Фон для офисного планктона

Автор рецензии сразу хочет предупредить, что работая над ней, испытывал смешанные чувства. С одной стороны, «Пляски святого Витта» танцуются на том полюсе саратовского музыкального  биоценоза, где играют не просто музыку, но «и про музыку»; где одновременно музыкой вдохновляются и музыку внимательно препарируют. На этом же полюсе обитает квартет «Nice Cliques», чуть ближе к экватору «Час Цунами» и «З-бэнд» и где-то рядом, но за чертой этической оседлости Comic Jazz “Babel”. Симпатизируя этому виртуальному музыкальному «сообществу» и трудясь в одной из его составляющих, рецензент готов был бы широкими зелеными флагами приветствовать окончание работы над эпическим полотном. Однако  художники, представляя своё творение, рискуют не только порадовать, но и озадачить. Пребывая какое-то время в недоумении от прослушанного, рецензент заставил себя худо-бедно разобраться в продукте. В связи с чем позволю себе поделиться рядом сомнений.

В первую очередь, хочется отметить отличный уровень нынешнего состава «Плясок». И может быть, главный положительный вывод после многократного прослушивания – отличные инструменталисты по прихоти судьбы умудрились найти друг друга. Коллеги, правда, отмечают, что на концертах этот же материал звучит несколько слабее, что на диске теряется влияние харизмы группы, общающейся со слушателем в одном пространстве. Позволю себе проигнорировать эти консультации – диск следует рассматривать, в первую очередь, как вещь в себе, а сам я в последний раз этот достойный коллектив созерцал на площадке в 2006 году, когда там еще играли Михаил Филатов и Александр Филиппов. Между делом, не могу не сказать, что расставание с ними помогло росту и группы, и самих этих музыкантов.

Другие знакомые сетуют на «затянутость» и «избыточность», порой даже «замудрённость» инструментальных пассажей. Не любо – не слушай, ступайте слушать какую-либо альтернативу. Все уместно и продиктовано самим жанром и музыкальным мышлением, а еще что важнее – грамотностью исполнителей. С похвалой отмечу и обаятельные кружева, которые в редком согласии плетут две гитары, и грамотный бас, возвращающий этих милых «болтушек» в песенное русло.

Самое яркое впечатление, которое даёт настоящий альбом – его непреодолимая мозаичность: эмоциональная, композиционная.  Осознавая это, группа ввела в альбом звуковые эффекты, призванные объединить песни в цикл. Но фрагментарности от этого не убавилось.

Радуют и восхищают больше половины аранжировок и соло, записанных для альбома. Отрадно наблюдать за группой, последовательной при создании своих композиций сонатного принципа, характерного для европейского симфонизма. Но сонатный принцип как таковой не дает позитивного эффекта. Подразумевалось, что инструментальные части в песенной форме обязаны развивать лирический элемент и драматически связывают разные, часто противоположные по тону и настроению части. В предлагаемом нашему вниманию диске достаточно проблематично отследить логику появления того или иного музыкального куска. Аранжировки безнадежно оторваны от лирики. Инструментальные пьесы воспринимаются или сами по себе, или как случайные элементы, по какому-то недоразумению вставшие позади того или иного куска. Предположу, что если те или иные блоки изъять из «родных» композиций и «вживить» их в соседние (позаботившись, предварительно, о тональностях), то общий эффект останется таким же.

А причина здесь – в неполной связи авторского и исполнительского мышления. Вместо того чтобы последовательно проводить свою художественную линию, авторы позволили группе реализовывать свои художественные амбиции в пику концепции. В результате на свет произвелся «кентаврос»: все «артовые» и просто музыкальные куски дарят слушателю ощущение легкости, творческой свободы, радости созидания, да и вообще радости, которое свойственно таким молодым людям, едва ли погруженным на социальное дно. Но в какой-то момент вступает голос, флегматично, через сеть фильтров проговаривающий текст, и слушатель неожиданно узнает, что на самом-то деле кругом беда; разор и хаос царят в этом мире, разрушая всё и все. Однако более всего они в своей деструктивной деятельности сосредоточились в сознании лирического героя. И герой в своих нравственных проблемах готов рвать  себя на части, что должно символизировать несколько атональный крик поверх примоченных гитар, с удивительной настырностью кочующий из одной песни в другую. Получается удивительное дело: эта светлая и радостная музыка в момент появления вокала и текста моментально становится тягучей и тоскливой, с претензией на депрессивность. Причем, по всем законам сонатной формы это происходит несколько раз за композицию. И слушатель растерянно перестает понимать, когда ему сливаться в гармонии с небесными сферами, а когда хвататься за корвалол.

Нелогичность, неоправданность и фрагментарность, конечно же, суть три кита любого творчества, но они должны оправдывать покоящуюся на их могучих спинах Светлую Идею.

Кстати, об Идее. Тут вообще море разливанное. Не знаю точно, кто ответственен за текстовую часть композиций (подозреваю, что Алексей Шатровой, взявший на себя функцию ведущего вокалиста), но отмечаю, что слова (а вместе с ними и подающий их голос) – наиболее уязвимый момент альбома.

Не всегда понятно, зачем так часто переходит на крик, теряющий всякую индивидуальность в голосе. Но мы все-таки на территории рок-музыки, поэтому давайте сосредоточимся не на том, как поётся, а на том, что поется.

Выбрасывающиеся с исступленностью откровения поэтические банальности уместно бы смотрелись в 1987-1988 годах. Ну, вспомнив необоримую специфику консервативности саратовской музыки, дотянем временной рубеж до 1992-1993 годов. А дальше - никак. Подобные абстракции, смешивающие маргинального персонажа времен перестроечного рока с «чак-паланиковской» пресыщенностью пост-индустриальным обществом, едва ли способны кого-либо тронуть за какой-либо уголок души.

 Тексты  сражают нас такими откровениями, которым позавидовал бы пресловутый Капитан Очевидность, послушал бы он «Пляски святого Витта». Предлагаю оценить:

«Мы никогда не умрём / Мы этой мыслью живём / Нам нужно только понять / Чего и сколько нам ждать / Нам нужно только понять / Куда не стоит плевать / Мы никогда не умрём» («Страх»).

Ясно, что «плевать» – наиболее случайное слово, которое было выбрано из всего словаря ради точной рифмы. Но его излишне физиологическая нагрузка заметно снижает философский посыл всего фрагмента. Это слово встретится нам уже в следующей песне:

«Плевать, Глотать , Вздыхать и Ждать» («Болезнь»).

Тут оно, правда, более уместно (песня называется «Болезнь»). Но все равно лейтмотив у автора сложился какой-то неожиданный. Немного поплутав по лирическим перекресткам, выезжаем на кульминационный фрагмент (на его кульминационность указывает уровень крика, заметно превосходящий голосовые возможности исполнителя):

«Я дрянь / Я видел как распяли на кресте / Того, кто нас любил / И нам велел есть хлеб / Пить красное вино».

Последний стих повторяется четыре раза – очевидно, для того, чтобы у слушателей не оставалось сомнений в смысловом акценте предложенного сюжета. Помнится, прототип этого микрорассказа оперировал так называемой Третьей заповедью («Не поминай имени Господа Бога твоего всуе - и наследуешь землю»). Мечущийся в жестоком социуме, герой такую землю наследовать явно не хочет, он грезит о побеге:

(Нет тебе места, слышишь, нету / Так что ищи свою планету / Я подарю тебе ракету.
Нету нам места, нету, слышишь).

Однако сделано, что сделано. Введение образа Спасителя в промежуток между самозабвенным самоуничижением героя, с одной стороны, и бытовым пьянством, с другой, ставит под сомнение уместность такового употребления. Один из сильнейших художественных приемов русской стихотворной традиции – введение в текст евангельской аллюзии – громыхнул как мыльный пузырь, не ранив никого. В лирике диска страдания от ОРВ настолько убедительно соседствуют с трагическим неприятием внешнего мира, что даже невозможно однозначно оценить, что приносит лирическому герою больший дискомфорт. Как будто автор, проснувшись здоровым и в хорошем расположении духа, понимает, что это недопустимо. Посему хватает какой-нибудь ржавый гвоздь и начинает ковырять, скажем, в недолеченном зубе, чтобы стимулировать нужный уровень боли и вернуться в нужную для творчества форму. Насколько эта интонация идёт поперек музыки, я сказал выше. Причем, контекст не даёт понять, что именно привело героя к такому неприятию внешнего мира: авторитарность политического режима, несправедливость экономического уклада жизни, проблемы сердечного свойства или просто безволие и мягкотелость. Подобно Пинку из уотерсовского «The Wall», герой мелок в своей жалости к себе  и стремлении оправдать свое бездействие трагическим разрывом с действительностью. Он уповает на уход – любой. Лучше всего - от насильственной смерти, чтобы окончательно выглядеть жертвой. Хотя можно просто сбежать на другую планету или замкнуться в собственном мирке.

Не тормози, скорей убей меня!

Ты будешь вечно прав («Который нас любил»)

Мне нужно уйти

Мне нужно найти

Сразу все двери. («Пункт назначения»)

Я ветер, я убегу.

Не тленный

Мой млечный путь.

Без смерти мне не уснуть. («Останься»)

Бездействие возводится в поистине брахманический Абсолют.

В качестве удачи отмечу лишь текст первой песни «Ты будешь снами». Точнее, даже его название. Единственная попытка играть словом. Далее автор пытается забивать им гвозди.

Опять-таки о больном: о глагольной рифме. Понятно, что именно с ее помощью Пушкин и Баратынский заложили основу современной русской поэзии. Но требования к ритмизованному слову повышаются с каждой эпохой, и от каких-то вещей следовало бы отказаться уже в первых десятилетиях ХХ века. Приверженность этому приему, конечно, не преступление, но свидетельствует о дурном тоне, несовместимом со статусом «думающей группы».

Далее:  никакой поэтический полёт не отменяет грамматическое согласование:

Нежность и ненависть —

Стали синонимы,

Все, что осталось,

Согрею ладонями. («Все, что осталось...»)

Ничего не «синонимы»! Максимум - «стали синонимАМИ». Иначе слово «синонимы» претендует на то, чтобы стать подлежащим, а таковых уже два – «Нежность и ненависть». Можно  было бы объяснить подобную неграмотность стремлением увязать всё рифмой, так и рифма-то скверная вышла. Специально не останавливаюсь на этом вопросе потому, что в рок-поэзии рифма – «продажная девка империализма». Року важно не созвучие окончаний слов, а общая гармония звуков в музыкальной строке.

Порою чем дальше, тем пустее и пошлее выглядит напускная  многозначительность и нарочитый трагизм мировоззрения лирического героя. И главное – диск чрезмерно серьезен. Авторы несут эту банальность с уверенностью библейских пророков. Всякая ирония и самоирония намеренно исключена из широкого арсенала их художественных средств. Я, помнится, обвинил коллег музыкантов – группу «Nice Cliques» - в отсутствии музыкального чувства юмора. Пристыжен и унижен, беру свои слова обратно. По сравнению с «Плясками святого Витта»,  «Nice Cliques» обладают просто гётевским умением иронизировать и над собой и собственной музыкой, оставаясь на пространстве осмысления реальной действительности. Без малейшей доли музкального юмора музыкальная структура грозит стать по-генделевски громоздкой и помпезной, готовой развалиться под тяжестью собственных «рюшечек». Музыкальная ирония – спасительная нерушимая ниточка, способная поддержать музыканта в его непростых отношениях с создаваемой им музыкой. И с внешним миром, слушающим эту музыку, заодно. Без нее теряется адекватная оценка своей миссии и функции творческого процесса как такового. И вместо мэссэджа, явился на свет оптимальный фон для бесконечно тянущегося рабочего дня тяжело взрослеющего офисного планктона, непрестанно размышляющего о том, сколь несправедлив реальный мир, как недооценен бывает человек и как не вовремя «зарубили» премию.

Вместо Царь-Колокола, подразумевавшегося творческим замыслом, получилась погремушка Труляля, брошенная в вечность. Остается надеяться, что саратовские площадки редко какому исполнителю дают возможность сносно донести слова. Поэтому в гитарной вязи слово будет выполнять свою традиционную знаковую функцию. Кач есть? Что поется? Да славится вовеки святой Витта!

«Свет погас в каждом из нас…

Свет погас в каждом из нас…»