«Надо ли вспоминать?» - спрашивал герой-рассказчик в знаменитом романе Юрия Трифонова «Время и место» и сам же отвечал: «Бог ты мой, так же глупо, как: надо ли жить? Ведь вспоминать и жить - это цельно, слитно, не уничтожаемо одно без другого и составляет вместе некий глагол, которому названия нет»
«Надо ли вспоминать?» - спрашивал герой-рассказчик в знаменитом романе Юрия Трифонова «Время и место» и сам же отвечал: «Бог ты мой, так же глупо, как: надо ли жить? Ведь вспоминать и жить - это цельно, слитно, не уничтожаемо одно без другого и составляет вместе некий глагол, которому названия нет».
Тема неразрывности прошлого и настоящего становится камертоном для произведений, напечатанных в июльско-августовском номере журнала «Волга». День вчерашний «рифмуется» с днем нынешним: как бы ни менялись внешние приметы времени, сами люди, их отношения, их психология не так уж сильно поддаются трансформации. Любовь все равно остается любовью, вина - виной, и самопожертвование сегодня - такая же ценность, как и сто, и двести лет назад.
Самая заметная и самая крупная публикация этого выпуска - повесть «Кошка, пущенная через порог» Владимира Шапко (этот постоянный автор «Волги» живет в Усть-Каменогорске). Действие происходит более трех десятилетий назад, в Москве 1981 года. Олимпиада уже прошла, советские войска еще в Афганистане, бровастому генсеку осталось жить и править страной около года, а слова «очередь» и «дефицит» в лексиконе горожанина делят первое и второе места. На этом историческом фоне, прочерченном летящим, едва заметным пунктиром, разворачивается история университетского преподавателя Котельникова и медсестры Татьяны.
Уже с первых строк читатель понимает то, что не может осознать герой: у отношений этих нет будущего. Если для Котельникова Татьяна - свет в окошке и возможность выйти из унылого круга повседневности в иные пределы, то для Татьяны Котельников - даже не транзитная станция, а нечто вроде круга света уличного фонаря на асфальте. И как только стылую ночь сменит серый день, электрический круг поблекнет. И Татьяна, жизнь которой перечеркнута чувством вины, уйдет от Котельникова. Воспоминания о том, что было ей когда-то сделано (или не сделано), оказывается сильней реальности. Для героини повести ее настоящее побеждено прошлым и заперто в клетку без надежды на будущее. Владимир Шапко избегает простых решений, не собираясь осуждать или оправдывать Татьяну. Перед бывшим мужем героиня ни в чем не повинна - ни по человеческим законам, ни по божьим. И все же она чувствует ответственность за его страдания. А потому сама обрекает себя на изгойство: это - ее моральные вериги и виртуальная власяница...
В рассказе петербуржца Алексея Палия «Вода и железо» место действия - старый дом в пригороде - оказывается своеобразной «зоной интерференции» двух эпох: календарного «сегодня» и далекой военной поры. Новый хозяин дома, взявшись чинить прохудившуюся трубу зимой 2012 года, обнаруживает на полях старой книжки, найденной в сундуке, записки, которые датированы маем 1942-го. Еще недавно нашему герою чудилось, что его семейные проблемы и вялотекущие бытовые неустройства - та субстанция, которая непоправимо отравляет жизнь. Но соприкоснувшись с драматическими событиями минувших лет (автору записок, мобилизованному оккупантами на военное производство, за неповиновение могла грозить смерть), рассказчик постепенно меняет свое отношение к реальности. Как и в повести Шапко, так и в рассказе Палия автор избегает очевидных параллелей. Все происходит исподволь. Понятно, что свой гвоздь в ботинке страшнее соседского пожара, однако герой наделен способностью к сопереживанию. Давнее печальное происшествие, которое чуть не погубило бывшего хозяина дома, помогает нынешнему герою понять себя, увидеть за деревьями лес, за мелочами - главное...
Завершим обзор упоминанием третьей важной публикации, продолжающей тему, - рассказа петербуржца Александра Вергелиса «Секунда малодушия». Здесь для усиления драматического эффекта используется фантастический прием. Бывший фронтовик уже в наши дни встречает друга, с которым они вместе воевали. Эта встреча необъяснима: друг погиб много десятилетий назад, во время атаки, а тут он жив и все так же молод. Поскольку повествование ведется именно от лица этого «ожившего» человека, читатель не сразу добирается до сути конфликта. Однако через несколько страниц смысл фантастического допущения становится очевиден. Дело в том, что оба молодых человека любили одну девушку. И во время атаки один на секунду проявил слабость - и только в мыслях: он подумал о том, что если погибнет его товарищ, то девушка выберет его. Уже через мгновение герой раскаялся из-за своих темных желаний, но поздно: черный флюид нашел цель, роковое пожелание исполнилось. Вовсе не пришелец из прошлого посетил фронтовика, и не ангел мщения. Материализовалась его совесть. От нее не спрятаться, не скрыться, потому что даже в фантастическом рассказе невозможно убежать от себя...