- У меня к вам просьба, - сказал мне писатель и сценарист Аркадий Инин. -
Я безуспешно пытаюсь получить материалы из американского Архива Крупской, которыми вы пользовались для своей публикации. Я пишу роман на эту тему и мне очень-очень нужны те документы. Вы ведь мне поможете, правда?
Я откашлялся и сделал паузу. Сейчас мне придется разозлить - или как минимум расстроить - еще одного хорошего человека.
- Дорогой Аркадий Яковлевич, - ответил я. - Хотел бы помочь, но, к сожалению, не могу. Об Архиве Крупской вам лучше забыть.
- Но почему???
И я объяснил ему почему.
- У меня к вам просьба, - сказал мне писатель и сценарист Аркадий Инин. -
Я безуспешно пытаюсь получить материалы из американского Архива Крупской, которыми вы пользовались для своей публикации. Я пишу роман на эту тему и мне очень-очень нужны те документы. Вы ведь мне поможете, правда?
Я откашлялся и сделал паузу. Сейчас мне придется разозлить - или как минимум расстроить - еще одного хорошего человека.
- Дорогой Аркадий Яковлевич, - ответил я. - Хотел бы помочь, но, к сожалению, не могу. Об Архиве Крупской вам лучше забыть.
- Но почему???
И я объяснил ему почему.
В кино есть прием под названием флэш-форвард (Flash-forward). Чтобы заинтриговать зрителя, ему сперва показывают несколько кадров из финала киноистории, а затем возвращаются к началу.
В мемуарах, которые вы читаете, я неоднократно пользовался этим удобным приемом и, подозреваю, еще воспользуюсь им. Знаю, что нормальные мемуары предполагают линейное повествование, и готов прямо сейчас принести извинения за все бывшие и будущие забеги вперед. Вот: приношу извинения. А теперь обратимся к событиям, которые предшествовали тому самому разговору с Арк. Ининым...
Впрочем, нет. Сперва - еще одно отступление, про кино. В прошлый раз я рассказывал о съемках сериала «Досье детектива Дубровского» - первой и, боюсь, последней моей экранизации на российском ТВ. То есть сам-то я совсем не против перенесения книг Гурского на телеэкран, однако с трудом могу вообразить себе продюсера-камикадзе, который, скажем, завтра явится к Константину Эрнсту на Первый канал с грандиозной идеей телеверсии романа «Убить президента». Хотя, с другой стороны, лицо Константина Львовича, услышавшего название романа, я вообразить как раз смогу: достаточно представить лицо жены библейского Лота - примерно за секунду до превращения бедняжки в соляной столб.
Таким образом, мне остается надеяться на помощь заграницы - Стивена Спилберга и Дж. Дж. Абрамса. Однажды мне непременно позвонит либо тот, либо другой и на ломаном русском сделает заманчивое предложение, от которого я, само собой, даже не попытаюсь отказаться. Откуда они узнают про Гурского? Да хотя бы от Доктора Хауса. В конце концов, Лев Аркадьевич уже побывал его добровольным рекламным агентом, а долг платежом красен.
Дело было так: однажды ко мне обратились за интервью из «Вечерней Москвы». Поскольку корреспондент знал, кто такой Гурский, мне не надо было прятаться и притворяться, и я пришел на интервью лично. А за день до встречи с корреспондентом я как раз прочел первый - и, увы, пока единственный - роман Хью Лори «Торговец пушками». Друг Стивена Фрая и несравненный Берти Вустер в телеэкранизации Вудхауса написал лихую и веселую книжку. Сюжет балансировал на грани абсурда, а пару раз туда и проваливался. Это, конечно, немножечко вредило детективной интриге, но компенсировалось авторским остроумием (которое, к чести издательства «Фантом пресс», не было утрачено в русском переводе). Пожалуй, подобный роман я бы не отказался написать сам, и раз уж мистер Лори меня опередил, я - от лица Гурского - высоко оценил роман и нацелил на него читателя. На календаре был еще 2005-й год, американская публика только-только распробовала первый сезон «Доктора Хауса», а в России о нем почти никто не знал. Так что здешние книгопродавцы решили: малоизвестному британцу на нашем книжном рынке никак не справиться без помощи авторитетного провожатого. Как мне потом рассказывали, в книжном супермаркете «Москва» на Тверской появился рекламный плакатик, посвященный роману Хью Лори, - с цитатой из моего интервью. Заголовок там был такой: «Лев Гурский рекомендует». Да уж. Позже, когда сериал о диагносте-мизантропе приобретет статус культового и вознесет исполнителя роли в ранг мегазвезды, я часто буду вспоминать, как делал промоушн доктору Хаусу. И всякий раз, когда новая книжка Гурского попадает в магазин «Москва» и моментально где-то теряется, я думаю о том, как мне бы сейчас пригодился пусть даже очень скромный и маленький плакатик с названием книжки и надписью «Хью Лори рекомендует». Думаю, что рано или поздно Доктор Хаус мне поможет. Ну а пока кино- и телемэтры из США ищут мой номер телефона и учат русские слова, я тоже не трачу время. Иногда мне удается найти удобный литературный повод, чтобы тем или иным способом вновь прикоснуться к прекрасному миру кино...
Итак, включаем машину времени. На дворе - весна 2001 года. Месяц назад публикация «Копья дракона» в «Известиях» завершилась, гонорар закончился и я стал лихорадочно озираться по сторонам, пытаясь конвертировать великую всероссийскую славу Льва Аркадьевича хоть в какие-нибудь местные деньги. Вот тут-то ко мне и обратился владелец одного из саратовских казино, загадочный человек Вадим. На средства, добытые рулеткой, он решил издавать литературно-публицистический глянцевый журнал с заграничным названием «M-House Magasine» и в одном из первых номеров был не против напечать что-то из Гурского. Я попытался было всучить ему пару обрезков «Копья», но игорного короля не интересовали детективные тексты. Его натура жаждала иного: крупномасштабных исторических разоблачений, срывания роковых покровов, дематериализации духов и заклания слонов. Издатель журнала предложил Гурскому не размениваться на частности, а замахнуться на Владимира нашего Ильича и сочинить эксклюзивно для «M-House Magasine» что-нибудь нетривиальное про знаменитый любовный треугольник: Ленин - Крупская - Арманд.
Не сказал бы, что предложенная тема меня слишком интересовала. А если честно, она меня не увлекла совсем. О вожде пролетарской революции, его жене и его боевой подруге написано так много (по преимуществу, бульварного), что втиснуться в плотную толпу крупсковедов-армандоведов нереально. Однако безденежье - вечный двигатель литературы еще со времен античности. Романы на заказ я, положим, писать не умею, но сенсационный текст на заданную тему, страниц на 10-15, неужели не осилю? Тем более что у казиношного журнала тираж будет скромным, а потребитель - специфическим. Я думаю, что если человек выиграл, ему не до чтения, а если проигрался - тем более. Публики у Гурского будет так мало, что он может позаимствовать пару фирменных трюков у доктора Каца.
Вот мы и добрались, наконец, до кино. Я решил, что по форме мой текст будет не прозой в чистом виде, а чем-то вроде литературной заготовки для оригинального отечественного мини-сериала «Он, Она и Прекрасная Дама» о личной жизни Предсовнаркома. Необходимость создания телепроизведения на эту тему я постараюсь обосновать, предварительно напомнив про американскую киноподелку 1991 года выпуска - фильм режиссера Алана Смити «Владимир и Инесса».
В том американском фильме роль Ленина досталась умеренно-лысому и по-ильичевски лобастому Майклу Айронсайду (помните киллера в фильме «Вспомнить всё»?), Надежду Константиновну сыграла Кэти Бейтс, лауреатка «Оскара» за роль медсестры-убийцы в фильме по Стивену Кингу, а Инессу - будущая троекратная «оскароносица» Мерил Стрип. На роли второго плана, Сталина и Троцкого, были приглашены, соответственно, Алан Рикман (террорист Ганс Грубер в «Крепком орешке») и Рик Моранис (ученый-недотепа, который сперва уменьшил, а потом увеличил своих детей): внешне ни тот, ни другой совершенно не походили на персонажей, которых играли, но соответствовали голливудским стереотипам. Мрачный Рикман обладал отрицательной харизмой, а суетливо-трогательный очкарик Моранис прямо напрашивался на то, чтобы получить ледорубом по башке.
Сюжет «Владимира и Инессы» я кратко описал в преамбуле, и в моем пересказе он выглядел редкостной чушью, чем-то смахивающей на сценарий будущего «Ночного Дозора». Надежда Константиновна в фильме олицетворяла Силы Тьмы, Инесса была символом Света, а сам Ленин оказывался полем битвы названных «ин» и «янь». Создатели фильма уподобили Ильича мыслящему тростнику, колеблемому ветром туда-сюда, а первые послереволюционные годы в России - слоеному торту, где черные слои (усиление влияния Крупской) неравномерно чередовались с белыми (это брала верх Арманд). Штурм Зимнего, гражданская война, красный террор, военный коммунизм - это всё, по мысли авторов картины, было результатом воздействия на Ильича фанатички Крупской. Отмена продразверстки, смягчение репрессий в отношении «паразитических классов», замена военного коммунизма нэпом - это повлияла более толерантная Арманд. Смерть Инессы от холеры сценаристы превратили в отравление, «заказанное» Надеждой Константиновной, которая-де уже к началу 20-х годов сделала ставку на Сталина как на будущего диктатора. В финале картины ведьма Крупская и опереточный злодей Сталин совместными усилиями душили подушкой спящего Ленина, а потом предавались похоти на еще не остывшем супружеском ложе. Россия погружалась во мглу на десятилетия. Звучала надрывная музыка. Диафрагма закрывалась...
Чушь? Конечно. Вот только не надо лезть в фильмографию Стрип или Бейтс, разыскивая информацию об этой ленте: фильм Алана Смити я, конечно, выдумал от начала до конца. Штампованной и тускловатой американской паранойе я хотел противостопоставить отечественный маниакально-депрессивный психоз - яростный и яркий. А поскольку топтаться на пятачке, засиженном поколениями биографов, мне не хотелось, я обратился к новым, ранее не известным документам, взятым из только что рассекреченного в Бостоне Архива Крупской (Krupsky’s Archives) и частично опубликованным в спецвыпуске Harward University. Hourglass Library. Именно до этих материалов пытался дотянуться Аркадий Инин, но не преуспел. Потому что никаких тайных дневников Надежды Константиновны, на которых я и строил фабулу виртуального мини-сериала, не существовало вовсе.
О чем могла бы писать Крупская? Уж, конечно, не о подробностях своих интимных отношений с Ильичом, а о классовой борьбе, Карле Каутском, «Эрфуртской программе» и прочих вещах, куда более важных, чем постельные дела. А если Крупская и ревновала мужа к Арманд, то вовсе не по-женски, а как марксистка к марксистке. К примеру, она записывала в дневнике: «Эта крашеная сука смогла переспорить Ильича в вопросе о тред-юнионах, и он изменил позицию! Немыслимо! Юлик Мартов сказал, что это ему снится...»
Ну и так далее, в таком же духе. Ближе к финалу душераздирающей истории снедаемая революционной ревностью Надежда Константиновна одалживала у эсерки Марии Спиридоновой браунинг, отправлялась на завод Михельсона и стреляла в мужа. Но за покушение арестовывали не ее, а Фанни Каплан, похожую на Крупскую (базедова болезнь, очки, сутулость): не выносить же большевикам сор из избы?
Испытав на собственной шкуре, что такое фанатизм, Ильич быстро разочаровывался в революции. Его раны еще как следует не зажили, а они с Инессой уже удирали в Париж через «окно» на финской границе. Вместо Ильича в медпункте Кремля оставался случайно задетый пулей Крупской рабочий Безвершенко - человек с такой же лысиной и бородкой, как у Предсовнаркома. Свою недорастраченную любовь Надежда Константиновна, в конце концов, дарила раненому пролетарию: двойник Ленина, которого она выхаживала, становился ей дороже настоящего Ленина. Динамика чувств иллюстрировалась избранными цитатами из упомянутого «дневника Крупской»...
Прямо скажем, выдумка моя была не слишком изысканной - если не сказать грубоватой. То, о чем Гурский написал за три дня в надежде на легкий гонорар, не тянуло на мистификацию: это было пародией на грани анекдота. Я воображал, что хозяину глянцевого «M-House Magasine» и нужно что-то сенсационно-разухабистое, пузырящееся и бредовое, однако ошибся. Вадим хотел получить от меня нечто иное. Серьезное. Гневно-публицистическое. Отчасти фрейдистское, но только без фокусов и игровых штучек. Проще говоря, от меня требовалась Девятая симфония, а я написал «В траве сидел кузнечик». Я-то полагал, что в 2001 году метать камни в мавзолейный огород Ильича вроде как бы поздновато, а заказчик был уверен в обратном. Поэтому, прочтя мое сочинение, владелец казино с явной досадой в голосе произнес: «Не то!» После чего отказал мне в довольно учтивой форме и намекнул, что раз уж Гурский не оправдал надежд, он, Вадим, напишет всё сам. Я, дурак, не сообразил взять аванс под будущее сочинение - и остался с неоплаченным текстом на необязательную тему.
Ну и что мне делать с моим рассказом? Солить? Представьте себе, что вы намеревались поехать в Африку и даже потратились на пробковый шлем, а потом поездка сорвалась. И у вас в руках оказывается не дешевый, но и не нужный в хозяйстве предмет. Шлем валяется у вас в кладовке, без толку собирая пыль, и вот вы его дарите дальнему родственнику, любителю экзотики, - уже просто как сувенир. Нечто подобное случилось и с «Прекрасной Дамой». Продать Крупскую-Арманд-Ильича в родном городе было решительно некому, искать покупателей в столице недосуг и, подумав, я отослал его в безгонорарный «Урал», специально для апрельского номера: в екатеринбургском журнале уже печатали мою «Рениксу» и примерно знали, какого рода текстов можно от меня ожидать.
Апрель — месяц розыгрышей, по срокам я успел, но в редакционном загашнике, как видно, оказался перебор юмора, и «Прекрасную Даму» переставили на июнь 2001-го, в тематический «американский» номер. Главный раздел «Поэзия и проза» был переполнен настоящими американцами (Чарльз Буковски, Роберт Фрост, Фрэнсис Скотт Фицджеральд, Эмили Дикинсон и др.), поэтому рассказ ненастоящего американца Гурского сдвинули в раздел «Критика и библиография». Предупреждающее слово «апрельский» осталось в редакционной вводке, но только кто у нас, помилуйте, читает мелкий шрифт? Вдобавок из сетевой версии журнала вводка вообще исчезла...
В начале нулевых годов «Он, Она и Прекрасная Дама» вышла на просторы Интернета, по дороге утеряв жанровую атрибуцию. Был рассказ c пародийной подкладкой - стало не-пойми-чего. Ну а дальше все случилось, как позднее с Луной и Сталиным у Каца - только, на мое счастье, без документальных фильмов, а потому и без массовой истерии. Хотя и с отдельными ее протуберанцами.
Например, в 2004 году в ежедневной газете «Челябинский рабочий» вышла статья Лидии Садчиковой «Любовь к революции и Инессе». Туда из рассказа Гурского - но без ссылок - перекочевали и рассекреченный Архив, и дневники с «тред-юнионами» и «крашеной сукой», и подробный кастинг фильма Алана Смити, и браунинг Марии Спиридоновой, и вся история покушения Крупской на Ильича.
«Дневники Надежды Константиновны хранятся в «Архиве Крупской» («Krupsky’s Archives») в США. Как они там оказались - неизвестно, можно только догадываться, что кто-то очень хотел их надежно спрятать. Подальше от всевидящего ока Кремля. Доступ к этим материалам открыт совсем недавно, несколько лет назад», - я уже цитирую не газетную статью, а обширную книгу Карины Фолиянц «Разум и чувства. Как любили известные политики» (Москва, 2007 год). Если набрать в Google «Ленин Крупская Арманд», ссылка на главу из этой книги, под названием «Он, Она и Прекрасная Дама» (хо-хо, что-то знакомое!) выскочит в первой пятерке. У госпожи Фолиянц тоже присутствуют дневниковая запись с «крашеной сукой» Инессой, версия о личном участии Надежды Константиновны в покушении на собственного мужа и так далее.
Удивительная избирательность, однако, демонстрируют обе дамы - что челябинская, что московская! Если они допускают, что Архив Крупской - не выдумка, им заодно положено верить во все липовые сенсации из дневника, в том числе и в описанное бегство Ильича от жены в Париж. Ну а если они не верят в дезертирство вождя революции и замену его двойником-пролетарием, то и предыдущие «откровения» из дневника не могут восприниматься всерьез. Либо вместе, либо ничего, третьего не дано. Нельзя вторую половину «Красной Шапочки» включать сборник сказок, а первую половину - в научную статью о рационе питания волков средней полосы...
- Жалко, - разочарованно сказал Аркадий Инин, дослушав мой рассказ. - Интересные цитаты. Я надеялся, что они подлинные...
Ага, подумал я, а Ленин и Инесса Арманд до середины ХХ века жили в Париже под видом старца Федора Кузьмича ибоярыни Морозовой.