Незадолго до Международного дня слепых, наш корреспондент провел один день с жителями Саратова, которые не могут увидеть свой город. Мы побывали дома у поздноослепшей женщины, которая, пользуясь гаджетами, ухаживает за 91-летней мамой. И прогулялись по Саратову с баянистом, ослепшим почти с рождения и рассчитывающим только на свои силы.
«Страха у меня нет. Он не родился». История Елены Волковой
Волкова живет в старой пятиэтажке без лифта. Во время знакомства ловлю себя на мысли, что женщина совсем не выглядит незрячей. Кажется, что она просто задумалась и поэтому смотрит немного в сторону, а не собеседнику в глаза. Елена приглашает меня в единственную комнату, где на кровати дремлет пожилая женщина. На мое появление та не реагирует. За своей 91-летней мамой Елена ухаживает сама.
— Я родилась с плохим зрением, — рассказывает Волкова. — В 10 лет родители заметили, что оно совсем испортилось. В саратовском институте глазных болезней родителям сказали: неизлечимая болезнь, проблемы с сетчаткой, вашу дочь ждет слепота — отдайте ее в специальную школу. Родители к этому, наверное, были не готовы и вернули меня в общеобразовательную школу.
Закончила 10 классов, рано вышла замуж, в 19 лет родила первую дочь. Позже родились еще две дочки — двойняшки. Дети сейчас все живут в разных городах — в Волгограде, Тамбове и в Саратове. Та доченька, которая в Саратове, — у нее родились два мальчика. Одному — два с половиной, другому — полгода.
Муж у меня был военный. Когда мне исполнилось 45 лет, я стала вдовой. Примерно с этого возраста не вижу цвета и совсем немного вижу свет. Могу, например, сказать, где окно.
Шрифтом Брайля я не владею, поскольку поздноослепшая и в школе слепых не училась. Всю информацию я только на электронных носителях воспринимаю. Либо это диктофон, либо флешки с аудиокнигами.
Соцработнику своему я перечисляю деньги на карточку, а она мне покупает продукты. Там у меня несколько автоплатежей забито, чтобы мне лишний раз в банк не ходить и не платить. Соцработник приносит нам продукты, может сходить с какими-нибудь документами, из аптеки нужное принести, а вот что касается ухода — я все делаю сама. Убираю, мою, стираю.
При готовке, если жаришь, сложнее всего переворачивать что-то на горячей сковороде. Приходится ставить ее на стол, ждать, пока котлеты остынут, потом их переворачивать и возвращать сковороду обратно. Сложности есть, но не что-то невозможное. Было бы желание. Есть очень много гаджетов, с которыми в быту становится легче. Например, у меня есть говорящая мультиварка.
В магазин, который находится в моем же доме, я хожу с тростью. Прошу на кассе помочь, и мне дают свободного работника магазина — кассира, фасовщика или грузчика — и мы вместе с корзинкой идем по залу. Я говорю: мне молоко, бананы, то да сё, прошу почитать срок годности и состав. Обычно не отказывают. Бывало мне говорили, что никого свободного нет. Но когда я просила позвать заведующую по залу, свободный человек сразу находился.
Думаю, что никто меня не обманывает, все заботливо относятся. Я расплачиваюсь карточкой. Очень надеюсь, что, видя перед собой слепого инвалида, мало кто станет лукавить. Кроме того, у меня в телефоне есть программа — определитель денежных купюр.
Я прожила в городе много лет, и страха у меня нет. Он попросту не родился. Есть доверие к людям. Бывает, я возвращаюсь из театра поздно вечером с тростью, а молодые люди, даже если они — выпивши, все равно провожают до подъезда.
В город тоже выезжаю только с тростью. Самая большая трудность — мимо моего дома проходят три маршрутки — № 3, 60 и 57. Мне нужна «тройка». Если водителям не махнуть рукой, то они не останавливаются. Надо увидеть номер и махнуть нужной маршрутке. Если люди есть, то они мне подсказывают, какая подъезжает. А вот когда одна жду, приходится стоять — микроавтобусы проезжают мимо. Или я уже просто время от времени руку поднимаю…
А на трамвае удобно. До Детского парка (где располагается библиотека для слепых, — прим. авт.) доехал и сразу туда. Когда мы встречались в библиотеке с губернатором Радаевым весной, я сказала: «Ради бога, сберегите эту библиотеку, потому что на трамвае доехал и уже в парке. Тебя ни машина не собьет, ничего».
Когда я иду с белой тростью и хочу перейти нерегулируемый перекресток, где нет светофора, то должна поднять трость на 45 градусов над асфальтом, и меня машина обязана пропустить. Было несколько раз, когда я подходила к перекрестку и просила помочь меня перевести, а люди как-то не реагировали и уходили. Потом я поняла, что это молодежь в наушниках. Теперь приходится догонять и еще теребить: «Помогите дорогу перейти!» Тогда они наушники вынимают. А однажды мне показалось, что женщина ответила: «Мне некогда». Так бывает редко.
Недавно я хотела перейти улицу Огородную, и тут ко мне женщина подбегает. Спрашивает: «Вы дорогу перейти хотите?». Я отвечаю: «Да». А она говорит: «Я на машине ехала, вас заметила и остановилась. Давайте я вас переведу!». В общем-то, добрых людей в Саратове много.
Я же хожу не по зрению, а по ориентирам. Иногда, если плохое настроение или давление, ориентир теряется, и я могу заблудиться. Когда я иду по городу, то слышу, как открываются и закрываются двери. Слышу, как дверь скрипит — это магазин, значит, мне дальше немного надо пройти. И рельеф дороги знаю. Если вот тут выбоина в асфальте, значит, мне скоро поворачивать.
Ночью иду и слышу, как в «Рационале» гудят холодильники или вентиляторы работают — все это для меня ориентиры. Поэтому у нас в библиотеке на входе работает радио. Чтобы мы слышали, где дверь. Если бы повесили радио, например, на здании администрации — я думаю, оно бы им не помешало, а незрячие бы точно знали, где вход. Бывает же несколько дверей, а какая из них открывается — сразу не поймешь.
Хожу в кружок драмы «Оптимист» — мы ставим спектакли. В этом году уже выступали в Балаково и Балашове. В апреле этого года участвовали в московском фестивале «Театр без границ». Показывали там сказочный микс из трех сказок. У меня была роль сказочницы. Мне дочь специально пошила к этому мероприятию кичку (старинный женский головной убор, — прим. авт.) А костюм мне в клубе дают — сарафан, рубаху.
В театр я не могу не ходить, очень люблю. Нам дают бесплатные билеты от общества слепых. В театр оперы и балета чаще дают, в драматический — пореже. И почему-то очень-очень редко — в ТЮЗ.
Из театра еду на маршрутке или на трамвае. Но с последними бывают сложности. Однажды еду уже вечером и прошу сказать мне, когда остановка «2-я Пролетарка» будет. И вдруг чувствую что-то не то. Кондуктор такая: «Ох, а мы проехали! Усиевича уже». Ну, поворчала на нее, вышла, встала на линию трамвайную, трость держу по линии и бегом-бегом-бегом — до дома по рельсам. Человек слепой, когда выходит на улицу, должен быть готов к форс-мажору.
У нас в городе часто траншеи не огорожены. Даже на центральной улице — перекресток Рахова и Большой Казачьей — обваленный колодец, какая-то дырка громаднейшая. Но теперь-то я уже ее нащупала и ближе к другой стороне перехожу. Яма на тротуаре может появиться в любую минуту. Надо постоянно тростью работать.
В Саратове мне больше всего нравится гулять в городском парке. Потому что там приятная природа и широкие тротуары! Но мне до них сложно добираться. В горпарке я блаженствую, когда с кем-то гуляем. На улице Волжской — тактильная плитка. Очень удобно: дорогая, ровная, хорошая. А так тротуаров практически нет в Саратове.
Я стараюсь быть активным человеком, несмотря на потерю зрения. Участвую в выборах, потому что мне небезразлична судьба города, района. Тем более, когда выборы президента. Есть специальные бюллетени «брайлевские». Там раскрывающийся шаблон с прорезанными окошечками, куда вставляется обычный бюллетень. Читаешь, например, «Путин» по Брайлю написано и рядом окошечко прорезанное, где можно галочку поставить.
Часто хожу в краеведческий музей. Там специально для незрячих готовят тактильные выставки. Как-то давали нам кости потрогать. Дают, дают, а потом мне что-то суют в руку влажное. Я говорю: «Это что, мочевой пузырь?» Смеются. Оказалось, что это уже влажные салфетки дали — руки вытереть.
Еще бывают такие необычные выставки. Например, выставка первоцветов Саратовской области — растения были сделаны из специального материала, который можно потрогать. И очень красочно стараются описать, чтобы незрячие представили, как выглядит цветок.
Я и сама плету цветы — из бисера. Меня часто спрашивают: как ты различаешь цвета? Если я создаю цветок, то у меня желтый бисер, например, в стеклянной баночке, а зеленый — в пластиковой…
Цветок, который сплела Елена
Собираюсь уходить, когда Волкова спрашивает, видела ли я траншею, вырытую рядом с их домом поперек пешеходной дорожки. «Через нее еще дверь перекинута, — объясняет Елена. — Она там уже несколько месяцев».
На обратном пути к трамвайной остановке ищу яму взглядом. Выясняется, что ее только что закопали. Дверь лежит неподалеку.
«Все на витрине, смотрите». История Сергея Суменко
C Сергеем мы встретились в здании филиала библиотеки для слепых на 1-й Садовой. Он пришел без трости. Когда я обратила на это внимание, Суменко объяснил, что живет в том же доме, где расположена библиотека. А вот в центр города он всегда выезжает с тростью.
— Мне было девять месяцев, осложнение после кори, — рассказывает Сергей. — Пытались мне вернуть зрение, но по всяким причинам безуспешно. Сначала якобы дали во время операции мало наркоза, и я проснулся под ножом. Потом еще была ситуация. Мы играли со старшим братом. Я под столом был. Выскочил, а он палец вот так держал (показывает вытянутый указательный палец — прим. авт.). Я на палец напоролся и все сосуды порвал. Какое-то время немного видел: различал цвета, тени. А потом уже началась атрофия глазного нерва.
Я долгое время — лет, наверно до двадцати — вообще ходил без трости. Рисковал. Были неприятные случаи, когда и в люк проваливался… Глупый был, стеснялся — вроде молодой, а с палкой в руках… А сейчас молодым говорю, которые ходят без трости: «Бросьте это дело, никого вы не удивите. Вот не дай бог что-то с вами случится, вас собьет машина. А у этого человека, который был за рулем, у него трое детей. Он за вас будет отвечать. Мало того, что вы сами рискуете, вы еще и другого человека подставляете».
Я — музыкант, закончил саратовское музыкальное училище. В 2008 году получил звание лауреата международной премии «Филантроп». У нас был дуэт: баян и саратовская гармошка. А в 2014 году я получил звание заслуженного работника культуры РФ.
Работал в клубе всероссийского общества слепых. Сначала был руководителем вокально-инструментального ансамбля, потом организовался народный коллектив. Там я был аккомпаниатором. Меня приглашали в другие, зрячие коллективы, но как-то так получилось, что застрял в этом клубе. Конечно, там много интересного было, но теперь думаю — зря, конечно, не принял приглашения.
Сейчас я уже официально не работаю, но форму поддерживаю. Участвую в концертах, которые устраивают клуб всероссийского общества слепых и библиотека. Раньше мы с дуэтом ездили по другим городам, были даже за границей — в Киеве.
У меня очень хорошие отношения со зрячими людьми. Продолжаю встречаться с теми, кто учился со мной. Когда я общаюсь со зрячими людьми, я не скажу, что чувствую себя каким-то слепым совершенно. Не хочу хвалиться, но, кажется, что зрячие люди ко мне тоже неплохо относятся.
Жена у меня с остаточным зрением, но когда мы вдвоем — уже легче намного. Мы учились с ней вместе в школе. Она мне понравилась, я добивался ее. В 72-м году поженились, скоро будет уже 47 лет совместной жизни. Столько не живут!
По моей просьбе Сергей Суменко демонстрирует, как читать по шрифту Брайля. Достаю с библиотечной полки первую попавшуюся книгу — это альманах с музыкальными произведениями. Собеседник берет его в руки:
«Как надоело все, жалеть меня не надо,
Я всех прощу, и вас прошу, простите мне,
Быть может, был не прав, и жил не так как надо,
Но только бог судья, а вы не судьи мне».
Пальцы Суменко летают по странице. Он читает в том же темпе, в котором зрячие люди читают вслух. «…остановите Землю — я сойду… — заканчивает декламировать текст песни Сергей — Еще?».
— Сначала читал по Брайлю, потом на кассетах, когда они появились. Нотами пользовался по системе Брайля (и Сергей, и Елена про аудиокниги говорят «читать», а не «слушать», — прим. авт.)
Многие говорят, что слепота — это самый тяжелый недуг. Кому как. А мне, например, кажется, что тяжелый недуг у колясочников. У которых руки и ноги не работают. Говорят: зато они видят мир. Ну и мы этот мир тоже ощущаем по-всякому. Я сам хожу по городу, ориентируюсь.
Я замечал, что раньше, когда проходил мимо высших учебных заведений — стоит толпа молодых, на тебя никто не обращает особо внимания. А сейчас — нет. Проявляют внимание. Очень много ребят, девушек. Может они волонтеры, а может просто…
Что касается торговли, когда ты заходишь в магазин, где рубашки, штаны и все такое, там попроще. Ты знаешь, что тебе нужно: джинсы, куртку или еще что-то. А вот в продуктовых магазинах раньше было легко: пахнет рыбой — значит рыбный магазин, хлебом — хлебный. Сейчас сложно — в супермаркете могут продавать и колбасу, и керосин. В тех магазинах, куда я обычно хожу, ко мне уже привыкли. Здороваются, спрашивают, что мне нужно. Но вы зашли в магазин и уже смотрите на ценники, какая продукция. А для меня и других незрячих выбор сужается. Там столько банок, а с чем они? Может мне это нужно, а может — нет?
У нас в Саратове мы добились, что во многих автобусах и троллейбусах теперь объявляют остановки. А в Москве еще лучше — там, когда подходит какое-то транспортное средство, объявляют какой маршрут. У нас такого нет. Кстати, надо бы по этому вопросу губернатору написать письмо.
***
Мы едем в центр вместе — Сергей собирается за покупками. Он выходит из дома переодетым и с тростью.
— Слепым нужно всегда следить за собой. Быть аккуратно выбритым, одежда должна быть чистой, — поясняет Суменко, пока мы идем к автобусной остановке, — потому что к нам более пристальное внимание. Если зрячий человек будет немного лохматым или в мятой одежде, на него и не посмотрят.
Действительно, замечаю много заинтересованных взглядов, направленных на человека в темных очках с тростью. Мы пропускаем шесть или семь автобусов, прежде чем приходит наш — «двойка». Ловко орудуя тростью, попутчик забирается в салон. Я подсказываю, где есть свободное место, и он садится.
Остановки не объявляют, но Суменко знает их наизусть. Выходим на улице Кутякова. Перестаю стесняться и беру Сергея Константиновича под руку. Так мы двигаемся немного быстрее, но спутник все равно «прощупывает» дорогу с помощью трости.
Сначала идем в булочную. Подходим к прилавку, Сергей просит буханку хлеба, вынимает деньги и ждет. Продавец молча достает с полки хлеб, ставит перед собой.
Повисает неловкая пауза. Все молчат — я беру хлеб, отдаю спутнику, передаю мелочь продавцу.
В центре города Сергей Константинович — как рыба в воде. Такое ощущение, что у него в голове трехмерная карта с флажком геолокации. Он подсказывает мне, где перейти дорогу и куда свернуть, чтобы попасть к нужной аптеке. По пути мой спутник жалуется, что молодежь (речь идет о незрячих), редко выбирается в город. «Сидят за компьютерами все», — констатирует он.
В аптеке сразу несколько окон. Мы подходим к свободному. Суменко здоровается с фармацевтом, так же как и до этого в магазине. Это не только вежливость. По ответу он может понять, что его заметили. Зрячему человеку в данном случае хватило бы простого контакта глаз.
Затем делаем перебежку в сетевой магазин на Радищева, где продаются бытовые товары. Ходить между полок не приходится. Добираемся до кассы, и Сергей Константинович просит подобрать ему зубную пасту. Ему не отказывают, сотруднице магазина даже приходится пару раз сбегать к полкам, чтобы уточнить цену и объем.
Расплачивается Суменко снова наличными. Немного заволновался, когда ему показалось, что одна из купюр упала. Успокаиваю и думаю — если бы это действительно произошло, когда он в магазине один, подали бы ему деньги или нет?
При передвижении от магазина к магазину становится очевидной одна из сложностей, с которой сталкиваются слепые в городе. Если дверь с доводчиком, сложно придерживать ее перед незрячим человеком.
В салоне сотовой связи нас встречает нервный молодой человек. На просьбу Сергея Константиновича положить деньги на счет мобильного телефона, он машет рукой в сторону терминала, замечая, что девушка (то есть я) поможет.
Закидываем по сотне на его номер и номер супруги, после чего Суменко решает навести справки насчет телефона.
«А сколько сейчас стоит Nokia кнопочная? Тысячу?» «Самый дешевый — полторы», — резко отвечает сотрудник салона. «А какой лучше? Samsung или Nokia?», — продолжает распросы Суменко. «Samsung уже давно не выпускает кнопочные», — не глядя на Сергея Константиновича отрезает молодой человек. «А какие сейчас есть в наличии?» — уточняет мой спутник. «Все на витрине, смотрите».
«Ладно, зайду в другой раз», — говорит Сергей Константинович, выходит из магазина и идет домой.