Шестьсот сорок граммов. Таков вес самого маленького ребенка, покинувшего стены саратовского городского перинатального центра. Примерно в пять раз крупнее котенка. И в пять раз меньше, чем весит среднестатистический новорожденный.
Мы беседуем с главным врачом бывшего 3-го роддома, который в 2005 году получил статус перинатального центра, Сергеем Архангельским. Сергей Михайлович возглавляет учреждение уже около двадцати лет. «В последнее время в отпуск стараюсь ходить, — признается он. — А так мне сказали, что у меня примерно 320 дней отпуска неиспользованных. По своему менталитету я больше 8-10 дней отсутствия на работе не переношу. Если я остаюсь в Саратове, то я все равно сюда приезжаю: раз в два дня, раз в три дня. Потом, постоянно кто-то звонит, постоянно какие-то вопросы».
— Сергей Михайлович, какие новшества появились в вашем центре за последние годы?
— Если говорить о каких-то кардинальных изменениях, связанных с работой перинатального центра, это, конечно, оказание помощи детям с экстремально низкой массой тела. Мы к этому готовились, за несколько лет начали нарабатывать навыки, уже какая-то своя аппаратура была. Мы и раньше оказывали помощь таким детям — не по 500 граммов, конечно, но по 700, 800, 900. Кардинальным изменением стала модернизация, которая позволила нам оснастить детскую реанимацию аппаратурой и организовать выхаживание таких детей. Сейчас мы начинаем заниматься этими вопросами еще до рождения, ведь от качества помощи, оказываемой беременной маме, даже если она рожает преждевременно, будет зависеть степень здоровья малыша. Не секрет, что могут быть два малыша с одинаковой массой тела и из них один выживет, а другой нет.
— Какие дети самые сложные?
— Самые сложные дети у нас рождались у матерей с экстракорпоральным оплодотворением (ЭКО — прим. авт.). Ведь кто идет на ЭКО? Это женщины, которые имеют определенный возраст, с одной стороны, а с другой стороны — у них за плечами большое число попыток решения вопроса оплодотворения естественным путем. И то, что они решаются пойти на экстракорпоральное оплодотворение, это последняя их надежда на то, чтобы в семье был малыш. Но поскольку бесплодие, оно просто так не развивается, как правило, сама беременность при наличии такого вида оплодотворения протекает не очень гладко. Чаще всего у пациенток с ЭКО в матке находятся два, три малыша. И вступают в силу определенные механизмы, из-за которых они не донашивают детей. И где-то на 35-36-й, а порой и на 28-й неделе начинаются преждевременные роды. И тут уже встает вопрос качественного оказания медицинской помощи этим малышам. Самый маленький ребенок, которого мы выходили, появился на свет весом 640 граммов на 27-й неделе. Замечу, что этот ребенок от нас ушел не домой, а в больницу на дальнейшее долечивание. Вот такие у нас победы не победы... Я не считаю это победами, это просто та работа, которую мы должны выполнять.
— Чувствуете ли конкуренцию с новым перинатальным центром на Молочке?
— У нас не может быть конкуренции, потому что наличие одного перинатального центра — нашего — не обеспечивало оказания медицинской помощи женщинам из группы высокого риска. Поэтому сейчас и нам, и Перинатальному центру Саратовской области количества пациентов вполне хватает. Кроме того, у нас же свой профиль. У Александра Викторовича Михайлова (главврач областного перинатального центра) профилизация идет на недоношенных детей. Мы профилированы по тяжелым соматическим патологиям матери и осложнениям у матери. Но все это очень условно. Например, поступает к нам женщина с сахарным диабетом, 27 недель беременности. Что мы будем делать? Принимать роды. Кого мы получим? Недоношенного ребенка. И точно так же будем оказывать ему медицинскую помощь.
— Судя по вашему сайту, у вас в центре сейчас открыто десять вакансий. Что это — обычная текучка или все же дефицит кадров?
— Кадровые вопросы даже не у нас конкретно, а вообще в здравоохранении Российской Федерации актуальны, что и говорить. Но я, например, пожаловаться на факт текучки не могу, потому что у меня люди если и уходят, то в основном на пенсию. Я начинал работать с теми людьми, которые сейчас уже достигли пенсионного возраста, и, естественно, их надо замещать новыми кадрами. И с моей точки зрения, это естественный процесс. Кстати, когда открывался новый перинатальный центр, у меня туда никто не ушел, между нами говоря. Все остались работать здесь, с нами. У нас в коллективе сложилась какая-то такая жизненная ситуация, которая дает возможность себя чувствовать комфортно на рабочем месте. Мы все одна семья, нас всех друг с другом столько всего связывает, что сотрудники уже идут как к себе домой. По крайней мере, я так вижу. А то, что есть дефицит... У нас чем сама по себе сложна работа... Нам в принципе нужны кадры, которые уже обладают определенным уровнем знаний и умений. Потому что они сразу попадают в эту кашу. Ну вот представьте себе на секунду: 26 родов за сутки. Из них шесть-восемь операций кесарева сечения. Восемь-девять человек лежит в ПИТах (палаты интенсивной терапии — прим. авт.). И в процессе родов возникают те или иные осложнения. Тот дежурный врач, который работает в смене, он всегда должен чувствовать локоть коллеги, быть уверенным в том специалисте, который находится с ним рядом. Потому что первый дежурный врач не может объять необъятное. Он голова всему, что происходит, а остальные выполняют его указания, рекомендации.
— К слову, о кесаревых сечениях. Сколько процентов на них приходится?
— Процент кесаревых сечений у нас составляет 30-31. Почему? Потому что в нашем роддоме аккумулируется почти вся патология области. За нами закреплено 20 районов. Ежедневно к нам везут по 10-15 женщин, у которых есть заболевания сердца, сахарный диабет, почечная недостаточность, врожденные пороки сердца. И поэтому, естественно, процент таких операций будет выше. На экстренные операции приходится около 27 процентов от всех операций кесарева сечения. Это когда женщина поступила, условно говоря, с улицы, когда роды уже начались. Если бы она поступила к нам в плановом порядке, мы бы ее подготовили к родам. Также экстренная операция происходит, когда при родах возникают осложнения, например острая гипоксия (удушье — прим. авт.) плода. Или если, к примеру, начинаются проблемы с сердцебиением ребенка.
— Двойняшки и тройняшки часто рождаются?
— Последние годы в разы возросло число двоен и троен. С чем связано — не скажу. Мы валили все на ЭКО. Пять-шесть троен в год у нас есть. Но у нас одно, а в другом стационаре другое может быть.
— На ваш взгляд, информированность современных пациентов за счет интернета, телевидения, специальных журналов вредит или помогает?
— Это процесс неоднозначный. Каждый, открывая интернет, хочет увидеть то, что он хочет увидеть. И одна ситуация — когда пациентка просто хочет получить более полное представление о том, что может с ней случиться во время родов, и другая — когда идет порой обоснованный, а порой и необоснованный негатив. Мы еженедельно делаем срез информации о нашем центре, для того чтобы объективно оценить, что мы вообще делаем. И когда нам кто-то на сайте написал что-то, мы задумываемся. Но мы четко фильтруем появляющуюся информацию, где правда, а где неправда. Бывает, что начинают писать то, чего не могло быть. Но я-то это знаю, а те пациентки, которые к нам не пришли, не знают и начинают за голову хвататься и говорить: «Да там хлев». Я как считаю, нормальный человек с нормальной психикой и информированностью о системе здравоохранения в целом понимает, что ряда вещей просто быть не может. У нас сейчас около 65 процентов пациенток приезжают из области, а остальные к нам приходят из города. И не потому что у них какие-то показания, а потому что просто хотят у нас родить. И тут большую роль, на мой взгляд, играет сарафанное радио. Так что ситуация двоякая.
— Некоторые, начитавшись негатива про роддома или по каким-то другим причинам, решают рожать дома. Как вы относитесь к домашним родам?
— Я против домашних родов. К сожалению, здоровье беременных женщин в массе своей ухудшается. Тут факторов очень много. Вот все говорят, экология, экология. Да дело тут не только в экологии. Один из важнейших факторов, что около двадцати лет назад мы стали выхаживать и спасать недоношенных девочек. А сама по себе недоношенность влечет за собой целый ряд патологических моментов, когда эта девочка становится женщиной, выходит замуж и рожает. Экология, конечно, тоже влияет, и питание, и социальные факторы. Что касается домашних родов: вот она рожает, начинает ребенок задыхаться. Что мы делаем тут: три минуты — и она в операционной, и уже ребенка извлекли. А дома что делать?
— Многие решают рожать с мужем. Это чаще помогает или, наоборот, мешает?
— Вопрос партнерских родов не сегодняшний. Это практикуется уже много лет. И сколько я работаю здесь, в перинатальном центре, я помню, как к нам приходили пациентки и просили, чтобы при родах присутствовал отец ребенка. Если и муж, и жена изъявляют желание участвовать в процессе родов, то никаких проблем нет. Это хорошо. С моей точки зрения, когда муж присутствует при рождении ребенка, это сплачивает семью в какой-то степени. И потом, людям, не имеющим отношения к нашей профессии, лишний раз показывают, через какие муки проходят их жены для того, чтобы эти роды произошли. Это большое дело.
Но я должен сказать, что не всегда в коня корм. У нас бывают случаи, когда будущий отец может в процессе почувствовать себя не совсем хорошо. Приходится оказывать небольшую помощь, потому что, конечно, сам процесс родов сложный. Для человека непосвященного он может казаться достаточно необычным. Иногда мы говорим на повышенных тонах, чтобы мама в процессе родов услышала врача, а это обязательно. Иногда мы оказываем некую физическую помощь при рождении ребенка, и наши действия некоторых мужей не то чтобы шокируют, но им кажется, что что-то не так. Такое тоже бывает. Но если брать общую массу пациенток, которые рожают с мужьями, для них это явление благоприятное.
— Музыку разрешаете во время родов слушать?
— У нас анестезиологи — большие любители этих мероприятий. 95-96 процентов операций проходит под эпидуральной анестезией, пациентка не ощущает ничего неприятного, но она в сознании. Это значительно сокращает промежуток времени от рождения ребенка до того момента, как мать впервые увидит его. Ребенка извлекли, маме показали, приложили к груди, она активный участник родов. А вообще они (анестезиологи — прим. авт.) в операционной включают музыку, ставят магнитофон. Никакой попсы там нет, в основном даже не песни, а мелодии. Создается положительная аура. Абсолютное большинство женщин музыку слушает. В какой-то степени отвлекает и снимает операционный стресс.
— А расскажите поподробнее про эпидуральную анестезию.
— В спинномозговой канал вводится некоторое количество анестезирующего вещества. Сознание женщины остается прежним, также как и пульс, и давление. Но резко притупляется болевой фактор. И самое главное, что этот метод обезболивания обладает хорошей релаксирующей способностью — он расслабляет мышцы тазового дна. И это является одним из методов профилактики разрывов при родах.
Этот метод был известен еще с 50-х годов прошлого века, но применялся в других отраслях хирургии, а в последнее время стал использоваться и в акушерстве. Чем он выгоден... Если мы, например, обычно вводим препарат в дозе 2-3 миллилитров, чтобы осуществить обезболивание, то при спинномозговом введении доза препарата в сто раз меньше. Препарат находится в замкнутом пространстве — спинномозговом канале, не оказывает своего негативного влияния на состояние ребенка, тогда как любые анальгетики, а особенно если это наркотические анальгетики, в любом случае оказывают подавляющее действие на дыхательные центры плода, и он может рождаться в условиях гипоксии (удушье — прим. авт.). Третий плюс — вот женщина рожает, все идет нормально, и вдруг возникает какая-то острая ситуация, которая требует скорейшего завершения родов. И тогда мы ее берем в операционную и делаем операцию. Не надо никакого наркоза, никакого дополнительного обезболивания — время между родами и операцией укорачивается до времени транспортировки женщины в операционную.
— В Москве в ряде роддомов в последнее время практикуют так называемые вертикальные роды. В Саратове это есть?
— У нас нет понятия вертикальных родов. В процессе схваток мы разрешаем женщине находиться в таком положении, в каком ей удобно. Другое дело, что сам акт рождения ребенка должен проходить в строго определенных условиях. Это обязательно горизонтальное положение, нахождение на кровати Рахманова, присутствие акушерки, врача, возможно и анестезиолога, потому что могут возникнуть те или иные осложняющие моменты.
— В чем разница между родами бесплатными и родами по договору?
— У нас нет родов по договору. Я вообще считаю, что и с точки зрения закона, и с точки зрения морали брать деньги за рождение ребенка — это неправильно. Хотя, конечно, такие моменты, как оказание сервисных услуг, а у нас все чаще возникают вопросы, чтобы была отдельная палата, особое питание, нам в нашем перинатальном центре осуществить сложно. Вот, условно говоря, сейчас мы пять палат сделаем сервисными и будем туда класть женщин за деньги. К нам поступает пациентка. Мы ее в эту палату положить не можем, а мест в обычных палатах нет. И куда ее? В коридор. Она придет ко мне и скажет: «Сергей Михайлович, как же так? Я лежу в коридоре, а у вас пять палат свободны. Где закон Российской Федерации?» Если бы у меня было хроническое недовыполнение планов и объемов, то есть простаивали бы койки, то это реально было бы сделать. Но сейчас мы этого сделать не можем, потому что у нас постоянно идет практически 100-процентное заполнение родильного дома.
— Во время беременности женщинам обычно назначают огромное количество анализов. Все ли они обязательные или есть, если можно так выразиться, факультативные?
— Проблема в том, что состояние здоровья большинства беременных женщин, которые встают на учет, для нас белый лист. А мы должны в процессе беременности как можно раньше выявить осложняющие факторы. Кстати, очень многие женщины в процессе беременности внезапно узнают, что у них есть какие-то заболевания. Но когда пациентка живет вне беременности — это одна ситуация, а когда она носит в себе ребенка, беременность влияет на мать, мать влияет на беременность — такой симбиоз. Так что все анализы, которые мы сейчас делаем, я считаю обязательными. Больше делать не надо — я считаю, это ни к чему. Но лабораторный контроль должен быть.
— У вас под окнами находится табачная фабрика. Боретесь?
— С моей точки зрения, как может влиять табачная фабрика на пациентку и ребенка? Никак. Она пришла, девять-десять дней побыла в роддоме и ушла. То же самое с малышом. Если уж говорить о каком-то влиянии, то это на тех сотрудников, которые тут работают десятилетиями. Но сказать, что мы действительно испытываем какой-то дискомфорт, я не могу. Раньше, может, было такое. Я думаю, что они совершенствуют систему очистки воздуха. Вот мы говорим: табачная фабрика. А дорога? Сколько здесь идет сейчас машин! Такие пробки — я выхожу в шесть-полседьмого с работы и достаточно долго стою, чтобы выехать.
— На балконе многоэтажки напротив перинатального центра недавно кто-то краской написал поздравление. А в целом папы новорожденных и родственники ведут себя адекватно? Под окнами не кричат?
— Кричать не кричат. На асфальте пишут, например: «Маша, я люблю тебя». Мы к этому относимся совершенно спокойно. Главное, чтобы окна не били. Ну, бывают случаи, поэтому у нас охрана есть. Родственники могут приехать из района, немного подшофе, особенно в праздничные дни. Но мы, как правило, полицию никогда не вызываем, стараемся успокоить, утихомирить людей.
— Представляете себя в какой-то другой профессии? Из разряда «если бы я не был акушером, я бы был...»
— Нет, совершенно не представляю. Я врач в четвертом поколении. За обедом всегда были разговоры, кто кого как родил, как кесарево сечение было. Я же начинал не администратором, а врачом. Работал сотрудником мединститута. А потом меня уже пригласили сюда и я начал работать в качестве администратора. Сейчас очень много говорят о том, что руководить медицинским учреждением должен менеджер. Я не против того, чтобы был менеджер, но я против того, чтобы здесь сидел не врач, не специалист в данной области. По опыту работы столько вопросов завязано на специальности. Вот, например, нужно трубы поменять. И сразу куча вопросов: как будет работать ЦСО, как будет работать прачечная, какое белье в первую очередь стирать, ведь там что-то для детей или для беременных. В общем, это замкнутая система. И не будучи специалистом, ты не сможешь принять правильное решение. Я уж не говорю о вопросах сугубо медицинского характера.
— А практикуете сейчас?
— Я сейчас не практикую. У меня утром ежедневно проводится отчет дежурных врачей — все они десять человек собираются здесь, докладываются мне по итогам суток, отдельно звонят вечером, и я уже исходя из своего опыта даю рекомендации. Жалею, что не могу встать за операционный стол, но времени на это, если честно, совершенно нет.