Ольга Юрьевна, зампред комитета Госдумы по вопросам семейного счастья, открывает дверь в свою приемную и видит этих двоих, потолще и потоньше: оба в черных костюмах и при галстуках. Можно не сомневаться, что в карманах костюмов - удостоверения с орлом и триколором, а вместо сердец - машинки для счета купюр.
- В чем дело, господа? - спрашивает у гостей Ольга Юрьевна, когда все размещаются в ее кабинете: визитеры на креслах, в тени фикусов, а хозяйка за столом, заваленном пластиковыми пупсами, плюшевыми медвежатами, ватными котятами, резиновыми аистятами и прочей профильной дребеденью, которую так любят фотографы.
- Мы по поводу вашей собственности, -- отвечает тот, что потолще. - Появились кое-какие... э-э-э... проблемы.
Ольга Юрьевна ощущает прилив сил: как хорошо, что успела вовремя уладить все проблемы, собрать бумаги и надежно обезопасить тылы!
- Если вы о слухах по поводу якобы моих акций АО "Русский подгузник", - надменно чеканит она, - то они провокационны и абсолютно беспочвенны, могу представить необходимые документы. Кроме того, явной ложью и клеветой являются домыслы о том, что будто бы мы на паях с моей уважаемой коллегой и старшим, не побоюсь этого слова, товарищем Еленой Борисовной владеем предприятием общественного питания "У Леночки и Олечки", где будто бы используется труд граждан, еще не достигших... Короче говоря, всё - вранье. Наглое и ничем не подтвержденное. Можете проверять сколько угодно. А то немногое, что получено в наследство от прабабушки или нажито непосильным трудом, занесено в мою официальную декларацию, представленную к вам в налоговые органы... Вы ведь из ФНС, да? Я правильно поняла?
- Нет, Ольга Юрьевна, мы не из ФНС, - качает головой тот, кто потоньше. - Хотя наш визит, вы правы, имеет самое прямое отношение к вашей декларации. Скажите, нежилое помещение, а именно сарайчик в вашем родном городе, на пересечении улиц Садовой и Огородной, действительно принадлежит вам?
Ольга Юрьевна смутно припоминает деревянную развалюху, в которой ее двоюродный дедушка хранил лодочный мотор. Давно уже следовало разобрать на доски эту рухлядь, но все некогда заехать на историческую родину. Много, очень много важных дел в столице...
- Верно, - говорит хозяйка кабинета, - и это нежилое, как вы справедливо заметили, помещение, в декларацию внесено, а налог на недвижимое имущество выплачен. У вас есть ко мне претензии?
- К вам нет, а вот к сарайчику есть, - отвечает тот, который потолще, и неожиданно произносит что-то вроде: «Хрен тебе!»
(По этическим соображениям мы не можем даже намекнуть, как на самом деле звучит первое из произнесенных персонажем слов, но поверьте: это очень-очень плохое слово!)
- Как вы смеете?! - гневно вскрикивает Ольга Юрьевна.
Не то чтобы она вообще не знала значения этого односложного слова или ни разу не слышала, как старшие ее товарищи по Нижней Палате в кулуарах использовали его в качестве универсального адреса, куда за считанные секунды можно отправить любого. Но... Чтобы вот так, без повода, без предупреждения, да еще в ее кабинете!..
- Извините, мы тут не при чем, - нисколько не смущаясь, говорит тот из гостей, который потолще. -- Пришлось озвучить, служба такая. Вот, извольте ознакомиться с уликой. - И гость, привстав с кресла, протягивает Ольге Юрьевне конверт.
В конверте - цветное фото. На фото - ее сарайчик. На наружной стене сарайчика - именно то злополучное выражение, включающее то самое слово из трех известных букв: ярких, сочных и крупных. Каждая буква - сантиметров сорок в высоту, а то и все полметра. Видно далеко, перепутать невозможно. И это явно не фотошоп.
- Черт... - в растерянности шепчет Ольга Юрьевна, продолжая машинально вертеть в руках фото обезображенной стены сарайчика.
- Да уж, - вежливо соглашается визитер, который потоньше. - КоАП, статья 20.1, мелкое хулиганство, штраф до тысячи рублей или административный арест до пятнадцати суток.
- Но вы же, конечно, не думаете, что это Я написала? - говорит Ольга Юрьевна. - Вы же понимаете, что я тут не подозреваемая, а, наоборот, потерпевшая? Это ведь мою собственность изгадили!
Гости переглядываются, хмыкают, пожимают плечами.
- Для того чтобы признать вас потерпевшей, у нас слабовата доказательная база, - отвечает, наконец, тот, который потолще. - Мы можем, конечно, назначить почерковедческую экспертизу, но учитывая, что надпись явно выполнена с помощью баллончика с краской и стандартного буквенного трафарета, выявить особенности индивидуального почерка не представляется возможным... Может, это и вправду не вы написали, а, может быть, как раз и вы. А так как собственность ваша и вы это только что засвидетельствовали сами, ответственность ложится на собственника. То есть на вас.
- Но это же вздор, чепуха, нелепица, бред собачий! - всплескивает руками Ольга Юрьевна. -Если кто-то, например, угонит чужой автомобиль и совершит наезд, владелец же не будет за него отвечать, верно?
Гости улыбаются и дружно кивают.
- Очень хороший пример, -- говорит тот, что потоньше. -- Если владелец транспортного средства своевременно заявит об угоне, то с него, конечно, будет сняты обвинения в ДТП... Я извиняюсь, Ольга Юрьевна, а вот вы заявляли об угоне... ну то есть, конечно, об акте вандализма в отношении сарайчика? Надпись сделана не менее недели назад. За прошедшее время вы обращались с соответствующим заявлением в правоохранительные органы? Если нет, то, значит, вы не увидели в факте этой надписи правонарушения. Или сделали ее сами. И в том, и в другом случае ответственной становитесь вы.
-- Ладно, - вздыхает Ольга Юрьевна, - ваша взяла. Я готова заплатить штраф в тысячу рублей. Вы довольны, господа?
Гости вновь переглядываются и дружно мотают головами.
- Не все так просто, Ольга Юрьевна, - говорит тот, что потолще. - Вы представляете, что подумают дети, когда увидят эту надпись? Какие моральные страдания это может у них вызвать? У них может снизиться успеваемость, успехи в спорте, развиться циничное отношение к нашим ценностям. Нецензурная брань - это серьезный вызов общественной нравственности, тут формальных подходов быть не может, а уж нецензурная брань в СМИ...
- Но позвольте! - перебивает зампред думского Комитета по вопросам семейного счастья. - Вы уж, простите, черт те что городите! Это не СМИ! Это! Обычный! Сарайчик! Са-рай-чик. Четыре стены. Крыша. Внутри - старый лодочный мотор. Всё.
- Э, нет, не всё, - усмехается визитер, который потолще. И грозит ей толстым пальцем-сосиской. - Нас не волнует то, что внутри. В сфере нашей компетенции - то, что снаружи. Если не ошибаюсь, ваша же Госдума приравняла популярных блогеров к СМИ. А что такое блог? Тот же самый забор или, как в данном случае, стена сарайчика. И даже опасней: посетитель сети Интернет, открывая знакомый блог, обычно знает, что его там ждет. А теперь представьте человека, который просто идет по улице или едет мимо на машине. Ничего не подозревает, думает о прекрасном. И вдруг случайно натыкается, простите, на это... Вы помните, что во время думского обсуждения говорила упомянутая вами депутат Елена - не побоюсь этого слова - Борисовна? Я цитирую: "Пользователи должны отвечать за свои действия. Тем более что дети не способны критически оценить то, что они читают в интернете..."
- К вашему сведению, - сердито шипит Ольга Юрьевна, - по новому закону, который мы приняли, к СМИ приравнены не все блоги, а только самые популярные! Три тысячи посещений в день!
- К вашему сведению, - хихикает один из визитеров (у Ольги Юрьевны уже все плывет перед глазами, и она не может разобрать, толстый это или тонкий), - у нас есть справка из ГИБДД, насчет интенсивности движения в этом месте и плотности пассажиропотока. Здесь рядом проходят три автобусных маршрута и троллейбусный. У вас очень популярный блог, который могут читать более десяти тысяч жителей города в день. Так что теперь, по вашему закону, вы обязаны разместить там фамилию, инициалы, электронный адрес.
- Где "там"? - с тоской переспрашивает зампред Комитета по семейному счастью.
- На сарайчике. И учтите: вплоть до завершения следственных действий надпись уничтожать нельзя - вещественное доказательство. Но вы можете разместить фамилию и адрес сразу под ней... Кстати, там, на стене еще много свободного места. Вы блог-то будете продолжать вести или как? Народ интересуется.