Зинаиде 28 лет. За свою жизнь она успела поработать в торговле и кофейнях. В апреле прошлого года девушка «пустилась во все тяжкие» — решила попробовать себя в роли соцработника. Через год она рассказала ИА «Версия-Саратов», каково это.
— Моя мама много лет работала соцработником, а я с апреля прошлого года пошла по её стопам. Выбор профессии, наверное, связан ещё с каким-то самоутверждением. Пенсионеры такие люди, которым действительно некому оказать помощь. Они рады, что ты просто приносишь им хлеб. Каждый раз, когда ты пришёл к пенсионерам — ты уже сделал многое. Помогая им, ты чувствуешь свою значимость.
Я работаю в государственном учреждении. К бабушкам прихожу в определённые дни: к одним в понедельник и в четверг, к другим во вторник и пятницу. В обязанности входят покупка продуктов, лекарств, промышленных товаров (за раз можно приносить не более 5-7 килограммов) — два раза в неделю, уборка — раз в месяц, оформление документов, сопровождение в поликлиники, больницы и туда, куда им нужно. Также оказываю психологическую помощь. Под этим подразумеваются разговоры с клиентом. На каждого человека выделяется не менее получаса.
Каждый соцработник ведёт отчётность. У всех клиентов имеется ведомость. То есть ты выполнил услуги — бабушка за них расписалась. От балды это ничего не придумывается. Также у каждой бабушки лежит номер телефона нашей организации. Если вдруг что-то их не устраивает в нашей работе, они звонят и жалуются напрямую начальству.
Нанять соцработника стоит в районе 300 рублей в месяц. Есть и дополнительные услуги, если в них нуждаются. К примеру, один раз в месяц уборка не устраивает, бабушка хочет, чтобы у неё убирались раз в неделю, тогда она платит отдельно. Но там минимальная цена — 110 рублей, по-моему.
Как начисляют мне зарплату, входит ли туда плата за месяц, дополнительные услуги — я, если честно, не знаю.
Соцработник должен обслуживать как минимум 10 человек. Его услугами могут воспользоваться либо по достижению пенсионного возраста, либо имея инвалидность.
У меня среди подопечных и мужчины, и женщины. Самой младшей бабушке 67 лет, самому взрослому клиенту было 96, но он умер прошлым летом. На этот момент самой старшей — 87.
Её я очень сильно люблю. Про неё я могу говорить часами. У неё детей нет, с мужем прожила 25 лет, он умер, и она осталась одна. У неё есть племянники, они ей помогают. Сама бабушка уже из дома не выходит, боится. Два года назад вышла, упала и руку сломала. Мы с ней только в поликлинику ездим или по нужде выходим.
Эту бабушку стоит увидеть. Это до такой степени человек позитивный. Вот смотришь иногда на людей, а у них такие глаза тусклые, потерянные, а у неё они всегда с огоньком. Она всегда меня ждёт. К моему приходу сошьёт себе какой-нибудь халатик на швейной машинке, который считает красивым — перешьёт старый, что-то вставит, подставит. Я очень люблю, когда она платок завязывает — он у неё ещё от мамы. Ей 87, а этот платок у неё от мамы. И она его всё время как-то так завязывает, мне так это нравится. Я каждый раз ей говорю: «Так, если я прихожу — мне платочек». И вот она мне дефилирует.
Есть у меня дядя Ваня. Ему за 80. Я и его, и жену обслуживаю. Они у меня как два считаются. Жена младше на девять лет. Дядя Ваня у меня за год очень сильно сдал. Я ему каждый раз говорю: «Дядь Вань, держитесь, вы у меня единственный кавалер остался». Но он держится, сухенький дедок, хороший. Он каждый раз перед приходом моим говорит, что на свидание собирается, а я ему отвечаю: «Надевайте портки». Мне его жена фотографии присылает с подписью: «Вот твой дядя Ваня, твой кавалер».
Одной бабушке 74, я никак не могу ей добиться инвалидности ни в каком виде. У неё очень тяжёлая ситуация — «слоновьи» ноги в простонародье называется (слоновая болезнь — стойкое увеличение размеров какой-либо части тела за счёт болезненного разрастания кожи и подкожной клетчатки, которое вызывается постоянным застоем лимфы с образованием отёка, — прим. ред.). Это очень серьёзная болезнь.
Я вызывала врачей, сопровождала её в больницы. Так как государственная «скорая» не может транспортировать такого человека, приходится вызывать платную «скорую помощь». Это в районе пяти-шести тысяч, чтобы съездить в поликлинику. Платит за это бабушка.
Сейчас я кое-как добилась, чтобы её положили в больницу. Изначально хирург дал направление в гнойную хирургию. Мы приехали туда на платной «скорой», а врачи нам сказали, что не могут положить бабушку, так как у неё в ногах нет гноя. Предложили подождать, чтобы нас отправили к сосудистому хирургу.
Мы четыре часа сидели в приёмном отделении. На вопрос о том, когда поедем, ответили, что нам тут не такси, как будет свободная машина — отвезут. Но время близилось к вечеру, а сосудистого хирурга в десять часов могло уже не быть. Сейчас её всё же положили, но не туда, куда нужно — в гнойную, а не в сосудистую.
У бабушки есть сын. Он живёт в Энгельсе, работает, у него есть семья. Я считаю, что из-за этого она и наняла соцработника: сын не может ей дать в полном объёме то, что могу я.
Инвалидность сейчас вообще получить очень сложно. У меня есть женщина на обслуживании, ей 57. Её уволили по состоянию здоровья. На бирже она стояла около года. Её сейчас с учёта снимают, а до пенсии ещё год. Как хочешь, так и живи.
На работу её не возьмут, инвалидность не дают. Мы даже звонили в приёмную спикера Госдумы Вячеслава Володина, но там сказали, что не специализируются по этому профилю. Нам никто не может помочь в этом вопросе. То есть человек в 57 лет просто остался никому неинтересен. Я ей сочувствую до глубины души, а помочь мне ей по факту нечем. И таких ситуаций много.
Ко мне подопечные уже относятся как к члену семьи, а я к ним — как к своим бабушкам и дедушкам. За время работы у меня умер один дедушка. У него ещё была сиделка. Я приносила таблетки — она составляла лечение, я приносила продукты — она из них готовила. У нас была договорённость приходить в одно время, потому что он не слышал и у него очень больная нога была.
Когда он умер, мы естественно связались друг с другом. Дедок такой специфичный был, но хороший. Он кладовщиком всю жизнь работал, и у него так всё по полочкам было, всё по линеечке вымерено. Он меня прям дрессировал. Жалко его, жалко. Но такое ощущение, что он сам сдался.
Отрицательных прям клиентов нет. Все мы люди, у кого-то бывает плохое настроение, у кого-то здоровье беспокоит. Потом надо уважать всё-таки возраст. Я ставлю себя на их место и думаю: «Доживу ли я вообще до этих лет? А если доживу, какая буду я?».
Конфликтов с родственниками не бывает. Они наоборот очень рады, что соцработники приходят.
Приятно приходить, когда тебя ждут. Встаёшь на работу и не думаешь, что сейчас надо восемь-десять часов отработать. Идёшь к бабушкам и думаешь: «Мне молочка надо купить, хлебушка надо купить, лекарства. Она меня ещё тортик просила, сейчас я ещё тортик зайду свеженький куплю». Приходишь и говоришь: «Марь Петровна, вот хлебушек я вам купила, две ряженки и один варенец, чтобы у вас разнообразие было. А я ещё видела творожок вкусный с изюмом, тоже вам прихватила». А они благодарность выражают. Приятно оказывать заботу и уделять внимание.
Я думаю, что если человек не приспособлен к общению с людьми и помощи, он просто не сможет работать соцработником. Я никогда в жизни не поверю, что соцработник может принести плохие продукты. Потому что каждый соцработник берёт все продукты как себе. Много ситуаций возникает, но, в общем и целом, мне нравится приходить на работу. Я выполняю такие обязанности, которые действительно нужны людям.