Светлана Мартынова: «Нарушение закона в Саратовской области стало нормой»

14 марта 2014, 12:23
Светлана Мартынова: «Нарушение закона в Саратовской области стало нормой»
— В Саратовской области почти все СМИ в отношении судебной или правоохранительной системы пишут одинаково отрицательно. Это не может быть «заказухой» в таких объемах. Это взгляд на сложившуюся систему

Саратовский регион фигурирует в федеральных новостях почти всегда в негативном ключе. В прошлом году в Пугачеве произошло массовое возмущение граждан, вылившееся в перекрытие федеральной трассы. Уже больше года длится тяжба дольщиков компании «Новострой», чьи дома подлежат сносу. Член Общественной палаты области Светлана Мартынова принимает участие почти во всех громких событиях в регионе. Этим она заслужила славу неуживчивой и опасной для чиновников и силовиков. Обычные граждане, столкнувшиеся с системой коррупции во власти или силовых органах, идут к ней за помощью. О том, насколько нужны власти и обществу такие люди, как неспокойная общественница; как можно помогать людям, находясь в оппозиции; как прошли выборы уполномоченного по правам человека в регионе, мы побеседовали со Светланой Мартыновой.

— В конце января в области прошли выборы уполномоченного по правам человека. Была избрана тогда еще руководитель саратовского управления минюста Татьяна Журик. Вы также участвовали в выборах. Произошел конфликт, который не завершился до сих пор. Когда вы выдвигали свою кандидатуру в общественной палате и в областной думе, вы на что рассчитывали? Вы реально думали, что сможете победить?

— Я рассчитывала только на одно — на выполнение закона. Но нарушение закона в Саратовской области стало нормой. Уполномоченный по правам человека — институт публично-правовой. Поэтому я заявилась публично, но никогда не говорила, что именно я должна стать уполномоченным. Да, я чувствую в себе на это силы. На этом месте должен быть человек из народа, правозащитник, который не имеет отношения к системе власти, к людям в погонах. Но произошла подковерная игра. Никто, кроме меня, публично не заявился.

— То есть вы сами создали альтернативу.

— Конечно. И показала, как это все работает. По сути, не важно, какой это институт — уполномоченный по правам человека, председатель общественной палаты, сама палата. На этот общественный сектор и президент, и правительство делают ставку, чтобы что-то изменить к лучшему. Поэтому их наделяют все большими полномочиями. Не для того, чтобы это была подковерная должность, а реальная. Чтобы тот негатив, что накопился в массах, уже решался. Снятия с постов серьезных чинов МВД и ФСИН говорит о том, что жизнь в стране поменялась.

— Вы всерьез рассчитывали, что общественная палата может выдвинуть вас на должность, а депутаты утвердить? Как-то это не очень реалистично выглядит.

— Конечно, определенный процент был. Идти просто так, показать, как все это выглядит изнутри, смысла, наверное, не было. Любой человек верит, что все не так плохо.

— Вы показали, как это выглядит. Ту же самую подковерную игру с договоренностями и фальсификациями мы видим на выборах. Теперь мы увидели, как прошли выборы омбудсмена. Зачем нам в этом вновь убеждаться, если все и так все прекрасно понимают?

— Два раза я заявлялась кандидатом в депутаты областной думы, и то, как проходят выборы, знаю прекрасно. Поэтому идея публично показать процесс избрания уполномоченного по правам человека родилась именно из этого. Все знают о фальсификациях и договоренностях, всех от этого уже тошнит. И по большей части, все проблемы современного общества тянутся с выборов. «День греха», в котором люди участвуют, а результат осознают завтра или послезавтра. Почему не решается ни один вопрос? Потому что выбрали совсем не тех людей, которые активны, хотят заниматься решением вопросов людей, защищать их интересы. Практически нет никакой оппозиции в думе. И это единодушие депутатов (за Татьяну Журик проголосовал 41 депутат думы, за Светлану Мартынову — ни один — прим. авт.) в отношении выборов омбудсмена говорит о том, что не было никакой дискуссии. Выключили микрофон во время моего выступления в думе. Та же самая фиктивная «демократия», как отключение российских СМИ на Украине сейчас. Зачем понадобилось выключать микрофон? Скорее всего, я сказала что-то такое, что они хотели скрыть от людей. А я указала на нарушение закона «Об Уполномоченном по правам человека» (Светлана Мартынова посчитала, что избрание Татьяны Журик, не имеющей правозащитной практики, является нарушением требования закона к кандидату на пост уполномоченного по правам человека — прим. авт.).

— Вы предприняли какие-то действия, чтобы конфликт разрешился?

— Я обратилась к первому заместителю руководителя администрации президента Российской Федерации Вячеславу Володину и прокурору области Владимиру Степанову, указав на нарушение закона. Из прокуратуры ответа нет до сих пор. К Володину я обращалась не для того, чтобы он мне помог или написал какое-то письмо в мою пользу, а чтобы он, как знающий специфику региона, обратил внимание на отсутствие прозрачности на выборах уполномоченного по правам человека. Я предупредила его о нарушении закона. Татьяна Журик не обладает опытом правозащитной деятельности, а это прямое требование закона. И давайте смотреть на вещи реально: в ее полномочия на посту руководителя минюста входит весь общественный сектор, адвокатура, прокуратура, система ФСИН — то есть как можно было при этом защищать права людей.

— Это взаимоисключающие вещи?

— Конечно. И когда я дождусь письма из прокуратуры, естественно, я его опубликую. Вообще вот такая моя публичность в этом вопросе сделала многое. Сейчас одна из фракций Госдумы сделала запрос в 83 субъекта о статусе уполномоченного по правам человека в их регионах.

— И к чему могут привести эти запросы? Насколько я понимаю, результаты выборов все равно не отменят.

— Почему же? В зависимости от ответа из регионов и из нашей прокуратуры процесс отмены можно инициировать и в судебном порядке. Я жду ответа от прокуратуры. А из 83 субъектов мы получим информацию о том, как у них проходят выборы уполномоченного. То есть должны ли они обладать опытом правозащитной деятельности, есть ли такой пункт в местном законе. Возможно, это приведет к изменению федерального закона. Еще на что мы хотим обратить внимание: нет ли у уполномоченных в регионах родственников среди высших чиновников и в структуре МВД, которые могли бы к ним обратиться по-родственному и сказать: «Ну ты закрой вот на это глаза, потому что это связано с моей работой».

— Когда вы приняли участие в выборах уполномоченного по правам человека, основным вашим козырем был опыт правозащитной деятельности. Как раз то, чего вы требовали от своего оппонента. Вы пытались участвовать в разрешении ситуаций в Новоузенске, где были осуждены двое полицейских якобы за взятку, в Аткарске, где жителям стали приходить предупреждения о недопустимости экстремистской деятельности за несогласие с закрытием инфекционного отделения. Продолжаете помогать в разрешении конфликта вокруг многоэтажек «Новостроя», предназначенных, согласно судебному решению, к сносу. В ответ вас прямо обвинили в том, что на таких проблемах вы лишь зарабатываете себе политические очки.

— Я готова к таким обвинениям. Более того, я считаю, что правозащитная работа, как и должность уполномоченного по правам человека — публичные. Если бояться внимания СМИ, то не стоит вовсе заниматься защитой прав людей.

— СМИ вы рассматриваете как союзников, как инструмент или что-то другое?

— Скорее как помощника. К СМИ, как и к правозащитникам, люди, как правило, обращаются в последнюю очередь, когда пройдут уже все круги ада. Зачастую с судебными решениями, которые вынесены, как им кажется, необоснованно. Люди все равно продолжают верить в правосудие и исполнение закона, думают, что ни коррупция, ни неправосудные решения их не коснутся. А когда касается — они приходят как к последней надежде. И СМИ в такой ситуации, наверное, единственный помощник. Таким они должны быть для депутатов, для общественной палаты, для уполномоченного.

— Никто из тех, кого вы перечислили, к СМИ не обращается.

— Вот поэтому еще раз зададимся вопросом, кто входит в общественные палаты, к которым негатив в обществе очень велик. И это тенденция по всей стране, не только в нашем регионе.

— Нашу общественную палату возглавляет Александр Ландо. Человек, который не просто инкорпорирован в структуру власти, а взращен ею.

— Думаю, что все постепенно меняется. Если два года назад общественную палату рассматривали больше как транслятор решений власти для общества, то сейчас оглядываться на желание власти при своей работе общественники не имеют права. Не должно быть послушной общественной палаты.

— Тогда что на выборах кандидата на пост уполномоченного по правам человека в общественной палате делал вице-губернатор Денис Фадеев?

— Давайте разберем поэтапно. Буквально за день до голосования появляется фигура Татьяны Журик, о которой никто до этого не знал, хотя я заявилась еще до Нового года и время было. Буквально за один день.

— За одну ночь, я бы сказал.

— Это первый момент. Когда говорят, что с кандидатурой Журик обратилась группа общественников, то я прошу предоставить все документы. Я специально заявила о своем участии в выборах уполномоченного публично, понимая, что СМИ непременно обратят на это внимание. Все мои обращения зарегистрированы, есть входящие номера. И я весь процесс хотела сделать открытым. Я предлагала любым оппонентам: «Давайте поговорим, давайте подискутируем, рассмотрим какие-то моменты, которые никто не обсуждает». Привлекла СМИ, у которых, кроме информационной, также есть функция защиты прав и свобод, причем все СМИ, которые могли и критиковать меня. Иметь медийную площадку, с которой тебя только хвалят, — ну это смешно.

Итак, за одну ночь появляется кандидатура, от которой зависят все общественные организации, поскольку она принимает решение закрыть или приостановить деятельность любой НКО. Когда я задаю вопрос Татьяне Журик: «Обладаете ли вы правозащитным опытом?» — за нее отвечает Александр Ландо. Отвечает председатель общественной палаты. Это второй момент, на который я бы хотела обратить внимание.

И третий: когда встает Денис Фадеев и говорит, что «мы поддерживаем кандидатуру Татьяны Журик» от имени правительства области.

— Которое не должно было иметь никакого отношения к решению общественной палаты?

— Соответственно, мы можем говорить о том, что сращивание общественности с властью есть. Во всяком случае, по вопросу выбора уполномоченного.

— Не только. Во всех случаях, которые мы упоминали — в Аткарске, Новоузенске, относительно «Новостроя», вашей позиции противопоставлялось мнение нескольких десятков членов общественной палаты, таких же по идее, как и вы. Как вы выходите из ситуации, когда ваша оценка ситуации не совпадает с коллективной оценкой общественной палаты?

— Закон никто не отменял, его обойти невозможно. Если ты стоишь на букве закона и в лицо спрашиваешь людей: «Вы хотите нарушить закон?» — еще никто не ответил: «Да, конечно, хочу».

— Но закон все равно обходят.

— Рано или поздно ситуация поменяется. Когда я вступилась за дольщиков «Новостроя», с ними из правительства встречался только замминистра строительства Юрий Земсков, который внятных ответов не давал. И когда я сказала людям: «Вы встречаетесь не с тем человеком, который принимает решение», было сделано несколько обращений и звонков. В итоге с людьми стали встречаться и вице-губернатор Денис Фадеев, и министр Дмитрий Тепин. Сколько бы ни говорили сначала, что в ситуации виноват транспортный прокурор, Саравиа, некие политические силы, все эти мифы были разрушены. Закон един для всех.

При этом ситуация для граждан, потерявших жилье, не решилась. Появлялись провокаторы, которые призывали перекрывать трассу, а ведь в это время шли пугачевские события. Но с людьми поговорили, объяснили об ответственности и отличие от ситуации в Пугачеве. Здесь их никто бы прощать не стал. Как общественник я сделала все, что смогла. Дальше работа правительства и компании «Новострой».

— То есть разрешения конфликта так и не произошло. Вы смогли повлиять на ситуацию лишь в Аткарске. Хотя и там рано или поздно инфекционное отделение открыли бы и без вашей деятельности.

— Самый главный результат в Аткарске — что прекратилось давление полиции на жителей, несогласных с закрытием отделения ЦРБ. А ведь могло бы дойти и до увольнений, что в маленьких городах является очень действенным инструментом подавления активистов.

— Больше я каких-то громких результатов назвать не могу. Суды не обращают внимания на протесты, а по делу «Новостроя» конец еще явно далек.

— В Саратовской области почти все СМИ в отношении судебной или правоохранительной системы пишут одинаково отрицательно. Это не может быть «заказухой» в таких объемах. Это взгляд на сложившуюся систему, то, что наболело. Любой может попасть в жернова этой системы. На парламентском часе генпрокурор Юрий Чайка заявляет о том, что за три года незаконно осуждено 14 тысяч человек. Зададимся вопросом: если генпрокурор говорит о таком в Государственной Думе, то получается, что он ведет речь, прежде всего, о коррупционной составляющей. Это же не ошибки в таком объеме из-за некомпетентности судей и следствия. Все прекрасно понимают: если завели уголовное дело, то ты из него практически не выйдешь. Тебя будут вести до конца, и когда соберут пакет документов, передадут в прокуратуру и в суд. А если суд примет решение, то все, изменить его уже невозможно.

— Вы хотите сказать, что вы со всей активностью, со всей публичностью справиться с этой системой не можете? Как это было с полицейскими из Новоузенска, которым, несмотря на очевидные несоответствия в материалах следствия, апелляция прибавила еще год заключения.

— Эта система будет сейчас рушиться. По моим наблюдениям и мнению многих саратовских адвокатов, такого беспредела мы еще не видели. Адвокаты сами вынуждены обращаться к правозащитникам. Случай с новоузенскими полицейскими показателен. Все очевидно: нарушения во время следствия, заступничество полицейского руководства, что нонсенс в таких делах — руководство скорее само сдаст тебя и будет открещиваться. Но система погубила нормальных ребят-полицейских, которые не брали взятку, а, видимо, наступили на чей-то нелегальный бизнес с продажей лома металла. И когда суд высшей инстанции увеличил срок, то спрашивается, а куда людям идти за защитой? Я сразу вспоминаю лихие 90-е, когда братва шла на братву стенка на стенку, чтобы «решить» какой-то вопрос. Сейчас граждане попадают в систему правоохранительных и судебных органов, которая действует точно по такому же принципу. Только еще хуже, потому что здесь ты попадаешь в жернова, из которых не выберешься. Отнимается бизнес, захватывается рейдерским путем имущество, неугодные попадают за решетку. Я не говорю, что это везде, но это тенденция.

Я как общественник не могу решить все эти проблемы. Но когда ситуация назревает, появляется много таких людей, как я.

— Не кажется ли вам, что многие проблемы вы не в состоянии решить, потому что люди, которые принимают решения, из той же самой системы власти, правоохранительных органов,  не будут вас поддерживать?

— Если люди в системе между собой договорились, с помощью коррупционной ли составляющей или просто решили между собой, то какие бы у вас отношения ни были — это состоится. Это система. Естественно, что никакие публикации в СМИ и шум общества не напугают участников системы. События в Пугачеве как лакмусовая бумажка показали, к чему такое игнорирование общества может привести. Все эти господа в креслах этого никак не поймут.

— Ну, все они после Пугачева так и остались сидеть в креслах.

— Пока что они сидят в креслах, но ситуация может измениться.

— Нет ли противоречия в вашей деятельности: вы хотите добиться каких-то изменений, но при этом у вас натянутые отношения с председателем общественной палаты, с вице-губернатором?

— Я стараюсь давать объективные оценки. Понятно, что я не возьмусь утверждать, что все сотрудники правоохранительной системы плохие. Я стараюсь выстраивать правовые отношения. И мне, наоборот, проще и легче не иметь с этими перечисленными людьми никаких других отношений. Это позволяет мне мыслить объективно. Негативная позиция не у меня к ним, а у них ко мне. Это говорит прежде всего о них самих.

— А какое у вас отношение к председателю региональной общественной палаты?

— Мы можем нравиться или не нравиться друг другу, но характеризуют поступки. И мне удивительны такие факты: когда я говорю Александру Ландо, что мы должны серьезно задаваться вопросами о неправосудных решениях, мне был ответ, что суды — это запретная тема и трогать ее нельзя. Понятно, мы не можем обсуждать приговор, но то основание, что в него положено, такое право у нас есть.

Я не говорю, что общественники должны влиять на решения суда, но не должно быть и дифференцированного подхода к оценке исполнения закона сотрудниками правоохранительных органов с их «привилегиями». Или какая оценка действий должна быть, когда председатель общественной палаты защищает господина Прокопенко и при этом не ходит на суды, где пытаются добиться справедливости простые граждане? Ни разу не пришел на заседания по «Новострою» или на дело Сотникова. Когда 150 тысяч подписей собрано под обращением против закрытия последнего детского дома в Саратове, когда даже в Государственной Думе мне говорят о том, что правозащитники подписывали, а Ландо дает оценку, что это «непонятные люди подписывают что-то непонятное»… И тут же говорят, что нужно закрыть детдом и быстро уволить директора. Выводы делайте сами. За Саратовом тянется шлейф таких скандалов и позорных дел.

Нужна же какая-то объективность в работе общественника. Не должно быть пения в унисон с властью. Показательны выборы члена Общественной палаты Российской Федерации из Саратовской области, когда за один день приняли в палату и в этот же день направили в Москву. И никаких кандидатур больше нет, и никто не задает никаких вопросов.

— Одним из вероятных кандидатов на пост уполномоченного по правам человека выступил министр Борис Шинчук. Какие с ним у вас сложились отношения?

— В одном из интервью Борис Шинчук прямо заявил: «Я человек команды, если мне скажут — я пойду на этот пост». Это лишнее доказательство того, как эти вопросы решаются, как прошли выборы. Татьяне Журик, видимо, так сказали — она и пошла. О какой объективности после этого в ее работе можно говорить? По всем характеристикам она абсолютно неконфликтный человек. Как она при этом будет защищать интересы граждан, в том числе от представителей власти или правоохранительных органов?

— Эта система всеобщих связей между ветвями власти или, например, в правоохранительной системе, когда следователь может советоваться с прокуратурой перед тем, как передать дело в суд, договариваться с судьей, она выстроила в Саратовской области какую-то непробиваемую стену. Как вы считаете, с ней вообще можно бороться?

— То же самое произошло в Новоузенске, когда следственное управление и служба внутренней безопасности сыграли на повышение статистики в раскрытии коррупционных преступлений и обвинили честных полицейских во взяточничестве. И никто не обратил внимания на то, что информация о том, что эти полицейские сами готовили операцию по поимке взяткодателя, каким-то образом просочилась к нему. Полицией возбуждение дел возведено в ранг статистики. У человека, который обращается за защитой в правоохранительные органы, нет никакой уверенности в том, что его в итоге самого не посадят. Для статистики.

Сотрудники правоохранительных органов, следователи должны быть интеллектуалами. И работа им должна нравиться за интеллектуальность, а не за возможность безнаказанного мордобоя. Появляются люди, которые не только не умеют работать по-настоящему, но и «заточены» вовсе на иное. Если человек первый раз почувствовал кровь на своих руках, он будет продолжать. Есть люди маньячного типа, но мы говорим о простых людях, которые, когда попадают в «благоприятную среду» работы в полиции,  раскрываются. Это момент вседозволенности: когда СМИ пишут о случаях пыток в отделах полиции, о нарушениях закона со стороны правоохранительных органов — но никакой реакции.

Мне звонят люди, которые не понимают, что происходит, и говорят: «Ну мы же писали, мы обращались в разные инстанции, почему ничего не изменилось?» В таком случае я отвечаю: «Если люди в системе договорились между собой, созвонились и «порешали» и знают, что никто их ни за что не накажет, то и наказания никогда не последует».

— Получается, что система настолько крепко «зацементирована», что такие люди, как вы, ей и не нужны вовсе?

— Когда люди, интересы которых ты отстаиваешь, приходят потом и благодарят: «Спасибо, что не бросили, что выслушали и попытались помочь» — значит им я точно нужна. Если не получается решить, не бросаешь же их, не говоришь: «Я ничего не могу сделать». С некоторыми приходится работать годами.

— То есть вы нужны людям. А тем, кто принимает решение? Тем, кто в системе власти и правоохранительных органов?

— Думаю, что такие, как я, нужны и самим правоохранителям, чиновникам, и тем же судьям, которые завтра могут оказаться в такой же ситуации между жерновами системы. Мы все оказались в ситуации, когда любой может оказаться под ударом.

— То есть эта система коррупционных подковерных отношений власти, правоохранительных органов дошла до такой степени, что подчиняет даже тех, кто не хочет нарушать закон?

— Если господин Янукович, оставив свои «яйца Фаберже», сумел все-таки уехать из Украины, то фигурантам российской системы власти уехать не дадут. Вы не сможете уехать, не сможете воспользоваться деньгами, не сможете носить ваши украшения. Вам придется все время скрываться. А главное, вас никто не примет. Понятно, почему Янукович прибыл в Россию, но вам-то бежать некуда. Скрыться прокурору, представителю следственного комитета или судье будет негде.

— То есть вы нужны системе только тогда, когда кто-то в ней хочет, например, принятия правосудного решения, но добиться этого не может?

— Безусловно. Но многие чиновники и силовики в частном общении говорят о тошнотворном состоянии. Область превратилась в такое болото, из которого нужно уезжать. Неважно, кто ты и какую должность занимаешь. Уезжают, кстати, в регионы, где созданы условия для нормальной работы и жизни. А в это время общественники на заседаниях общественной палаты сидят на руинах, потому что все вокруг развалилось…