Все больше людей в России, да и в нашем городе начинают более спокойно относиться к пластической хирургии. В погоне за красотой люди платят большие деньги и полагаются на профессионализм сотрудников частных клиник, зазывающих клиентов красивыми брошюрами. Операции не воспринимаются как серьезное и опасное вмешательство в организм. Между тем, мы были в некотором замешательстве и даже ужасе, когда решили глубже погрузиться в эту тему. Беззащитность клиентов, отсутствие гарантий, врачи, которые просто скрываются от проблем — все это может поджидать пациента, решившего заняться своим внешним видом.
Свою историю нам рассказала жертва местной пластической хирургии. Девушка, пожелавшая остаться неназванной, сделала пластику груди. Она никак не ожидала, что это может привести к печальным последствиям…
Светлана (имя изменено), 31 год
— Операция у меня была назначена на 16 января этого года. По некоторым причинам, в том числе потому что вовремя не пришли импланты, ее перенесли на 17 января. Я оплачивала услуги заранее — 75 тысяч рублей (часть суммы), но деньги взяли без чека. Потом по чеку еще 133 тысячи рублей. Итого за все получилось больше 200 тысяч. Остаток передавала чуть ли не перед операционным столом.
За два дня до врачебного вмешательства, 15 января, я проходила необходимое обследование — рентгенография легких, анализы крови, осмотр терапевта. Все документы, подтверждающие прохождение осмотра, у меня есть. Часть процедур (различные анализы) я сделала у них, часть — в другой частной клинике.
В договоре, который заключается с клиникой перед операцией, было указано, что если со мной что-то случится, то я буду виновата сама. Это, конечно, не дословно, но смысл именно такой. Когда к ним приходишь, они говорят, как всё будет круто и классно.
Итак, 17 числа я поступила на операцию, которая изначально была назначена на 19:00. Мне показалось, что это достаточно поздно, но я подумала, что, может, ничего страшного, они меня и так на другой день перекинули.
Изначально мне говорили, что запись делается сильно заранее. Якобы у врача, который меня оперировал, все расписано на полгода вперед. Я пришла на первую консультацию в декабре, мне сказали, что операция будет в июле. Однако потом у них освободилось место, и меня перенесли на январь. Возможно, здесь сыграл и чисто психологический момент — не будешь же отказываться в семь часов вечера и ждать еще полгода.
К 15:00 я пришла в клинику, меня осмотрел терапевт, после чего меня проводили в палату. В общем, наступило 19.00, потом 20.00, 21.00, 22.00… — хирурга всё нет. Я начала паниковать. Он спустился ко мне примерно в 22:15. Сказал, что всё отлично, и мы идем на операцию. У него было прекрасное бодрое настроение, а я к тому моменту уже сильно переживала. Сказала, мол «понимаете, уже поздно, ну как вы будете делать мне операцию в ночь». Он заявил, что это лишь рабочий момент, так бывает, и в этом нет ничего страшного. Потом проводил меня на операционный стол. Мне сделали наркоз, и я уснула.
Утром около 10-11 часов начала приходить в себя. Проснулась от сильного кашля. Первое, что я помню — это именно сильный кашель. Сотрудница клиники сказала, что я должна собираться и ехать домой, что они всё сделали, и я свободна. Врач ко мне не спускался, ни о чем со мной не разговаривал. Я даже не знала, как прошла операция. В результате мне пришлось собирать вещи, и, толком не отойдя от наркоза, покинуть это учреждение.
Когда я приехала домой, состояние после наркоза было не очень хорошее, я все время кашляла. Ложусь, встаю — любое действие сопровождается кашлем, дыхание измененное, не такое, как обычно. Я не понимала, что со мной происходит, поэтому подумала, что так, наверно, и должно быть.
На следующий день я отправилась в клинику на плановый осмотр после операции. Осматривал меня тот же хирург, я ему жаловалась на плохое самочувствие и кашель, но он не реагировал и заявлял, что всё в норме — так и должно быть. Позже я пришла туда еще раз, мое состояние не улучшалось, но врач по-прежнему не реагировал и снова отпустил меня домой.
На третий день после операции, когда я вновь приехала на осмотр, меня принял дежурный хирург, потому что моего хирурга не было в клинике. Рассказала дежурному, что меня беспокоит моё дыхание и постоянный кашель. Врач не остался равнодушен и позвал другого доктора. Они вместе меня послушали и сразу поняли, что со мной что-то не то. В результате мне выписали срочное направление на рентген.
Я поехала в ту же клинику, где проходила обследование до операции и где мне дали заключение, что с моими легкими всё в порядке. Здесь у меня обнаружили левосторонний пневмоторакс. То есть левое легкое уже было на две трети заполнено воздухом на третий день после операции. Это заключение я отправила хирургу, он через полчаса перезвонил мне и сообщил, что срочно госпитализирует меня в областную больницу. Есть подтверждение того, что именно он меня туда отвозил, — переписка с ним. Он привез меня в «областную» по своей личной договоренности, потому что у него там знакомые.
Меня кладут в воскресенье, 20 января, в торакальное отделение. Врачи вставили мне в легкое трубку и начали откачивать из него воздух. То есть у меня была повреждена плевральная полость легких, из-за этого в них начал поступать воздух, поэтому мне было трудно дышать, я не могла сделать глубокий вдох.
В областной больнице я пробыла неделю. Так как поступила туда от хирурга (вероятно, к его знакомым врачам), несколько раз проходила исследование грудной клетки. В результате по одному снимку легкого сначала мне поставили один диагноз, а потом другой. То есть сначала мне сказали, что у меня левосторонний пневмоторакс. Я спросила, почему он возник. Врач мне называет тысячу причин. А на следующий день он приходит и говорит, что у меня буллезная эмфизема легких — это очень тяжелое заболевание легких, при котором, например, совершенно невозможно заниматься спортом. А я очень активный человек и спортом занимаюсь каждый день. Как бы я могла это делать, если бы у меня действительно было такое заболевание?
В итоге получилось, что на основании одного и того же снимка легких они меняли мне диагноз так, как им было удобнее. Вероятно, все это было сделано для того, чтобы «прикрыть» врача, который меня оперировал и уйти от ответственности. Но никакой эмфиземы легких у меня нет, и никогда не было. По сути, после первых симптомов мне сразу надо было обратиться к другим врачам, а не просить помощи у того хирурга.
Когда я выписалась из областной больницы, решила поехать в Москву — обследоваться там, где врачи беспристрастно посмотрят на ситуацию. Поехала в Московский государственный медицинский университет имени Сеченова. Там прошла рентгенографию, проконсультировалась с торакальным хирургом. Выяснилось, что никакой буллезной эмфиземы у меня нет. Это официально подтвердили врачи «сеченовки». С одной стороны я рада, а с другой — поняла, что со мной произошло. Московский хирург объяснил, что пластическая операция — это ювелирная работа. Одно неверное движение, и можно задеть плевральную полость легких.
Я вернулась из Москвы и решила обратиться по поводу действий врачей и администрации клиники в прокуратуру. На мое заявление тогда никто не отреагировал, я подумала, что ничего от них не дождусь, и решила написать заявление в следственный отдел СУ СК. В тексте отметила, что после операции в этой клинике моему здоровью был нанесен вред. Пока мне не ответили ни в прокуратуре, ни в СК.
После выписки из областной больницы (это примерно 7-9 дней после операции) пыталась попасть на прием к хирургу. Он перестал со мной общаться. Я записывалась к нему на процедуры. Он был в клинике, но принципиально ко мне не выходил. Считаю, что они халатно делают свою работу, не несут никакой ответственности за жизнь и здоровье пациентов. В итоге того хирурга я больше не видела, более того, передо мной никто не извинился и не спросил, как я себя чувствую. Наоборот, когда я приходила, меня встречали юрист и директор клиники. Под их чутким контролем я ходила по их заведению, они контролировали каждый мой шаг.
Еще после постановки диагноза «буллезная эмфизема» они почему-то постоянно спрашивали, сильно ли курящий я человек. Но я вообще никогда не курила и не курю. То есть, они пытались выстроить со мной диалог таким образом, что мол «сама виновата». Это очень неприятно. Но даже на это всё можно было закрыть глаза, если бы они просто отнеслись ко мне по-человечески. Но изначально сотрудники клиники встали на оборонительную позицию. Пневмоторакс — это опасная вещь, и если вовремя не обратиться за помощью, то вероятен летальный исход. Мне 31 год, у меня есть ребенок. Мне просто повезло, что тогда на третий день после пластической операции я попала на прием к другому хирургу, который забил тревогу.
Сейчас я готова пройти всевозможные экспертизы, чтобы доказать свою правоту и наказать виновных. Непременно подам в суд на врачей, которые занимались моим «лечением». Я писала официальную претензию и относила лично в клинику. Они ответили, что у меня якобы было хроническое заболевание — буллезная эмфизема легких, — и поэтому они никакой ответственности не несут. Напомню, что до операции я проходила обязательное обследование, и никакую эмфизему у меня не обнаружили. Всё это страшно, дико и бесчеловечно. Я не вижу ни капли сожаления и сострадания со стороны этих врачей. У них просто конвейер живых людей. Они должны отвечать за свои поступки. Сколько еще потерпевших от рук этих врачей? Сколько пострадавших, у которых не хватает сил или средств ехать в Москву, чтобы провести независимое обследование?
P.S. В ближайшее время мы опубликуем еще один шокирующий материал, посвященный пластической хирургии. Клиенты таких клиник, вероятно, даже не подозревают о том, что происходит «внутри» этих медучреждений, и о чем умалчивают оперирующие хирурги. Мы же намерены приоткрыть эту завесу «врачебной тайны», которая на деле может стоить ничего не подозревающим пациентам здоровья, а порой и жизни.