В обществе есть два полярных мнения насчет детей-сирот. Одни люди считают, что генетика все равно возьмет свое, сколько ни воспитывай. Другие уверены, что увлеченные своим делом викниксоры и макаренки могут сделать полноценных членов социума даже из малолетних преступников. Государство же тем временем проводит политику под названием «что вырастет, то вырастет», делая ставку не на энтузиастов, а на «эффективность».
Мой собеседник Сергей Дмитриев — сотрудник МЧС, спасатель 3-го класса. Ему часто приходится вытаскивать людей из покореженных автомобилей и задымленных помещений. Но такой непростой работы ему мало — помимо этого парень учится в СГАУ имени Вавилова и возглавляет местное отделение Союза добровольцев России. Глядя на этого успешного молодого человека, общественного деятеля или, возможно, даже начинающего политика, трудно себе представить, что старт его жизни был весьма непростым. Все дело в том, что Сергей воспитывался в интернате — том самом месте, которое является страшилкой для детей из благополучных семей.
— Сергей, расскажи, как ты очутился в интернате?
— Отца убили, когда мне было 11 лет. Матери тоже вскоре не стало. Сперва я год проучился в кадетском училище, но там можно находиться лишь тем, у кого есть хотя бы один опекун. Так я оказался в интернате № 2 на СХИ.
— Как тебя встретил интернат?
— Ну как тебе сказать? Я тоже был не подарок. Я тогда потерялся в жизни после всех этих потрясений, начал попивать, покуривать. Если бы ты прочитал мою характеристику в шестом классе, то был бы в шоке. Меня, как и многих моих товарищей, считали безнадежным, неисправимым. Вокруг меня многие нюхали клей, воровали, пацаны ездили просить милостыню в центр города. Деньги тратили на выпивку и сигареты. Интерьер, который нас окружал, тоже нельзя назвать вдохновляющим. В окнах кое-где не было стекол, в комнате, где я жил, окно было заколочено фанерой.
— Какое-то не слишком обнадеживающее начало...
— А все и в самом деле было мрачно. Если бы руководство интерната не сменилось, я не знаю, кем бы сейчас был. В лучшем случае, окончил бы ПТУ.
— Получается, что в твоей жизни есть человек, который положил начало позитивным изменениям в тебе?
— Два года я проучился при Марине Радаевой, потом пришла Елена Перепелицына, которая сейчас возглавляет 93-ю школу. Она начала полностью менять всю систему руководства, увольняла, набирала многих людей. Она привлекала спонсоров, в результате интернат преобразился, в нем провели ремонт, вставили пластиковые окна. У нас открылось множество кружков и секций. Меня увлек сават.
— Это французский бокс?
— Да, это такой вид спорта, даже пожестче кикбоксинга, им занимаются французские спецслужбы. К нам в интернат ради трех человек регулярно ездил тренер Иван Юрьевич Мураткин, он сейчас работает в Москве. Он смог нас "зажечь", я вообще с головой окунулся в спорт, получил 1 дан в 2008 году, занял первое место по кикбоксингу в ПФО. К нам в интернат постоянно приезжали «звезды», знаешь, сколько у меня фоток со знаменитостями есть? Третьяк и сейчас меня знает, он курировал наш интернат. Благодаря кураторам и спонсорам мы ездили за границу, я был в Швеции, Болгарии. Предлагали остаться, выучиться в Швеции на пожарного, но я не захотел.
— Почему? Сегодня многие молодые люди мечтают уехать за границу.
— Мне там реально понравилось — архитектура, общение, люди. Но одно дело — приехать посмотреть, а другое дело — остаться на ПМЖ. Ну не мое это, не чувствую себя дома.
— Я так понимаю, что новый директор очень активно включилась в работу. Именно благодаря ей ты стал тем, кто есть сейчас?
— Я считаю, что у ребенка, оставшегося без попечения родителей, должно быть много возможностей в жизни. Должно быть много людей, которые учат чему-то, зажигают в нем дух созидания, сопротивления среде. Нам дали такие возможности. Жаль, что сейчас 2-го интерната на СХИ не стало. Я уверен, что это большая ошибка — Елене Борисовне удалось там многое создать. Отдельная столовая, удобное общежитие, спортзалы, рядом ФОК, 2 гектара своей территории... На такой базе вполне можно было сделать центр для детей-сирот со всего ПФО. Но сейчас там очередная кадетская школа, третья по счету в городе.
— Как ты относишься к кадетству?
— Сложно так однозначно сказать. У нас в городе в кадетские училища отдают детей в том числе и представители элиты — чиновники, депутаты. Часто это делают слишком занятые люди, потому что им некогда заниматься своими детьми. Мне кажется, что там слишком много запретов. А запретами ничего не решишь. Я знаю людей, которые выходили из таких школ и у них срывало крышу от свободы, они начинали пить и фестивалить. Нужно направлять энергию детей в нужное русло.
— Куда ты отправился после окончания интерната?
— Сперва год отслужил в армии, потом пошел в колледж имени Гагарина. При прежнем руководстве я бы пошел в ПТУ. Вообще, детям-сиротам дают мало информации о том, куда они могут поступить, поэтому почти все скопом оказываются в том или ином учебном заведении. А по идее мы можем поступать в любой вуз страны, получая при этом стипендию, на которую можно жить. Вот я, например, сейчас учусь в СГАУ и получаю 12 тысяч.
— Учили ли вас домоводству, например? Я слышал, что дети-сироты, не имея примера перед глазами, часто не умеют делать элементарных вещей.
— Я считаю, что среди преподавателей интернатов слишком мало мужчин. А каким станет парень, которого воспитали одни женщины? Мы на уроках труда, помню, какие-то пирожки пекли, потом для мальчиков поставили автомобильный двигатель, чтобы мы в нем разбирались. Что касается домоводства, то Елена Борисовна начала вводить такие занятия, но я к тому времени уже выпускался.
— Где ты получил квартиру? Бытует мнение, что сирот нельзя селить компактно в одном доме? Что ты об этом скажешь?
— Квартиру мне дали в 6-м микрорайоне в 2011 году. Ну что сказать об окружающей местности? Никакой инфраструктуры, даже толком дорог нет. До дома во время дождя 300 метров приходится чапать по грязи. Из окон вид на ТЭЦ-5. Но чем богаты, тем и рады. А по поводу компактного расселения сирот... Помню, когда я въезжал в дом, был свидетелем, как у строителей украли вещи, когда они отлучились ненадолго. Возможно, сирот и в самом деле нужно селить раздельно, чтобы они не спаивались в эдакую банду.
Но проблема, повторюсь, в той системе, в которой воспитываются дети. Во 2-м интернате при прежнем руководстве было очень много случаев асоциального поведения. Потом все это взяли на жесткий контроль, детей стали увлекать, с ними стали заниматься. Есть, конечно, такие ребята, которые провоцируют на агрессию, которых трудно исправить... Но если выпускники воспитаны правильно, если в них вложили много усилий и дали много возможностей, они не будут воровать, у них появятся новые горизонты для приложения сил.
— Ты говорил, что мужчин-воспитателей не хватает. А что могут дать мужчины детям?
— Я сам после армии работал некоторое время в родном интернате воспитателем. Я, образно выражаясь, знал каждую дырку в заборе. Даже на выпускной у меня почти никто не напился. Жесткость в воспитании нужна, без нее в этой среде никуда. В работе с таким контингентом нужна армейская дисциплина, коллективная ответственность за проступки. А женщины разводят сантименты, внушают словами.
— Помогает ли тебе в работе интернатская закваска?
— Да, в карьере это очень помогает. Домашние ребята всегда знают, что им есть куда отступать. А нам отступать некуда. Сейчас я освоил семь специальностей — сварщик, альпинист, водолаз...
— Часто приходится видеть на работе страшные вещи?
— Нашу смену называют проклятой (смеется). Как только мы заступаем, происходит всякое. Я сидел в том самом «КамАЗе», которому в зад въехал грузовик во время наводнения. Помнишь, у него отказали тормоза, он ехал с горы возле танка и помял 36 машин?
— Тогда ходили разные слухи. Водителя даже хотели наградить, а потом в СМИ стали писать о том, что ничего особо героического он не сделал...
— Мы эвакуировали людей из автобусов, воды там было с головой. Перетаскивали бабушек по лестнице к себе в кузов. К счастью, все успели выйти из нашей машины, иначе было бы кровавое месиво. Наш «КамАЗ» стоял, свернув колеса к бордюру для упора. Костя, наш водитель, увидел китайский грузовик в зеркало заднего вида, вывернул колеса от тротуара, где стояли люди, выжал тормоз и включил ручник. Кто-то потом писал, что мы выехали чуть ли не наперерез «китайцу», но это неправда. Мы никуда не выехали, но водитель сделал все, чтобы максимально безопасно принять удар на себя. Я вон головой лобовое стекло разбил. К счастью, был в каске. Кстати, мы могли бы просто уехать — машина стояла заведенная.
— Расскажи поподробней о Союзе добровольцев России. Что это за организация и чем занимается?
— Это общественная организация, которая действует в 83 регионах России. Мы проводим субботники — в парках, скверах, на территории школ, мотивируем молодых людей, собираем их через социальные сети, личные контакты. Недавно, к примеру, у нас стартовала акция «Зеленая планета». Принять в ней участие может любая саратовская организация. Для участия в акции необходимо собрать макулатуру и сообщить об этом координатору проекта. Через некоторое время на территории предприятия будет высажено дерево. Мы много чем занимаемся — День донора проводим, посещаем детские дома. Меня такая работа привлекает — нравится заряжать людей своим оптимизмом.
— Не могу закончить это интервью, не спросив твоего мнения насчет детского дома № 2.
— Я считаю, что власти сделают очень большую ошибку, если его «оптимизируют». Надо делать наоборот — всех детей из учреждений по области, которые были выявлены в Саратове, вернуть в областной центр. Потому что они городские и должны жить в городе. Здесь у них гораздо больше возможностей для саморазвития. Говорю это на своем примере — кем бы я стал, если бы жил в деревне? Там ведь все порушено, действует только секция «Пойдем выпьем».