Максим Шевченко: "Демократия — профилактика против предательства народа правящей элитой..."

Корреспонденту ИА "Версия-Саратов" удалось пообщаться с политологом, спецкором "Независимой газеты", который долгое время работал в «горячих точках» - Максимом Шевченко. Мы публикуем выдержки из этой беседы.

О журналистике:

Я считаю, что журналистика — одна из самых высоких профессий. Вы наверняка где-то слышали, что журналистов называют (особенно номенклатура любит так шутить) представителями второй древнейшей профессии. То есть, нас, журналистов, сравнивают с проститутками! Я считаю, что нужно вставать и давать по морде за это. Наши коллеги жертвуют жизнями за те слова, которые они пишут и произносят. У меня погибло такое количество друзей-журналистов на разных войнах... По американской статистике, журналистика является четвертой по смертности профессией после пожарных, ловцов крабов у берегов Аляски и полицейских. Поэтому никогда не позволяйте себя оскорблять и даже пренебрежительно говорить о журналистах, ощущайте себя корпорацией, цехом. Не давайте в обиду своих коллег, даже если вы не согласны с ними политически или еще как-то. Это важно.

О субъективности журналистов:

Когда нам говорят, что журналист должен быть нейтральным, не верьте этому. Я не знаю ни одного своего коллеги-журналиста, который был бы известен и интересен, и который бы при этом не вкладывал свою личность в то, что он делает. Не бывает журналистики, стоящей над схваткой. Журналист без позиции никому не интересен, его как бы не существует. Поэтому не бойтесь проявлять личность в том, что вы говорите и пишете, не бойтесь показывать свое отношение к вопросу. Ведь основная наша задача — найти тех, кто нас читает, слушает, смотрит. Но никто не обязан это делать. Объясните для начала себе, почему люди обязаны вас читать. А потом убедите в этом читателя.

О военном опыте:

В начале 90-х я впервые попал на войну, в Чеченскую республику. Там я освоил азы журналистики. Там я понял, что одна из важнейших составляющих журналистики — это дисциплина. В этом ее принципиальное отличие от литературы. Потому что в литературе я захотел — не пишу, пребываю в депрессии. В журналистике так не бывает.... Югославская война — одно из самых жутких воспоминаний в моей жизни. Самую дикую человеческую жестокость — массовые этнические чистки — я видел своими глазами. Это меня подвигло на понимание того, чем является журналист, чем он должен быть. Журналист является свидетелем истории. История — это то, что происходит сейчас с нами, в данный момент. Здесь и сейчас.

О начале своей карьеры:

Я пошел своим путем, который привел меня в "Независимую газету". В 1995 году там были какие-то проблемы, ушла редакция и они написали объявление "требуется журналист". Зарплаты там были микроскопические, но я с перестройки считал, что это лучшая газета страны. Я в 90-е годы покупал две газеты — "Независимую" и "Спорт-экспресс", которые давали принципиально новый язык описания событий. Тогда я впервые столкнулся с подлинным понятием свободы слова. В "Независимой газете" можно было печатать любую позицию, которая не оскорбляет людей. Но была разница — журналист, который находился в штате редакции, должен был отвечать за то, что он пишет. Он сам себе не принадлежал. И даже в этом смысле была огромная свобода.

 О языке:

Создание своего языка — один из залогов успеха журналистской деятельности. Это то, как мы говорим, описываем ситуацию, как мы вкладываем в материал свое личное горячее начало — начало своей души, ну или холодное начало. Мы все помним слова священного писания, как говорит ангел Суда Божьего : "Ты не холоден и не горяч.... поэтому извергну я тебя из уст своих". То есть, ни ад, ни рай ему не грозит. Его просто не существует - ни холодного, ни горячего. Надо пробуждать какую-то эмоцию к твоему изданию.

 О телевидении:

Мне однажды позвонил Константин Львович Эрнст и сказал: "Вы у нас часто выступаете в качестве эксперта, не хотели бы вы попробовать себя в роли ведущего?" Я никогда не ломился на телевидение, потому что это очень сложная вещь. Как православный христианин скажу вам честно — для погибели души телевидение — это вещь первостатейная. Стоит тебе увидеть свою рожу на экране, как ты думаешь — жизнь удалась! Ты великий! Ты не можешь оторваться от себя... Слушай как ты двигаешься, как ты говоришь! Это изгоняется постом, молитвой и самоиронией. Как сказал Владимир Познер, если лошадиную задницу показывать по телевизору неделю, ее начнут узнавать на улице. К печатным это тоже относится. Каждый человек параноик. Человек, который лишен параноидальных черт, как инфузория-туфелька, - у него нет никаких амбиций. Каждый из нас смотрит на себя и говорит: ну я хорош, хорошо написал, к примеру о том, как в совхоз № 5 завезли корма. После журфака человеку 21 год, он выходит, ему говорят, давай, пиши. Через полгода у него 50 статей, а он ходит как Михаил Булгаков...

 О российских СМИ:

В России СМИ, за редким исключением, нерентабельны. Нет ни одного политического издания в России, которое было бы окупалось. Ни "Коммерсантъ", ни "Известия" не приносят дохода, все они дотационны. Это абсолютная истина, потому что современного политического рынка в медийной сфере не существует. Его надо разбавлять какой-то желтой прессой, массовыми вещами, которые легко продаются и покупаются на уровне первичных человеческих инстинктов. У нас вообще нет рынка медиа. То, что какие-то деньги вкладывает Алишер Усманов или кто-то еще, это не рынок, а инвестиции в многоголосие, потому что нет конкуренции. "Коммерсантъ" и "Известия" не конкурирует друг с другом. Они выполняют функции рупоров, глашатаев определенных социально-политических групп. Такова система. На мой взгляд, это чревато кризисом, потому что развивается альтернативная медийная сфера — интернет, в которой такие методы как "даю тебе деньги — ты поешь, что я заказываю" не действуют.

 О политическом строе России:

Я никогда не смирюсь с распадом Советского союза. Наша страна —даже в том обрезанном формате, как Россия - уникальный проект союза народов Евразии, которые здесь живут испокон веков с их разными культурами, которые нельзя переделать и не надо стараться, и с разными верованиями в рамках одного демократического развития. У нашей страны нет другой альтернативы, кроме демократии, общественного договора. Народ, у которого нет исторического проекта, обречен на ассимиляцию, растворение. Без защиты прав людей никуда двигаться мы не будем. Мы станем заложниками чьих-то интересов, а, стало быть, и предательства. В этом смысле 1991 год — это опыт для меня. Советская номенклатура, которой мы так верили, которая прессовала нас за то, что мы читали "Мастера и Маргариту", Солженицына, в одночасье стала обладателем всех денег этой страны, свои партбилеты они посжигали. Сегодня мы конфликтуем с Америкой, а завтра будем встречать войска НАТО на улицах наших городов. Чтобы этого не произошло, и нужна демократия. Демократия — профилактика против предательства правящей элиты, предательства народа, как это было в 1991 году.

О книгах:

Наша страна перестала читать книги. Вообще. Советский союз был одной из самых читающих стран мира, потому что государство сознательно заставляло читать. Сейчас же, когда от этого освободили детей, из школ выходят люди, которые неспособны осознать себя в мире, у которых нет взглядов и которые беззащитны перед любыми манипуляциями. Литература защищает человека от этого, формирует личность. Человек без взглядов — это не личность, это беззащитный человек, это матрица, с которой можно делать все, что угодно. Америка в то время читала намного меньше, чем СССР. Там была проблема в 60-е годы — время расцвета чтива, примером которого у нас сейчас являются Маринина, Устинова и иже с ними. Это хорошие бизнес-проекты, но это не книги, не литература. Это то, что занимает наше время, но не занимает нашу душу. А литература обязательно должна занимать душу. Так вот, в Америке 20 лет назад были приняты специальные программы, чтобы вернуть общество к серьезному чтению. Сегодня мы видим результаты: Америка — одна из самых читающих стран мира. Это обеспечивает ей лидерство... В малочитающей стране, привыкшей к простым схемам описания проблем, страстей человеческих, нам, журналистам, делать нечего.