У одного моего приятеля, ему хорошо за сорок, есть парочка племянников, которым чуть за двадцать. И вот эти племянники периодически начинают рассказывать моему приятелю о том, как хорошо жилось людям в Советском Союзе. Мой приятель всегда возмущается и восклицает: «Да вы-то что мне рассказываете?! Вы откуда знаете-то?! Это я жил в Советском Союзе, а не вы! Мне не надо рассказывать!»
И дальше он начинает занудно говорить о том, что в магазинах Саратова, например, продавалось масло под названием «Бутербродное», которое очень сложно было на что-то намазать, а за сосисками надо было ездить в Москву. И так далее. Племянники дослушивают до конца, кивают, делают вид, что соглашаются, но, встречаясь в очередной раз, сразу же начинают рассказывать о том, как хорошо жилось людям в Советском Союзе.
И я хочу сказать, что согласен с ними. С племянниками. Тем более сейчас и выбора-то особо нет. Да, я очень хорошо жил в СССР.
Кто-то похожий на моего нудного приятеля может сказать: «В Советском Союзе у тебя не было двойного чизбургера, путевки в Таиланд и порноканалов». Да, но в Советском Союзе у меня не было и тещи. Она появилась при демократах. Причем я ее не выбирал. Поэтому фраза «...раньше мы жили несвободно» уже давно приобрела для меня издевательский оттенок. Кстати, Совет Безопасности ООН не собирался по этому поводу ни разу. У меня была мысль сделать им такое предложение, но в Совете Безопасности слишком много женщин в разноцветных пиджаках большого размера и с наплевательским отношением к укладке волос и макияжу. Или в Совете Европы такие женщины? Неважно.
Важно то, что я прекрасно жил в Советском Союзе. Это было чудесное время. Я мог позволить себе гораздо больше, чем сейчас. Это легко доказать.
Например, в Советском Союзе я мог лазать по деревьям. Когда вы видели последний раз человека на дереве, если он не из МЧС и не из муниципального предприятия по благоустройству?
Нынешним людям не понять, как это здорово было — просто взять и залезть на чертово дерево! Схватиться за ветку, чуть подтянуться на руках, перекинуть ноги на другую ветку! Что может быть лучше? Я скажу что: это когда ты перелезаешь с одного дерева на другое. Кто-нибудь сообщит мне, могу ли я сейчас проделать то же самое без последствий? Тем более что вон под окнами такие раскидистые каштаны! Правда, они растут рядом с Фрунзенским отделом полиции. Возможно, мне удастся залезть на один из каштанов, но перелезть на другой — вряд ли. Прохожие будут показывать пальцем, мамаши схватят на руки детей, а кое-кто начнет креститься. И в конечном итоге меня заберут в полицию и посадят за решетку к алкоголикам.
И, учитывая это, еще кто-то сейчас говорит, что мы плохо жили и терпели лишения. Не знаю, как вы, а я нет. Это теперь у меня лишения и ограничения. Это теперь, чтобы залезть на дерево, мне приходится уезжать подальше от людских глаз, вглубь Кумысной поляны, и только там я могу чувствовать себя свободным человеком и пионером. Там я могу залезть на дерево и не чувствовать, что выбиваюсь из формации нынешнего государственного строя, без опасения того, что меня назовут совком. Но поездка за город, чтобы залезть на дерево, мало того что сложна сама по себе — на это нужно время и политическая воля, она оборачивается вдвойне непредвиденными сложностями.
Пару лет назад мой приятель, который тоже с приходом свободы оказался в том же положении, что и я, — вынужден был лазать по деревьям в глуши, неудачно прогулялся по ветке осины, потерял равновесие и слетел вниз метров с двух. Сломал ногу!
При советской власти, будь дело в городе, тут же бы сбежались люди и окружили его, а я бы мог тихонько пойти домой и отвлечься от грустных мыслей о товарище с помощью телевизора. Но нет! В наше время он лежал в овражке на прелой листве, а людей вокруг — только я один. Я не беру в расчет парочку женщин.
В общем, до полуночи мы ждали в лесу, когда приедут спасатели с носилками и фонарем. Я сидел без куртки на бревне и рассказывал вслух о том, как хорошо нам жилось при коммунистах и если бы сейчас вернуть то время, то мы были бы в городе, в своем дворе, а не в овраге. Девушки плакали.
Да, кстати, о девушках! Вернее, о девчонках! В то далекое счастливое время у меня, как и у всех, были подружки — школьницы десяти-одиннадцати и двенадцати лет. При советской власти я гонялся за ними в школьном дворе до уроков, на переменах и после уроков. Они визжали и бегали по траве. Это было что-то невероятное. Я не хотел причинить им вреда, все понимали.
Я гонялся за ними просто так, потому что это весело — гоняться за девчонками. Мы так играли в разные игры. Иногда я загонял их в какой-нибудь угол. А учителя улыбались и разве что только говорили: «Не так быстро! Расшибетесь!» Коммунисты не запрещали мне гоняться за девчонками. Тоталитарный режим давал мне такую возможность. Ленин одинаково добродушно смотрел с портрета и в то время, когда я читал наизусть стихотворение про Москву, и в то время, когда гонялся за девочками.
Понимаете? Скажите, а учителя будут так же улыбаться, если я сейчас решу погоняться за девчонками из какой-нибудь школы на большой перемене? Просто так. Взять и погоняться за девчонками. Ради веселья. Что будет после этого? Я даже не хочу себе этого представлять. Тем более если я начну бегать с мальчиками.
А еще, например, в Советском Союзе я свободно носил в кармане рогатку. Да! Представьте, было и такое! Рогатку из куста сирени и разрезанной камеры футбольного мяча. Но камера футбольного мяча — редкость, в основном шел медицинский жгут из аптек.
Из рогатки я стрелял по банкам и бутылкам на свалках. Немного по воробьям.
Но в основном по бутылкам. Это было восхитительное время. А сейчас? Разве могу я сейчас положить в карман рогатку? Разве я могу достать ее и начать стрелять по банкам и бутылкам на свалках, что тем более ужасно — в Саратове вообще нет никаких проблем с поиском свалок.
Это издевательство, танталовы муки. В Советском Союзе приходилось еще поискать, где находятся горы рухляди и склянок, а сейчас у каждого двора великолепный полигон. Семипалатинск. У мусорных баков моего двора можно компактную атомную бомбу взорвать — никто не заметит.
Но что с этого?! Если я попробую достать рогатку, которой у меня нет, то старухи заголосят, а продавщица из магазина бытовой химии нажмет тревожную кнопку. Меня примут за сумасшедшего.
Точно так же, как приняли бы, вздумай я искать за домом клад. Вы искали клад за домом? Наверное, да. Все искали клад. Рыли ямку полметра глубиной. Когда клад не находился, никто не унывал, а просто все отходили на десять шагов правее. Или левее. Сейчас я не могу так искать клад. Надо мной смеяться будут. Если я надену ключ от дома на шею, тоже будут смеяться. Будут смеяться, если я на улице стану откусывать от буханки хлеба. Будут смеяться, если сделаю себе меч из остова выброшенной раскладушки. Если сделаю себе домик из картонной коробки от холодильника. Если стану лазать по подвалам с дворовыми собаками. Или по стройкам. Но в этом случае опять же вызовут полицию. Мир просто сошел с ума! Вы понимаете, какой драмой для меня оказался распад СССР?
А самое главное, я был уверен, что живу в лучшей стране мира. В этом не было никаких сомнений. Я не особо смотрел телевизионные новости в то время. Мне казалось, что там показывают одно и то же: как советская делегация куда-то прилетела. Мне запомнилась картинка с самолетом и трапом и такая размеренная фраза ведущей: «...товарищ Горшков и другие официальные лица».
Но даже этой скудной информации мне хватало понять, что мы живем лучше всех. Товарищ Горшков и другие официальные лица не могли допустить иного. Например, лет до десяти я был уверен, что в Англии и Франции до сих пор ездят в каретах или на паровых автомобилях. А если куда далеко, то на паровозах. Мне казалось, что мужчины там носят цилиндры, а женщины сплошь в длинных платьях, а мальчики вроде меня не могут позволить себе такое удовольствие, как поиск клада, потому что все время продают газеты или чистят обувь. И вообще Лондон — черно-белого цвета, состоит сплошь из старых замков и там нет таких современных пятиэтажек и девятиэтажек с лифтами, как у нас.
А до 15 лет я был убежден, что в Америке в школу могут ходить только дети очень состоятельных людей, потому что за школу там нужно платить большие деньги. Если у человека нет денег, то его дети не ходят в школу, а сразу идут работать в порт или на склад овощей. И вообще я был уверен, что за все там нужно платить миллионерам: за то, чтобы играть на стадионе в футбол, за то, чтобы купаться в речке, за то, чтобы пойти в лес. Да просто за то, чтобы гулять на улице, кому-то надо платить. А полицейские могут схватить любого бедняка на улице и избить дубинками, и им за это ничего не будет.
Поэтому я был счастлив от мысли, что живу в Советском Союзе. Поэтому я немножко завидую нынешним маленьким мальчикам, которые хоть изредка, но тоже прислушиваются к телевизионным новостям: они убеждены в том же, в чем я был когда-то. Эти ощущения невозможно передать.
Ну и самое-самое главное, почему я жил в Советском Союзе лучше, чем сейчас, — это потому что там мне не нужно было ни о чем думать. Вообще. Товарищ Горшков и другие официальные лица делали это за меня. Я рад, что спустя столько лет они вновь стали это делать. Все-таки одной теще это сейчас достаточно тяжело.
Да и порноканалы останутся, они теперь вообще под защитой государства. А в Америке за них по-прежнему нужно платить.