «У нас статистика. Мы должны возбудить определенное количество дел против ментов». Тот же самый аргумент есть и в управлении собственной безопасности полиции - у них своя статистика. В итоге обычно достигается следующая договоренность: СК строит свою статистику на тех делах, которые уже раскрыты в УСБ. Полиция при этом получает возможность гордо заявлять, что 100% должностных преступлений раскрыты собственными силами.
В такую статистику попадают только определенные дела. Управление собственной безопасности работает «на рывок»: когда есть горячая информация о готовящемся должностном преступлении, они начинают оперативную разработку, «заряжают» потерпевшего и благополучно «рубят палку» - раскрывают дело. В 2003 году, когда у нашего Казанского правозащитного центра были отличные отношения с УСБ МВД Татарстана, а в самом центре работали бывшие опера, у нас было одно громкое дело - серийное вымогательство взяток группой из двух бывших и двух действующих оперативников. Вскрылось все как раз на эпизоде, которым занимался центр. В Казани поймали двух пацанов, подкинули им наркотики и стали требовать несколько десятков тысяч рублей, чтобы не возбуждать дело. Ребята по своим друзьям начали искать деньги, и один из них оказался другом нашего юриста. Времени на сбор денег дали до четырех утра, а в три часа ночи был поднят под ружье весь состав оперативного полка УСБ, включая начальников. Почему? Потому что была возможность срубить крутую «палку». Пацанов «зарядили» деньгами, отправили на встречу с вымогателями, устроили погоню. После задержания выяснилось, что на этой группе оперов есть еще много таких дел. Одному из них удалось сбежать, он был назначен в розыск, а трое сели.
Но УСБ никогда не работает по делам, связанным с насилием. Если тебя побили полицейские, в управление собственной безопасности смысла идти нет - при всем желании они ничего сделать не могут, потому что это дела Следственного комитета, который должен искать медицинскую документацию, свидетелей и так далее. СК, в свою очередь, никогда не торопится возбуждать уголовное дело против полицейского. Не тянут они только в одном случае - если в деле есть труп: «Извините, вы не доглядели, у вас покойник, решайте, кто из вас садится». Самая известная история такого рода - ОП «Дальний». По прочим делам в СК действуют так: принимают заявления, а потом лениво выносят постановление об отказе в возбуждении дела. Помогает только недобор со статистикой. При этом сама она распределена во времени неравномерно. Добиться возбуждения дела против сотрудника полиции в начале года гораздо легче, потому что статистику нужно чем-то наполнять. К концу года это сделать практически невозможно. Некоторые следователи так нам прямо и говорят: «Давайте дотянем до следующего года, а?»
Недавно в Казани был такой случай: под конец прошлого года менты пасли сеть салонов игровых автоматов. Им не понравился один человек - двойник Стаса Пьехи, назовем его С., - который был вообще не при делах, а то ли входил в игровой салон, то ли из него выходил, то ли вообще мимо проходил. Полицейские к нему пристали, сказали, что он пьяный, и потащили в отдел. Там его избили, после чего отпустили, поскольку предъявить ему было нечего. Он пошел в больницу, «зафиксировал» побои и обратился в Казанский правозащитный центр. Но юристы ничем не могли ему помочь, потому что был конец года, когда вся статистика по должностным преступлениям уже была закрыта. Шанс возбудить уголовное дело против полицейских появился только в марте. Несколько раз так было: дело идет на возбуждение весной-летом, а осенью всякое движение по нему затихает.
Все дело в том, что слишком большая статистика по должностным преступлениям в регионах никому не нужна: она бьет по МВД, она бьет по УСБ, которое не в состоянии само раскрывать преступления, да и по Следственному комитету она тоже бьет - ведь за ростом раскрываемости последует спад, который очень плохо отразится на показателях ведомства.
На это накладывается противоположная картинка: у оперативников есть своя статистика, им тоже нужен определенный процент раскрываемости. На них висят нераскрытые дела. Соответственно, под конец года происходит скачок по числу фактов полицейского насилия. Этот график растет, возможности СК сокращаются, и получается странная вилка: оперативники пытаются «навесить» нераскрытые преступления на граждан, а те фактически лишены возможности жаловаться на издевательства полицейских. Самый яркий и классический пример: несколько лет назад житель города Чебоксары под конец года был задержан по подозрению в убийстве. Вины он своей признавать не хотел, и его стали пытать: в частности, привязали к ногам чугунную гирю и грозили выбросить из окна. В итоге он выпал из окна вместе с гирей, расшибся, переломал себе позвоночник, и, несмотря ни на что, был отправлен на зону. Уголовное дело в отношении сотрудников полиции отказывались возбуждать двадцать пять раз подряд. Только в этом году, после долгой борьбы, руководителю чувашской правозащитной организации «Щит и меч» Алексею Глухову, удалось добиться отмены отказов, и дело было принято к рассмотрению.
Вот так и получается: должностные преступления с применением насилия - это матрица, и человек, который в нее попадает, не имеет практически никаких шансов добиться возбуждения уголовного дела и привлечения полицейских к ответственности. Если он, конечно, не умер.
Журнал «Эсквайр», апрель 2013 г.