Женский труп принесли саратовским медикам для проведения вскрытия 7 января в 15:40. Но в этот день ограничились внешним осмотром, прекратив дальнейшие манипуляции «до оттаивания» тела. Позже обязательную процедуру завершили, установив причину смерти: перелом грудного отдела позвоночника и травма головного мозга в результате крушения самолета. Лобная кость у женщины отсутствовала полностью. Из месива, там, где ранее находились глаза, торчал экранированный провод от прицела. Медики посовещались и решили восстановить голову женщины, используя чужой череп. Действовать нужно было быстро: уже через два дня с товарищем Расковой должна была проститься вся страна, включая высшее партийное руководство.
Марина Раскова прославилась целым рядом мировых рекордов, поставленных в советское время до Великой Отечественной войны. Тогда она в качестве штурмана совершала длительные беспосадочные перелеты с экипажем, полностью состоящим из женщин.
Наиболее значимый ее перелет был по маршруту Москва — Дальний Восток (село Керби) в сентябре 1938 года на самолете АНТ-37 «Родина». Тогда за установление очередного рекорда штурману присвоили звание героя Советского Союза.
Слева направо: Полина Осипенко, Валентина Гризодубова и Марина Раскова / © kulturologi.ru
Но чаще всего фамилию Расковой упоминают в связке с тремя женскими авиаполками, которые были созданы по ее инициативе в разгар войны с нацистами. Полки, один из которых она возгласила в звании майора, дислоцировались в районе города Энгельса Саратовской области.
По иронии судьбы, Марина Раскова, подготовив к бою с врагом женские эскадрильи, стала единственной, кто в итоге не добрался до фронта. 4 января 1943 года самолет, в котором она направлялась в сторону Сталинграда, рухнул в окрестностях Саратова, навсегда связав знаменитую летчицу с нашими краями.
Смерть полка?
В начале 2020 года исполнится 77 лет с тех пор, как в Саратовском районе, недалеко от поселка Сокол, потерпел крушение самолет Пе-2 — основной фронтовой бомбардировщик военно-воздушных сил Красной армии. Он упал, попав в сильный снегопад. На борту находились штурман Кирилл Хиль, инженер Владимир Круглов, стрелок-радист Николай Ерофеев и командир 587 бомбардировочного авиационного полка, герой Советского Союза, знаменитая Марина Раскова. Никто не выжил.
Самолет направлялся на фронт и был ведущим. По официальной версии, следом за ним летели еще две машины, экипажи которых уцелели. Ведомые, поняв, что пробиться через разбушевавшуюся стихию невозможно, приняли решение произвести вынужденную посадку.
Падение расследовала спецкомиссия. Вину за произошедшее по большей части возложили на Раскову. Она не только приняла решение лететь в сложных метеоусловиях, но еще и нарушила собственный план перелета: он предусматривал возврат на аэродром при ухудшении погоды.
Но есть и неофициальная версия. В ней ответственность также возлагается на молодую летчицу. Только якобы помимо самолета, который пилотировала Раскова, погиб целый полк. То есть, двадцать пикирующих бомбардировщиков Пе-2 и около 80 человек личного состава.
Часть публикации с воспоминаниями ветерана ВОВ
Версия основывается на словах ветерана Великой Отечественной войны, который якобы был очевидцем катастрофы. Мы заметили ее, когда готовили развернутый материал обо всех авиакатастрофах, случившихся в Саратовской области начиная с 1939-го года.
После публикации читатели попросили расследовать, что же на самом деле произошло 4 января 1943 года. Корреспондент ИА «Версия-Саратов» посвятил этому больше года. Мы искали массовые захоронения, изучали газетные заметки, знакомились с томами рассекреченных документов, хранящихся в Центральном архиве Министерства обороны РФ (ЦАМО) в Подольске и в областном архиве в Саратове и связывались со всеми, кто мог что-то рассказать о тех событиях.
«Хочу рассказать тем, кто этого не знал»
В 2014 году писатель-краевед Владимир Пузиков готовил биографическую публикацию о директоре маленькой поселковой школы в Ставропольском крае — участнике ВОВ Василии Ковтуне (скончался в 2002 году). Пузиков приехал в школьный музей и увидел висящую на стене газетную вырезку, посвященную трагедии с участием Расковой.
Статью под заголовком «Хочу рассказать тем, кто этого не знал» опубликовали в рубрике «Памяти героев». Ни краевед, ни мы не смогли найти не только дату публикации, но и название издания. Автором заметки был сам ветеран Ковтун.
Василий Ковтун / фото предоставлено руководством школы поселка Щелкан
В материале участник войны рассказывал о том, что работал авиамехаником на саратовском военном аэродроме, обеспечивавшем перелет боевых полков в сторону Сталинградского фронта. Якобы он одним из первых прибыл на место крушения 4 января 1943 года, где перед его глазами предстала «ужасная картина»: «более 20-ти самолетов Пе-2 лежали исковерканные, покореженные».
«Когда мы добрались до экипажа, то не нашли его: не было человеческих тел, они были превращены в массу, напоминающую фарш. Когда мы стали поднимать то, что осталось от человека, эта кровавая масса вся опустилась в штанины комбинезонов. Эта была такая страшная, удручающая картина, которую невозможно забыть! Вот, что делает скорость при столкновении с преградой», — рассказывал Ковтун.
В реалистичных описаниях и даже деталях история перекликалась с официальной версией. Только, если верить Ковтуну, в авиакатастрофе погибли не трое мужчин и одна женщина, а сотня девушек, слепо несшихся сквозь густой снегопад за Расковой. И спаслись, совершив вынужденную посадку, не два экипажа, а три.
«При исполнении служебных обязанностей»
В открытых источниках об этой авиакатастрофе сообщалось предельно мало (максимум — две-три строчки). Например, на сайте государственного архива Саратовской области о последнем дне Марины Расковой говорится весьма лаконично: «Погибла 4 января 1943 г. при исполнении служебных обязанностей близ Саратова». Во всевозможных энциклопедиях и в прочих открытых источниках к дате смерти иногда еще добавляются скупые подробности — про сложные метеоусловия, в которые попал экипаж, а также про место, где произошло крушение.
В послевоенных воспоминаниях участников ВОВ порой указывались противоречивые данные. В изученных нами газетных публикациях за разные годы речь шла то об одиночном перелете Расковой в день трагедии, то о перемещении целого полка.
Так, бывший комиссар 586 истребительного авиаполка — одного из тех, что были сформированы Мариной Расковой в Энгельсе — Ольга Куликова вспоминает следующее: «В начале января 1943 года М. М. Раскова во главе полка пикирующих бомбардировщиков Пе-2 вылетела на фронт», после чего произошло крушение (публикация под заголовком «Отчизны славная дочь», газета «За Родину» от 4 апреля 1976 года). Хотя, по официальным данным, весь полк Расковой, за исключением трех самолетов, прибыл на фронт еще в декабре 1942 года.
Были и другие странности. Например, в публикации «Звездный час. Штрихи к портрету Марины Расковой» («Комсомольская правда» от 25 марта 1982 года) своими воспоминаниями о произошедшем делится герой Советского Союза Марина Чечнева. Эта летчица воевала в составе еще одного сформированного Расковой авиаполка — 588-го (неофициальное название «Ночные ведьмы»).
Рассказывая о том, как летчиц поразила печальная весть о гибели Марины Расковой, Чечнева писала: «По всей стране начался сбор средств на строительство авиаэскадрильи имени М. М. Расковой». Это кажется странным, если верить официальной версии о том, что весь 587 полк Расковой при перелете на фронт уцелел. Для чего тогда собирать деньги на строительство целой эскадрильи?
Эти нестыковки делали рассказ ветерана Василия Ковтуна похожим на правду.
«Бросились обнимать и целовать Сталина»
По официальной информации, незадолго до авиакатастрофы 587 полк, которым командовала Раскова, прибыл на фронт под Сталинградом — в состав 270 бомбардировочной авиационной дивизии. Он действительно состоял из 20 боевых самолетов, 19 из которых — недавно поступившие в распоряжение пикирующие бомбардировщики Пе-2.
В рассекреченном отчете о работе полка с января по декабрь 1943 года, который хранится в ЦАМО, говорится о том, что полк практически в полном составе перебазировался в село Житкур Сталинградской области 16 декабря 1942 года.
В это время три самолета оставались в Лопатино (аэродромный узел Самары), где полк ранее осваивал новые боевые машины в тылу. Пе-2 летчиц Галины Ломановой и Любови Губиной находились на ремонте, а Марина Раскова ожидала их, чтобы вместе отправиться в путь. Лететь на фронт предстояло через Саратовскую область в сторону Сталинграда.
Когда все уже было готово к перелету, зарядили снегопады. В день трагедии метеоусловия немного улучшились, и комполка решила предпринять попытку перелета из Самары в Саратов — на аэродромный узел у поселка Сокол. Хотя прогноз давался неблагоприятный, и оперативный дежурный запретил вылет, Расковой удалось-таки добиться разрешения в обход местных метеорологов — через Москву. Сведения об этом содержатся в изученном нами заключении специальной комиссии по расследованию причин авиакатастрофы (рассекречено в 2006 году, хранится в архиве Минобороны). Хотя в итоге вылет все-таки произошел за пределом разрешенного временного промежутка.
Подробно об официальных выводах экспертной комиссии по этому поводу рассказал в своем исследовании военный историк Владимир Прямицын. Он работает заместителем начальника отдела Научно-исследовательского института (военной истории) Военной академии Генерального штаба ВС РФ.
Статью, в которой подробно описывается как Раскова отступила от собственного плана и неудачно попыталась «пробить» облака, опубликовали в 2016 году в печатной версии «Военно-исторического журнала» (№ 1, страницы 36-40, заголовок: «Последний полет „сталинской ласточки“»).
— Воспоминания ветеранов — это небезынтересная вещь. Но не более того. На них нельзя ссылаться, ими можно только дополнять документальные источники, — сказал Владимир Прямицын, отвечая на вопрос о неофициальной версии крушения. — Раскова действительно совершала перелет в составе группы из трех самолетов. Марина Раскова в меньшей степени была летчиком. Она — штурман. Ее суммарный налет был ниже, чем у ее ведомых летчиц. Поэтому, попав в сложные метеоусловия ведомые летчицы смогли совершить вынужденную посадку, а самолет Марины Расковой разбился.
По словам собеседника, никакой полк в день трагедии за командиром не летел. В ином случае, на месте катастрофы располагался бы «целый мемориал, посвященный гибели ста летчиков».
— Вместо этого там стоял один обелиск, посвященный гибели четырех человек. Где тогда остальные могилы? Где остальные жертвы? Какие названия у тех самолетов? Где фамилии погибших? Ничего этого нет. Ветерану это не интересно. Ему нужно только сказать, что двадцать самолетов разбилось. А почему не двести? Не две тысячи?
Прямицын уверен, что вина за произошедшее полностью лежит на Марине Расковой, которая «просто очень хотела лететь».
— Ей говорят: нельзя. Но она же была народной любимицей и героиней. Ее книга («Записки штурмана», 1939 г., — прим. авт.) разошлась миллионными тиражами. А там было написано: мы ворвались в Кремль, и, хотя были в погонах, не удержались и бросились к Иосифу Виссарионовичу — обнимать его и целовать. То есть, все знали, что она была вхожа в Кремль. По идее, как командир перелетающей группы, она не имела права проходить в своем общении выше местного дежурного синоптика. Но она добилась того, чтобы ее соединили с главной авиаметстанцией. Взяла на себя смелость и все-таки полетела. И убила нескольких человек. Вот так события развивались. Никаких двадцати самолетов там не было. Такое прогремело бы на всю страну, — заверил историк.
«Рассказывал, хотя это не приветствовалось»
Мы связались с руководством школы поселка Щелкан Ставропольского края. Василий Ковтун трудился здесь на протяжении 13 лет директором и учителем истории. До этого он 12 лет возглавлял учебное учреждение села Первомайское Чечено-Ингушской АССР. Все это время Ковтун сообщал детям на уроках о событиях, свидетелем которых якобы стал.
«После войны я 25 лет работал директором школы. Преподавал географию и историю в старших классах и в каждом классе я рассказывал об этой трагедии с полком Марины Расковой. Я всегда подчеркивал, как важно в любом деле, и особенно в авиации, выполнять инструкции. Еще в военном училище наши преподаватели настойчиво повторяли это, подчеркивая, что каждый пункт инструкции полета написан кровью!», — такими словами завершаются воспоминания ветерана об авиакатастрофе под Саратовом.
О том, что история с гибелью полка — не какая-то старческая выдумка участника ВОВ, рассуждает сын Василия Ковтуна — Иван. Он рассказал корреспонденту, что впервые услышал эту историю еще в школьные годы, много лет назад.
— Он рассказывал, что в катастрофе пострадал женский полк, который перемещался из одной точки в другую. Раскова, своим авторитетом, вела самолеты за собой. Ей вроде бы сообщали, что лететь не стоит, но она приняла такое решение. Нюансы какие-то могу не помнить. Единственное, что из рассказа запомнилось точно, что разбился не один ее экипаж, а много самолетов. Во всяком случае, по словам отца.
Иван Ковтун уверяет, что его отец не был человеком, который будет что-то говорить ради красного словца.
— Он обо всем рассказывал после войны. И про катастрофу, и про Сталина, и про культ личности. Еще в советское время. Как бы, в сельской школе это было не так страшно, хотя, конечно, не приветствовалось. Это при том, что он был ярый коммунист, — говорит Иван.
Прах к праху
В Саратовской области нам не удалось обнаружить подтверждения словам ветерана Ковтуна. Поиски массовых захоронений января-февраля 1943 года не дали никаких результатов. По имеющимся в открытом доступе данным о людях, умерших за определенный промежуток времени на территории региона, никаких «всплесков» в период авиакатастрофы зафиксировано не было.
В районе села Михайловка Саратовской области / © drive2.ru
В МКУ «Администрация кладбищ» нашему изданию сообщили, что в 1943 году регистрацию захоронений в Саратове осуществляла Контора похоронного обслуживания управления коммунальных предприятий и благоустройства. В конторской книге не указывались даты смерти людей, а также не велся учет мест массовых захоронений.
В Центральном архиве Министерства обороны РФ не удалось найти подтверждения тому, что Василий Ковтун проходил службу в 955 штурмовом авиационном полку под Саратовом. Впрочем, многие документы по учету личного состава того времени по различным причинам не сохранились.
Корреспондент просмотрел все возможные рассекреченные документы, находящиеся на хранении в ЦАМО и имеющие отношение к полку Марины Расковой и к дивизии, в которую этот полк впоследствии вошел. Были изучены приказы, ведомости штатной численности и материального обеспечения, акты готовности и вообще все, что могло бы свидетельствовать о массовых человеческих и технических потерях в начале 1943 года.
Все указывает на то, что Марина Раскова, которая не успела принять непосредственное участие в сражениях с нацистами, действительно сильно спешила на фронт и пренебрегла своей безопасностью и безопасностью членов экипажа, а также составов еще двух ведомых Пе-2. Однако никакой массовой авиакатастрофы не было. Упали в тот день лишь три самолета, члены экипажей двух из которых остались живы — отделались ушибами и ранениями (согласно приказу командира 587 авиационного полка об исключении из списков полка погибших при авиакатастрофе 04.01.43).
После того, как в Саратове произвели косметические процедуры по восстановлению головы Расковой, с ней в торжественной обстановке простились на траурном митинге. Потом тело было перевезено в Москву, где 10 января 1943 года все желающие могли проститься с героем Советского Союза в помещении Центрального дома гражданского воздушного флота. В тот же день состоялась кремация.
Газета «Правда», № 13 (9149) от 13 января 1943 года
12 января на Красной площади прошли похороны Марины Расковой. Урна с прахом была размещена в Кремлевской стене.
Прах членов экипажа Пе-2 — Кирилла Хиля, Владимира Круглова и Николая Ерофеева был погребен в братской могиле на Воскресенском кладбище Саратова с прахом пяти офицеров, погибших под Сталинградом.
